Мы познакомились, гуляя с маленькими детьми — живём на соседних улицах. Юля — очень открытый, красивый и добрый человек. И я не слишком удивилась, когда она, юрист по образованию, оказалась в фонде помощи детям, оставшимся без родителей; когда стала адвокатом и всего через год работы была награждена особой грамотой управления министерства юстиции. А недавно имя Юлии БОГОДИСТ прозвучало на всю страну: она выиграла дело семьи Лицегевич, в которой семерых приёмных детей забрали у родителей за то, что один из мальчиков пришёл в детский сад с косичкой.
О проблеме отверженности сирот, правах волонтёров и многом другом мы разговаривали в офисе «Центра бесплатной юридической помощи» Первой Красноярской краевой коллегии адвокатов, куда хорошо знают дорогу бывшие красноярские детдомовцы.
— Юля, меня всегда поражают люди, которые живут не только для себя и своей семьи. Честно скажу, меня хватает только на близких. Как тебе удаётся совмещать дом, работу, общественные дела, помощь детям-сиротам?
— Вообще говоря, я не занимаюсь волонтёрством в классическом понимании, просто помогаю тем, кому нужна помощь, чем могу: это желание со мной с детства. Но дети, лишённые родителей, появились в моей жизни не так давно. Когда я сидела в декрете с младшей дочкой, бывшая коллега предложила подработать юристом в благотворительном фонде «Счастливые дети», помогающем сиротам. Он тогда только открывался, и нужен был человек, который сможет работать с документами. Позже я узнала о направлении по уходу за малышами от рождения до 4 лет, оставшихся по тем или иным причинам без родителей.
Я подумала: задание несложное. Но когда зашла в эти боксы с детьми-отказниками в 20-й больнице… В общем, меня затянуло. Сначала занималась юридическими вопросами, затем стала совмещать работу юриста и куратора программы «Больничные дети», которая теперь называется «Хочу на ручки!». На несколько десятков больных малышей приходится по одной медсестре, а ведь каждому нужен кто-то рядом! На тот момент в фонде работали две няни на два бокса, где лежали от 3 до 12 одиноких малышей. Рабочий график нянь был на полдня ежедневно, кроме выходных, но этого было очень мало. Тогда мы в фонде задумались, что нужно развивать индивидуальный уход, написали проект, под который получили краевую субсидию. Непросто всё продвигалось, ведь сироты у нас — закрытая тема, всё конфиденциально. С ума сойти, сколько вопросов приходилось решать. Но в итоге уже сейчас к больным детям-сиротам приходят няни. Удалось сделать так, что программа работает во всех детских больницах города.
Подчеркну, няни — это не волонтёры, они получают зарплату за свою работу. Невозможно к такому делу с большими временными и физическими затратами привлечь волонтёра: он достаточно свободный человек и не может быть привязан так надолго.
Пока я работала в фонде, удалось начать реализацию проекта «Здоровая улыбка». У детдомовских детей очень плохо с зубами. Я объезжала стоматологические клиники Красноярска и спрашивала, кто может бесплатно полечить таких пациентов. И многие соглашались, каждая клиника приняла по несколько ребятишек. Заключали договоры, лечили сиротам зубы до полной санации. Проект «Здоровая улыбка» работает и сейчас.
— Теперь ты уже не имеешь отношения к фонду?
— Да, я ушла, но продолжаю ему помогать. Фонд не был для меня источником дохода. Хотелось и профессионального роста, так что я сдала экзамен и получила статус адвоката. Ровно год работаю в этом статусе. Но дела, которыми занимаюсь, той же тематики: в основном это бесплатная юридическая помощь выпускникам детских домов и опекунским семьям. Например, помогаю сиротам получить положенное им по закону жильё.
— А как ты оказалась в резонансном деле Лицегевич?
— Опять же через «Счастливых детей». Любовь Петровна ЛИЦЕГЕВИЧ со старшей дочерью искали в Интернете, кто занимается помощью детям-сиротам, и вышли на фонд. Оттуда позвонили мне. Это было 29 октября, а 1 ноября вышло постановление местной администрации, согласно которому из дома должны были забрать детей. Увидев, какая абсурдная сложилась ситуация, я согласилась стать адвокатом семьи — частным, поскольку дело происходило в другом регионе, в Хакасии.
По моему совету мать и старшие дети сняли происходящее на видео. Семерых младших забрали, а 14 ноября я подала заявление в суд. Написала и уполномоченному по правам ребёнка в Хакасии, и в прокуратуру — куда только не обращалась. Но никто тогда не отреагировал должным образом. В первом судебном заседании 1 декабря я подавала ходатайство о применении мер предварительной защиты, чтобы вернуть детей домой до вступления решения суда в законную силу, но получила отказ.
Коротко о самой истории. Семерых приёмных детей по решению администрации Боградского района забрали из семьи в селе Первомайском ещё до суда. Поводом стали длинные волосы одного из мальчиков, посещающего детский сад (при этом ребёнка постригли ещё летом). По мнению органов опеки, мать не обеспечивала должный внешний вид детей и плохо выполняла обязанности по их воспитанию, в частности, «тендерному», как значилось в документах.
На предварительном заседании по делу я услышала, что мать якобы нарушала принципы программы гендерного воспитания. Разыскала, что за программа — слыхом о ней не слыхивала, хотя у меня двое детей. Оказалось, есть такие рекомендованные в детсадах установки, как заниматься воспитателям с детьми разного пола. Никакого официального статуса они не имеют!
На заседание 13 декабря я приехала в Хакасию вместе с психологом Николаем ЩЕРБАКОВЫМ из фонда и журналистом «Новой газеты» Алексеем ТАРАСОВЫМ. Через два дня вышла его статья — и понеслось…
— Об этом деле узнала вся страна?
— Да. Им заинтересовалась и прокуратура, и следователи, и правозащитники, и институт уполномоченных по правам ребёнка, о нём написали многие издания, включая «Российскую газету». Звонили даже из Англии, где работает международная организация помощи гражданам, пострадавшим от произвола властей. Представляешь, они готовили для отправки в Хакасию международную петицию.
— В чём всё-таки состояла суть конфликта?
— Суть, вероятно, денежная. К примеру, в Хакасии задерживали выплаты опекунских денег, а приёмная мать высказалась об этом по телевидению, как узнал Тарасов. Кроме того, она отказалась дать денег на ремонт детского сада. И ей, вероятно, объявили войну. Кроме того, я считаю, всё дело в вопиющей некомпетентности и органов опеки, и чиновников.
Любовь Петровна Лицегевич больше двадцати лет воспитывала чужих детей. Всего их у неё 20 и одна кровная дочь. История типичная: вышла замуж, долго не получалось родить ребёнка. Затем они с мужем решили удочерить девочку и взяли двух, а через несколько лет родилась своя. После Лицегевичи постоянно брали детей под опеку. Все они называли её мамой. Тем, кто уже вырос и уехал из дома, Любовь Петровна помогает до сих пор.
Когда в начале декабря из семьи увозили семерых несовершеннолетних, у двоих старших, подростков, даже мнения не спросили, хотя они категорически отказывались ехать. Жуткий беспредел, никаких экспертиз проведено не было. Мне кажется, власти не думали, что мать будет так активно бороться за возвращение детей. При этом Любовь Петровна не доверяла местным адвокатам, наотрез отказалась работать с ними и обратилась в другой регион.
— Теперь тебе поступает много таких предложений?
— Пока нет. Скажу — к сожалению. Поскольку вопросов, касающихся прав детей-сирот, очень много.
— Почему эта давно болезненная тема по-прежнему не слишком открыта для общественных обсуждений?
— Моё субъективное мнение: сироты — это определённый источник дохода для многих структур. С другой стороны, детские дома, приюты находятся на самой периферии общественного сознания. Задумываются о проблеме в основном те, кто с ней сталкивается, например, решая взять ребёнка из детского дома в свою семью.
Как уже не раз писали и говорили, у нас любят заваливать сирот новогодними подарками. Но никто никогда не углубляется в проблемы детей, не интересуется, что им нужно на самом деле.
Просто приносят подаяние, и детдомовцы для многих стали вроде объекта для замаливания грехов. На самом деле этим детям не нужно ничего, кроме взрослого близкого человека. И вот здесь появляется потребность в волонтёрах-наставниках.
— Насколько легко отыскать волонтёров для детского дома?
— К счастью, таких людей становится всё больше. Программу наставничества в детских домах реализует фонд «Счастливые дети». В обязательном порядке будущие наставники посещают школу волонтёров — такие занятия необходимы. Среди обучающихся много молодёжи. В основном девушки. Но не только. В моей юридической практике был такой случай: мужчина пришёл узнать, как стать опекуном. Говорит: я не женат, мне же не дадут! Я объяснила: в законе у нас нет разделения по половому признаку. Посоветовала ему сначала стать наставником. И он действительно пошёл в волонтёры. Встретил своего будущего подопечного, долго общался с ребёнком, и всё получилось...
— Насколько само волонтёрство находится в правовом поле? Легко ли людям, которые добровольно хотят что-либо делать, преодолевать барьеры системы? Нередко бывает так, что волонтёрам ставят палки в колёса: например, в хосписе, где вроде бы их должны встречать «на ура»…
— Проблем тут достаточно. Правовой статус добровольца определён лишь частично. Понятия «доброволец» и «волонтёр» у нас по закону разные. Потому сейчас как раз принят новый федеральный закон о волонтёрстве.
Трудностей у самих волонтёров немало. Некоммерческие организации, которые курируют их работу, не всегда объясняют, что именно и как нужно делать. Обучают волонтёров очень редко, хотя обычно у человека нет ничего, кроме доброго порыва, и ему нужна конкретная помощь. Никаких договоров между НКО и волонтёром не заключается. В итоге некоммерческие организации подрывают к себе доверие органов власти или предпринимателей, а сами теряют такой ценный ресурс, как волонтёрская работа.
Можно понять администрацию учреждений: годами они работают с проблемой, и тут приходят какие-то люди и говорят, что готовы всё изменить. Часто учреждения видят в волонтёрах только рабочую силу для малоквалифицированного труда, не рассматривают их в качестве партнёров. Это тоже одна из проблем. У нас в стране не развита культура благотворительности, волонтёрства. Поэтому работать здесь нужно со всем обществом в целом…
— Как именно?
— Благотворительные организации должны пытаться донести до учреждений, что им можно доверять. Должны готовить волонтёров, помогать им, обучать и поощрять их. А перед самими волонтёрами ставить очень чёткие задачи. И оформлять отношения с ними юридически, чтобы инициатива могла вырасти до хорошей профессиональной помощи.
Наверное, чтобы не было палок в колёсах, волонтёрам лучше объединяться в НКО с конкретной программой и целевой аудиторией. Не нужно выходить на учреждения в одиночку — правильнее действовать от имени НКО или волонтёрского движения.
Кстати, в прошлом году в Красноярском крае был создан Совет по добровольчеству при губернаторе. Он в том числе будет заниматься поддержкой добровольцев.
— А конкретнее? Тем, кто захочет стать волонтёром, помогать детям из детских домов — куда обращаться?
— Позвонить в фонд, пройти тестирование, затем обучение. А главное, надо осознавать эту потребность у себя в душе. Кстати, детям нужна не только моральная или финансовая, но и физическая помощь: например, что-то починить, приколотить… Или в учёбе — в детских домах уровень образования очень низкий.
В любом случае, помогая, нужно чётко понимать, что ты можешь дать ребёнку, чтобы потом его не обмануть. Детдомовские дети очень быстро привязываются к взрослым и вдвойне страдают от предательства. Нельзя, решив ходить к ним, вдруг передумать. Так что не стоит принимать быстрых решений.
В любом случае надо сначала определиться, кому именно вы хотите помочь. Ведь помощь бабушке или ребёнку — разная. Собираясь стать наставником для сироты, надо понимать особенности его психологии, возраста, сознавать, что именно вы хотите получить, помогая ему, сколько времени готовы на это тратить…
— Что самое страшное в том, с чем тебе приходится сталкиваться во время работы с детьми из детских домов?
— Безразличие взрослых, тех, кто отвечает за сирот. Я сходу могу отличить детдомовца от ребёнка, который находится в опеке, и ребёнка из обычной семьи. Система оставляет на приютских детях колоссальный отпечаток, который не смоешь ничем.
Как адвокат я оказывала бесплатную юридическую помощь примерно четырём десяткам сирот — выпускникам детских домов, и лишь 3-4 человека из них можно назвать сознательными гражданами, самостоятельными людьми, имеющими какие-то стремления. К примеру, есть девочка, которая учится на бюджете в Институте нефти и газа СФУ. Всего добилась сама. Её родители сдали в приют в 14 лет.
— Неужели так бывает? В фильме «Нелюбовь» Андрея ЗВЯГИНЦЕВА мне это намерение героев, родителей пропавшего мальчика, показалось нереальным…
— Да сплошь и рядом! Часто ребёнка сдаёт в приют родной отец, например после смерти матери… Но и родные мамы тоже иногда поступают так.
Так вот. Основная масса детдомовцев вообще не ориентируется в жизни. Про это тоже много пишут. Помогая в получении квартиры, чему только не приходится их учить: как написать письмо, как подписать конверт, как отправить его через почту… Да что там, они не умеют ни приготовить себе поесть, ни совершить покупку в магазине. В системе вся их жизнь расписана, встают по будильнику, ложатся по команде. Это как в местах лишения свободы, где атрофируется любое желание работать. Приютские дети в таком режиме живут с детства. Их ругать-то за что? Мы сами воспитываем их такими.
Им никто не дал в руки удочку, чтобы научились ловить рыбу. Жалко этих ребят не потому, что они сироты, а потому, что они легко становятся жертвами обмана, остаются без квартиры, например, поскольку совершенно не приспособлены к жизни и ничего о ней не знают. Не умеют примерять на себя социальные роли, не могут вести диалог. В общении приютские дети отвечают агрессией на любое замечание. Словом, проблем не перечесть. И после выпуска из детдома их обязательно надо сопровождать, помогать им. Здесь тоже пригодились бы волонтёры-наставники.
— Можно ли хоть что-то сделать, чтобы ситуация изменилась?
— Думаю, да, но должно пройти немало времени, чтобы переключились установки в сознании людей. Во-первых, нужно делать упор на квалифицированные кадры. Специально обучать педагогов или общественников работе с сиротами. Сейчас даже в органах опеки так много некомпетентных… Взять боградскую историю. Самое обидное, что виновники ситуации так ничего и не поняли.
Когда мы опрашивали там свидетелей со стороны защиты — простых людей, деревенских, они и то понимали абсурд происходящего. На вопрос, соразмерно ли наказание нарушению — длинным волосам ребёнка, все отвечали: да что вы! Зато свидетели со стороны обвинения — директор детского сада, воспитатели, завхоз — приводили такие «аргументы»! Например, что Любовь Петровна в одиночку съела мороженое, а не принесла его детям. Или что у Лицегевичей во дворе летают мухи. А ведь они держат голов сорок скота. Достаточно посмотреть на их руки — эти люди всю жизнь пашут. Видимо, в своём селе считаются более-менее зажиточными, отсюда и зависть.
Когда детей вернули, как они бросились обнимать родителей! Никто не заставит детей обнимать монстров.
— Ты всё время сталкиваешься с детьми, у которых трудная судьба, с их трагическими или просто грустными историями. Как со всем этим справляешься?
— Николай Николаевич Щербаков как-то сказал мне: не стоит подходить к сиротам с одним лишь чувством жалости. Помогай им, если чувствуешь в себе силу и желание помочь. Если этого нет — отойди, не рви душу. Так я и стараюсь действовать. Хотя иной раз, бывает, почитаешь документы, вникнешь в чьё-нибудь дело — дома даже разговаривать ни с кем не хочется, долго приходишь в себя.
Я всегда на связи со своими подопечными — теми, кто обращается за юридической помощью. Отвечаю на любые их звонки и смс, они добавляют меня в свои группы. Иногда приходится по 25 раз объяснять, что нужно сделать.
— Как ты оцениваешь настроения в обществе сегодня? Хуже ли стали отношения между людьми?
— С одной стороны, тех, кто хочет помогать другим, становится больше. Детей стали чаще брать в семьи. С другой… Иногда мне кажется, что мы живём в обществе сирот — так часто приходится сталкиваться с детьми, которых бросили родители. И это отвержение детдомовцев, о котором мы говорили, я не знаю, с каких времён оно пошло. «Фу, детдомовец, сирота» — на это отношение натыкаешься постоянно. И это замкнутый круг: становясь взрослыми, часть сирот сами сдают детей в детский дом. У них отсутствует чувство привязанности. Это огромная психологическая проблема — люди не умеют любить, ценить, беречь друг друга. Нередко возникает ощущение, что мы живём в больном обществе. Многие зациклены на материальных благах.
Маленький пример из жизни: в морозы забирала дочку из детсада. Рядом одевала ребёнка мама, которая не смогла завести машину. У неё никак не получалось вызвать такси, и я предложила: давайте довезу вас до дома. Ты не представляешь, что говорила четырёхлетняя девочка! «Мама, они и правда нас довезут? Они что, просто так? Без денег? Потому что я подруга, да?». Причитала всю дорогу. Дочка потом сказала мне: «Мама, как мы хорошо с тобой поступили». Мне кажется, главное, что мы должны воспитывать в своих детях сегодня — неравнодушие.
— Какие у тебя планы на будущее?
— Когда-то я мечтала быть судьёй, но с этим не сложилось. Продолжу заниматься адвокатской деятельностью.
— Мне кажется, эта роль тебе подходит намного больше.
— Правда? Одна моя недавняя знакомая сказала: я думала, вы учительница. Наверное, потому и дела мне достаются в основном семейные.
Татьяна АЛЁШИНА