Сибирь как кейс: время состоявшихся перемен

— Ринат, какой путь прошла книга от замысла до выхода в свет?

— Никак не меньше десяти лет. С момента сбора фактажа, работы с источниками, специальной литературой. Туда же включаются встречи, общение с современниками тех лет — носителями ценного опыта, знающими не понаслышке, как принимались и претворялись в жизнь решения.

Когда исследователю тема интересна, постоянно находишь новый материал, значимость которого дальше определяется с помощью небезызвестной бритвы Оккама (его принцип гласит: «Не следует множить сущее без необходимости» — ред.). Хороший добавился сюжет — вносишь в будущую книгу, пишешь статью. Множишь сущности — значит, в черновик, потом обязательно пригодится как минимум для новой книги.

— С какого момента в Советском Союзе происходит поворот к теме индустриального освоения Сибири?

— Как только возникло само советское государство. Если будем отсчитывать с момента разработки плана ГОЭЛРО, а это 1920 год, то точно не ошибёмся. Но «Кейс «Сибири» обращается к наиболее интенсивному, последовательному и масштабному периоду советского экономического освоения Сибири, стартовавшему во второй половине 1950-х годов. Если хотите, XX съезд КПСС — это не только развенчание «культа личности», но и тот самый разворот государства на восток: принимается целый ряд директив по развитию Сибири.

Довоенный период (хотя в это время возникает Урало-Кузнецкий комбинат) и в особенности первое послевоенное десятилетие были ориентированы всё же на восстановление и развитие старых промышленных центров на западе страны. Но ресурсы небезграничны, уже в 1950-х остро ощущается проблема гарантированного энергоснабжения предприятий запада Советского Союза. Дешёвая генерация виделась на востоке. Так возникает энергетическая триада сибирского проекта: гидрогенерация, тепловая и атомная энергетика. Не забывайте, вторая в Союзе атомная станция возникает именно в Сибири — в Томске-7, сейчас это город Северск.

— Что в это время происходит в Восточной Сибири, в том же Красноярском крае?

— Почти вся первая глава «Кейса «Сибирь» посвящена структурным экономическим переменам в регионе. Знаковым является август 1947 года, когда в Иркутске проходит конференция по изучению производительных сил с участием Академии наук СССР. Выдвигается идея создания «промышленного комплекса нового типа» в субрегионе по периметру Красноярск — Енисейск — Усть-Кут — Иркутск.

По сути, речь шла о закладке Ангаро-Енисейского промышленного узла. К Енисейску даже планировалось протянуть силами заключённых железную дорогу из Красноярска. В книге говорится о создании «Исправительно-трудового лагеря строительства железной дороги Красноярск — Енисейск», сразу же расформированного в год смерти Сталина.

В крае получают развитие либо создаются новые промышленные узлы: Красноярский, Ачинско-Назаровский, Абакано-Минусинский.

Безусловно, было понимание, что это крайне дорогостоящая история. Потребуется сверхсильное напряжение материальных и человеческих ресурсов. Строить в Сибири в полтора-три раза дороже, чем в западных областях. Сами сроки строительства удлиняются во столько же. Даже внутри Сибири разброс получался значительным — стоимость соцобслуживания в Норильске оказывалась в 3,5 раза большей, чем в Красноярске. Добавьте к этому ввод «северных коэффициентов» в оплате труда.

В итоге Госплан вырабатывает три принципа, на которых должен базироваться сибирский проект. Это, во-первых, совершенствование территориально-отраслевой структуры. Далее, требовалось максимально механизировать, автоматизировать и электрифицировать предприятия на востоке страны. Использовать машины и механизмы в «сибирском» и «северном» исполнении, которым не страшны низкие температуры и вечная мерзлота. И, наконец, жёсткая экономия трудовых ресурсов. Стараться не строить заводы, требующие большого персонала.

— В «Кейсе «Сибирь» говорится, что в это же время возникают серьёзные противоречия во взглядах на развитие региона между центром и местными специалистами исследовательских институтов…

— В конце 1950-х годов по приглашению красноярского совнархоза в край прибывают учёные-исследователи из Института экономики и организации промышленного производства (ИЭОПП) СО АН СССР. В регионе разворачивается масштабное социоэкономическое обследование, под которое подпадают западные и южные районы Красноярского края.

Приезд учёных из только-только образованного в новосибирском Академгородке института был продиктован острым кадровым кризисом, с которым столкнулся край. За один только 1959 год по тресту «Ачинскалюминстрой» сменилось более половины работников. На строительстве Назаровской ГРЭС текучесть кадров вообще достигла 60%. А это потери трудовых ресурсов — раз, вынужденные простои в работе — два и перерасход средств на «подъёмные» и оплату труда — это три. Надо было срочно что-то предпринимать.

В результате ИЭОПП рекомендует безотлагательно развивать лёгкую и пищевую промышленности непосредственно в Сибири — мера, диаметрально расходившаяся с позицией Госплана.

— Почему?

— Указанные отрасли Госплан рассматривал для Сибири как сугубо вторичные, более того, даже отвлекающие столь дефицитные трудовые ресурсы. Отсюда, кстати, и идея поставлять из западных районов в Сибирь большую часть продуктов потребления. Даже невзирая на расстояния в 2—3 тысячи километров и более.

Но тот же красноярский совнархоз прислушивался к мнению ИЭОПП. Завязывается концептуальная дискуссия, которая является центральной темой «Кейса «Сибири».

— Как и вопросы, по которым эта дискуссия ведётся. Например, «женская» тема…

— Да, вопрос о женской занятости возник неожиданно и оказался, пожалуй, одним из наиболее острых. Индустриализация Сибири в корне изменила структуру занятости, появилось больше условно «мужских» предприятий. Сама востребованность именно мужских рабочих рук стала существенно выше. Фактор сильно давил на закрепляемость кадров в регионе, женщинам сложнее было найти необходимую работу.

Госплан знает об этой проблеме. Но ничего не хочет слышать о тех же лёгкой и пищевой индустриях, где женский труд более востребован. Предлагается вариант с трудоустройством на базовые для Сибири предприятия, например химической отрасли. Или сфера обслуживания. В этом вопросе Госплан поддерживал иркутский Институт географии Сибири и Дальнего Востока СО АН в лице его директора профессора Владимира ВОРОБЬЁВА.

Новосибирцы, наоборот, показывают большую гибкость в вопросе. Они исходят из ресурсных возможностей конкретной территории. Если возможности позволяют, то следует вводить то же текстильное, мебельное или обувное предприятие. Это могло серьёзно снизить давление «женского» фактора.

— И региональные власти прислушались к рекомендациям ИЭОПП?

— Причём реакция оказалась оперативной. Край принимает меры по устранению резкого перекоса в занятости. В Черногорске вводится крупный камвольно-суконный комбинат (КСК), в план включается строительство там же двух трикотажных фабрик.

По Ачинско-Назаровскому узлу мы наблюдаем ту же тенденцию. К середине 1960-х в Назарове появились мебельная и швейная фабрики, хлебокомбинат, комбинат бытового обслуживания.

— Насколько этот советский опыт осмыслен современными исследователями, какие близкие по проблематике к «Кейсу «Сибирь» издания можно назвать?

— К огромному сожалению, исследовательских работ по социо-экономической проблематике Сибири послевоенного периода в наше время выходит крайне мало. Навскидку назову двухтомник «Деятельность государственных организаций по индустриальному освоению Сибири в XX – начале XXI веков», подготовленный Институтом истории СО РАН.

И никак нельзя обойти знаменитую «The Siberian Curse» или «Сибирское бремя» Фионы ХИЛЛ и Клиффорда ГЭДДИ из Института Брукингса (США), вышедшую в 2003 году и наделавшую много шума. Ещё до того, как книга была издана на русском языке, она, по сути, запустила масштабную научную дискуссию. Кстати, одну из последних на моей памяти. «СОРАНовская» «Стратегия экономического развития Сибири», обсуждавшаяся примерно в то же самое время, равно как и «восточная» правительственная инициатива Внешэкономбанка 2012 года по созданию отдельной госкорпорации, имели меньший резонанс.

— А между «Кейсом «Сибирь» и «The Siberian Curse» есть идейная перекличка?

— Вряд ли. Тут два обоснования. «Кейсу «Сибирь» интересна тема интеллектуальных идей, поиска в Советском Союзе путей развития Сибири, проблема климата в ней проходит фоном и очень пунктирно. Книга — в нюансах, тонкостях исторического момента, она пытается дистанцироваться от общепонятийных подходов.

Американское же издание сконцентрировано на теме неблагоприятного воздействия климата на эконом-географию Сибири и Дальнего Востока. Дальше авторы уже оценивают величину издержек из-за этого для российской экономики.

Вообще, было бы любопытно, если бы Институт Брукингса как крупнейший think tank по изучению постсоветского пространства продолжил линию «Сибирского бремени». Но, насколько я знаю, пока Фиона Хилл не планирует возвращаться к тематике siberian studies.

Хотя «Сибирское бремя» — крайне парадоксальная для своего исторического контекста книга.

— Интересно, почему же?

— Несмотря на довольно негативную и эмоциональную реакцию, которую встретила книга в России, полагаю, ей цены бы не было в советском Госплане. Смотрите, авторы пишут, что ошибкой стали вовсе не индустриализация и урбанизация в Сибири, а излишний акцент на производства, требующие большого количества трудовых ресурсов. А ведь это именно то, чего Госплан требовал не допускать на востоке. Как видите, перекличка налицо.

— Вернёмся к вашему «Кейсу…». С чем связано появление в книге «китайской» линии?

— Когда я ещё обсуждал идею и структуру книги с коллегами, много было пожеланий, чтобы книга обозначила и некие исторические параллели. На мой взгляд, хороший методологический пример продемонстрировал Китай. В начале 2000 года страна приступила к масштабной программе развития своих западных территорий. Дасибэй (Северо-Запад) и Дасинань (Юго-Запад) для Китая стали тем, чем для России являются Сибирь и Дальний Восток — территориями перманентного фронтира. И там, и там общие вводные установки, с поправкой разве на то, что Китай внимательно изучал советский опыт, анализируя плюсы и минусы сибирского проекта.

В «Кейсе «Сибирь» есть даже специальный раздел о системе межрегионального кураторства. Да-да, речь идёт о немного подзабытой «шефской помощи». В Китае, например, Шанхай брал обязательства поддержать провинцию Юньнань, а Пекин — Внутреннюю Монголию. Думаю, «китайская линия» усилила книгу, сделала возможным некий компаративистский взгляд, конечно же, с поправкой на время.

— Известно, что одна из глав книги — «Сибирские города» — участвовала на правах статьи в федеральном конкурсе и стала его лауреатом.

— Да, и это один из элементов научной верификации. Федеральный конкурс научных работ в сфере государственной национальной политики и управления миграционными процессами в России был проведён в 2016 году под эгидой Правительства Москвы. Будущая глава, а тогда — научная статья, вошла в финальный шорт-лист из трёх работ. Принципиально, что жюри конкурса представляли научные сотрудники Института этнологии и антропологии РАН.

Останавливаться на этом не будем. Есть тесное сотрудничество с краевой научной библиотекой, руководству которой я очень признателен за поддержку. В частности, мы уже подали совместную заявку на участие в одной из крупнейших национальных премий среди научно-популярных изданий.

— После выхода книги были какие-то отзывы, советы, показавшиеся интересными?

— Один из самых хороших советов прозвучал от Евгения Александровича ВАГАНОВА, научного руководителя Сибирского федерального университета. Он был в числе первых, кто получил книгу только-только из печати. И на КЭФ у нас произошёл разговор, где Евгений Александрович рекомендовал издать «Кейс «Сибирь» ещё и в электронной версии. Согласен, это абсолютно правильный вариант движения.

— Насколько полезной книга может оказаться в контексте возникшего сейчас проекта «Енисейская Сибирь»?

— «Енисейская Сибирь» хороша тем, что ставит на повестку идею качественных перемен в жизни людей огромного региона. «Кейс «Сибирь» обращается к нашему недавнему общему опыту, общей истории, судьбе. Если нивелировать и выхолостить методологию 1950-1980 годов, свести её к опосредованному набору схем и догматов, мы тем самым чрезвычайно упростим не только советскую индустриальную практику, но и нашу экономическую действительность.

«Кейс…» оперирует любопытными примерами, показывающими несостоятельность того же мифа о Госплане как эдаком экономическом автократоре, породившем всё плохое и хорошее в проекте советской индустриализации Сибири. На деле мы видим целый ряд акторов перемен помимо Госплана, и книга обращает внимание на крайне важную роль, которую играли региональные власти.

— Какими на сегодня вам видятся риски «Енисейской Сибири»?

— Полагаю, что онтологически проект мог исходить из двух вариантов. Первый — это такой проектный лист с внесёнными в него планируемыми либо интересующими крупный бизнес объектами. Собственно этот вариант мы и увидели в ходе импровизированного road show на КЭФе.

И есть вариант с территориальным планированием, когда ты развиваешь свои субрегионы, заводишь туда бизнес, разрабатываешь специальные условия хозяйствования, оказываешь административную поддержку. Не самый благодарный вариант, но самый интересный и, что самое главное, рассчитанный на игру «в длинную» — его сложно бросить на четверти пути.

Уже на КЭФе бизнес стал оговариваться, дескать, возможен пересмотр инвестпрограмм в сторону сокращения. Пока более-менее держатся сырьевые рынки, от которых зависят бюджеты Красноярского края и Хакасии.

Есть и другой момент — крупный бизнес уже просит налоговые льготы. Либо создать существенные преференции на тех рынках, где работает. Готов ли будет регион пойти на сокращение собственной налоговой базы, за счёт чего тогда будут покрываться растущие социальные издержки?.. Вопросов, как видите, много.

— На ваш взгляд, какие направления были бы полезны для развития «Енисейской Сибири»?

— Исходить из экономической и культурной составляющих. Очень не хватает совместных историй, инициатив. Допустим, в советское время большие надежды возлагались на развитие Абакано-Минусинского промузла. Там должен был возникнуть целый территориально-промышленный комплекс. С опорой не только на добывающий сырьевой сектор, но на отрасли высокого передела и электротехнику. И всё это в рамках единой крупной агломерации.

Сейчас промузел располагается в двух субъектах — Хакасии и Красноярском крае. Я не предлагаю воссоздать тот грандиозный замысел, отводившийся субрегиону в прошлом. Но если попытаться завести туда проекты, интегрировать совместные инициативы, люди воочию увидели бы, что «Енисейская Сибирь» — это про них; история, меняющая к лучшему их жизнь.

И, конечно, ничто так не способствует сближению людей, как культура. Здесь заложено целое пространство возможностей: от этнопарка, где можно было бы знакомиться с культурой народов Хакасии и Тувы, до партнёрских проектов творческих коллективов.

— Ринат, есть ли моменты, не вошедшие в книгу, но на которые хотелось бы обратить внимание?

— Безусловно. В 1970-80-х советские экономисты активно изучали опыт освоения крупных пространств в США и Канаде. В частности, проекты трансаляскинского нефтепровода, развития долины реки Теннеси и другие. Делегации из Канады были довольно частыми гостями в новосибирском Академгородке.

Интересно, как полученное знание использовалось в практике советского освоения Сибири? Быть может, в проектах комплексного развития Крастяжмаша или Сосновоборского завода автоприцепов, возникших в середине 1980-х, закладывались существенные отсылки к зарубежному опыту, и у нас должен был состояться эксперимент, в чём-то опережающий своё время.

***

В завершение, скажем, что книгу «Кейс «Сибирь»: из практики советского планирования на востоке России» можно найти в магазинах «Бакен» и «Академкнига». Стиль изложения близок к научной эссеистике. А сама книга издана в удобном «карманном» покет-формате.

Валентина ЕФАНОВА