Столетняя история языка

Абырвалг. 20-е годы

О революционных изменениях в языке подробно писал А. СЕЛИЩЕВ в книге «Язык революционной эпохи: Из наблюдений над русским языком (1917 — 1926)».

Главным и самым заметным изменением стали новообразования, то есть новые слова, которые хлынули в активный словарный запас: ленинец, большевик, кулак, пионер, красноармеец, будёновка, лишенец, массовка, активист и много-много других. А ещё лексикон пополнился словами с улицы — извиняюсь, девчата, то есть теми, которые не стали литературными, но произносились они повсеместно.

Обновился состав заимствований. Их происхождение — язык Великой Французской революции: петиция, декрет, экспроприация, национализация, коммуна, комиссар, трибунал и пр.

Появились новые яркие формы выражения эмоциональности, например, суффикс -щин — для передачи негативного отношения к чему-либо: кустарщина, махновщина, ежовщина, групповщина, безотцовщина, достоевщина, военщина, казёнщина, дедовщина. Не все приведённые слова возникли в ту далёкую эпоху. Важно понять, что язык предоставляет средства выражения, а использование этих средств зависит от общества.

Но самым существенным изменением языка той поры я бы назвала сокращения. Прочтите книгу Л. ПАНТЕЛЕЕВА и Г. БЕЛЫХ «Республика ШКИД» (тоже сокращение: школа имени Достоевского) и вы почувствуете вкус речи той эпохи. Были и откровенные неудачи, например, слово УЧИТЕЛЬ как старорежимное, оставшееся от царской эпохи, предлагалось заменить на новое — ШКРАБ, то есть школьный работник. Хорошо хватило здравого смысла отказаться от этой идеи, а то бы мы не учили, а шкрабили. Отразилось увлечение сложносокращёнными словами и в именах: Владлен (Владимир Ильич Ленин), Велиор (Великая Октябрьская революция), Виль (В.И. Ленин), Новэра (Новая Эра), Ким (Коммунистический интернационал молодёжи), Военмор, Револа, Автодор.

Сокращение как словообразовательное средство за сто лет лишь упрочило своё положение в языке и речи. Вначале были: ревком, комбеды, ВЛКСМ, колхоз, нэпман, стенгазета, местком, партработник, дензнак. Сейчас — ЧМ, ДР (день рождения), МОК, АТБ, АиФ, окна ПВХ и несть им числа. Аббревиатуры главенствуют. Верно заметил М. БУЛГАКОВ: Абырвалг, сплошной Абырвалг, то есть Главрыба.

Анна АХМАТОВА в письме к чешской знакомой писала: «Была Россия, все её любили, стала «СССР» — как я могу любить это нагромождение согласных?».

Конечно, в русском языке аббревиатуры были и до революции. Но к их созданию подходили осторожно и руководствуясь важным критерием — благозвучием. Вот примеры: Лензолото, Продуголь, Рускабель. Слова приспосабливали для удобства произношения, например, в них мог быть изменён порядок следования сокращённых частей слов: Главковерх (Верховный главнокомандующий в России в Первую мировую войну). Или создатели сокращали не побуквенно и не по слогам, а произвольно: ОПОЯЗ (общество изучения поэтического языка). Главным было — избежать языковой неловкости, как в случае с Московским уголовным сыскным отделом розыска (по первым буквам — МУСОР). И, конечно, нельзя сокращать «всё, что длинно»! Иначе можно дойти до крайней степени варварства, как в случае с псевдоаббревиатурой, образованной от имени собственного — Великая Отечественная война. Существуют правила создания аббревиатур, одно из которых гласит: нельзя образовать с помощью аббревиатуры название исторического события.

20-е годы были интереснейшим временем для жизни языка, потому что создавалось много нового. Почувствовать это вы можете, почитав поэзию В. МАЯКОВСКОГО. Необычные слова, созданные поэтом, и сейчас привлекают внимание читателя — громоверзила, адище, серпастый, рука миллионопалая, ребятьё, бюрократиада — прабабушка бюрократизма, нашли у истории в пылях, разбольшущий, нью-йоркистый, шептоголосый, испешеходить и много-много других окказиональных, то есть авторских слов. Были у поэта весьма полезные для нашей речи находки — он придумал слово сиюминутный, и после его возникновения коллективный автор, то есть народ, создал сиюминутность.

Конечно, произведения Маяковского почти сразу привлекли внимание лингвистов. Но главный объект научного внимания — живая разговорная речь. Был даже создан Институт живого слова, в котором наблюдали и описывали новую языковую материю не только учёные, но и поэты — Н. ГУМИЛЁВ и О. МАНДЕЛЬШТАМ (они творили язык, хоть и не столь новаторский, как у В. Маяковского), и артисты (они учили искусству устной речи). Интереснейшее было время!

Борьба. 30-е годы

Среди русских пословиц есть такая: Хорошее начало полдела откачало. Мне кажется, что советское начало для языка не было таким уж хорошим. Например, канцелярская, чиновничья речь. Её количество увеличивалось не по дням, а по часам. В 60-е годы Корней ЧУКОВСКИЙ в книге «Живой как жизнь» назовёт это явление болезнью и даст ему медицинское название — канцелярит (термин создан им по модели слов, обозначающих болезни — бронхит, гепатит, тонзиллит). Обратите внимание, что писатель говорит о речи, а не о языке, то есть о неуместном использовании в речи языковых средств. Не бывает «плохих» слов или языков, бывают неуместные слова или бедная неразвитая речь. А начиналось всё примерно так, как описали в фельетоне И.ИЛЬФ и Е. ПЕТРОВ.

Вот схема, при помощи которой любой лентяй избавляется от прямых своих обязанностей, сохраняя в то же время репутацию блестящего организатора и так называемого крепкого парня. Задание, например, следующее:

— Подметайте улицы.

Вместо того чтобы сейчас же выполнить этот приказ, крепкий парень поднимает вокруг него бешеную суету. Он выбрасывает лозунг:

— Пора начать борьбу за подметание улиц.

Борьба ведётся, но улицы не подметаются. Следующий лозунг уводит дело ещё дальше.

— Включимся в кампанию по организации борьбы за подметание улиц.

И т.д. Очень наглядно показали сатирики не только бюрократизацию работы, но и канцеляризацию речи! Слово и жизнь крепко связаны.

Ещё одно не очень хорошее начало языка советской эпохи — идея борьбы прочно вошла в идеологию и, как следствие, в речевой оборот. Боролись с плохим — с отставанием, с недовыполнением, с безграмотностью. Боролись за хорошее — за повышение надоев молока, за урожай, за мир. Революционное действие превратилось в штамп речи.

И со штампами, кстати сказать, тоже боролись: «Надо выправить речь», — пишет пермский «Студент-Пролетарий» (заглавие статьи в № 6–7, 1924). «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочёты, или недостатки, или пробелы? Не пора ли нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности и коверканию русского языка?». Кому, думаете, принадлежат слова? В.И. Ленину.

То время сформировало представление, которым живут многие и сейчас, что с языком нужно бороться. Не нужно! Всё в языке к месту и всё пригодится. Менять можно и нужно собственную речь.

Поражение в правах. 40-е годы

У языка отобрали право прямо называть вещи своими именами. Слова разошлись с делом. Слово для публичного произнесения и для домашнего — это разные слова. Лозунг «Жить стало лучше, жить стало веселее» не соотносился с действительностью. Язык советской пропаганды использует слова не в их естественном значении, а предлагая для них новые смыслы. Вспомните эпизод из фильма «Место встречи изменить нельзя», снятый по роману братьев ВАЙНЕРОВ «Эра милосердия», где Жеглов, Шарапов и их сосед по коммунальной квартире (его играет Зиновий ГЕРДТ) говорят о будущем как о времени милосердного отношения к людям. «Милосердие — поповское слово», — заявляет Жеглов. Вот так и работает пропаганда: к слову прикрепляется своеобразный ярлык, содержащий дополнительный смысл, например, что оно нехорошее, потому что его попы (не священники, а именно попы) придумали.

Не случайно эту страницу жизни языка я назвала поражением в правах: советский народ нёс не только уголовное наказание, но и духовное, так как был лишён большой сферы человеческого общения — религиозной. Это огромный пласт русской культуры и церковно-славянского языка, который был жизненно необходим для полноценного существования. Дело в том, что все слова, называющие высокие понятия, пришли в наш язык из церковно-славянского, и это закономерно: религия своими средствами и своим языком объясняет мироустройство. Лишившись этого языка, человек советской эпохи утратил в какой-то степени и высокие чувства.

В целом это было время господства общественно-политических терминов и ярко окрашенной оценочности. Важными становились та часть жизни человека и та лексика, которые были идеологически выдержанными. Специфичность риторических конструкций заключалась в том, что происходила «игра в слова»: официально-деловой стиль создавал «правильную» картину жизни, простой разговорный язык реагировал на неё по-своему: просторечием (аморалка, за бугром), ненормативной лексикой, фольклорными текстами (Я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик).

Оттепель

Описывая жизнь языка, я опираюсь на исторические периоды нашей страны, что лишний раз подтверждает эту неразрывную связь. Чем отмечены конец 50-х и 60-е годы? Пожалуй, противоречивостью. С одной стороны, люди желали говорить тем языком, к которому они привыкли, но это была речь улицы и деревни, то есть с точки зрения общенационального и исторически сложившегося литературного языка не очень правильная и красивая. С другой стороны, публичная речь и язык тогдашних средств массовой коммуникации были строго регламентированы и не представляли собой ярких образцов. Конечно, если не считать знаменитого фразеологизма про кузькину мать, который прозвучал на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. И этот пример точно отражает языковую ситуацию оттепельного времени — много просторечных элементов. Эта речь исправно обслуживала бытовые и простые нужды человека. Но для более сложной деятельности нужен всё же более сложный язык. Вот почему у массового пользователя возник дефицит красивой литературной речи. Зато расцвёл фольклор.

В фольклоре 60-х невероятную популярность приобрёл анекдот. Привлекательным в нём было всё: и актуальные темы, которые не обсуждались (не освещались, как тогда говорили) официальными СМИ, и короткая форма, и язык — афористичный, эмоциональный, выразительный! Но кроме этого взрослого жанра появился и жанр детского фольклора — страшилки. Удивительнейший пласт современной культуры! Страшилки отражали страхи маленького человека в большом городе. Как только городское пространство было освоено большинством советского населения, жанр пошёл на убыль.

Но говорило это большинство всё же не совсем «чистым», с точки зрения культуры речи, языком. Я люблю это время за энтузиазм, с которым лингвисты, писатели и артисты взялись просвещать людей и приобщать их к образцам хорошей русской речи. Было выпущено большое количество справочников, словарей, пособий по нормам русского языка. Можно сказать, что забота о правильной речи стала государственной задачей. Школьные предметы «русский язык» и «литература» были главными, так как отвечали за «духовное становление личности» (цитата того времени).

В области словотворчества это время было началом бардовской культуры с её особым отношением к слову. Ценились простота, ясность и правдивость сказанного, написанного, спетого.

Заморозки 70-х

Разделение двух речевых сфер — официальной и бытовой — существовало всегда. Но в семидесятые годы эти сферы стали как будто в оппозиции друг к другу. Общественно-политическая жизнь страны продолжала разрабатывать свой язык, о котором можно сказать словами Юрия НОРШТЕЙНА: «Это не язык. Это просто система знаков, посредством которых политик даёт понять, что мир является его частной собственностью. Российский политик поставил между собой и обществом высокий забор, подлинная реальная жизнь мешает его планам». И хотя известный мультипликатор, подаривший нам «Ёжика в тумане», говорит о языке политика уже первых десятилетий XXI века, начало этому было положено в 70-х годах.

Бытовая жизнь человека проходила в иных стилистических регистрах. Вот что об этом пишет известный языковед и популяризатор Лев УСПЕНСКИЙ: «Часто встречаются вульгаризмы интонационные, фонетические, произносительные… «Вульгаризм интонации». Его корни могут уходить в раннее детство человека. С самых юных лет не позволяйте вашему ребёнку отвечать «ага!» вместо «да!», грубо отвечать на сделанные ему старшим замечания, называть встреченную старую женщину даже за глаза бабкой, а гражданина средних лет дядькой и даже дяденькой. Начав с малого, он (она) могут к зрелому возрасту «докатиться» и до «моя баба» или «наши мужики». А это уже не будет безобидным просторечьем. Это будет самой настоящей вульгарной речью, которой надо бояться, как огня, ибо за вульгарностью языка возникает и развивается вульгарная грубость сознания».

Возможно, желание Л. Успенского немного идеалистическое и романтическое, но автор честно и профессионально даёт совет тем, кто хочет менять свою речь. Изменить мир к лучшему нельзя, не изменив к лучшему себя.

Конец XX века

То, что случилось в жизни страны в 80-е и последующие годы, иначе как потрясением не назовёшь. В нашей речевой практике произошли такие заметные изменения, что иногда говорят о появлении нового языка. Возможно. Ведь в конце XX века, как и в эпоху 20-х годов, социально-экономические, политические и культурные преобразования были существенными.

Две яркие приметы языка того времени: вульгаризация языка, о которой говорил Лев Успенский, случилась. И второе — замена многих русских слов иноязычием. О засилье иностранных слов не писал только ленивый. Но проблема глубже. Два современных исследователя В.В. КОЛЕСОВ и А.Д. ШМЕЛЁВ заметили, что при использовании заимствования может произойти подмена смысла. Здесь опасность не просто неправильного понимания, а смены ценностных ориентиров. Поясню примером из работ А.Д. Шмелёва: слова карьера, агрессивный, стерва поменяли свою оценочность с минуса на плюс, то есть явления, которые в русском сознании связаны с негативной оценкой, стали восприниматься как допустимые и даже положительные. В.В. Колесов такое явление назвал покушением на русскую ментальность. Один из примеров — в интервью с Ю. Норштейном: «Я, кстати, очень не люблю слово «бизнес», которое заменило слово «дело». Бизнес для меня — тучное, кровососущее слово, оно меняет даже антропологию. Это некий колпак, поглощающий чувства. Мне не нравится, что вместо слова «душегуб» или «убийца» у нас привито английское «киллер». — Каков твой бизнес? — Я киллер!».

И в то же время конец века — это время свободы, в том числе и языковой. Язык получил подпитку из разных речевых сфер, в том числе жаргонной и криминальной, стал многоголосым и разножанровым. Словотворчество прежде всего направлено на имя собственное. Это был период переименований и наименований, настоящий ономастический взрыв, по меткому определению Т.В. ШМЕЛЁВОЙ. Предстояло называть новые политические партии, новые СМИ, магазины, точки общепита, спортсооружения, фирмы и прочее, прочее.

Добавлю, что появившиеся новые словесные формулы отображали не только реально существующее положение дел, но желаемое. Недаром были так популярны пиар, пиарщик и рекламная деятельность: верилось, что за изменением внешнего (названия), придёт изменение сути. Но этого не случилось. Известный слоган из мультфильма о капитане Врунгеле «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт» не сработал, потому что поплывёт она так, как её построили.

Современная история

Глобальная информатизация. Так можно охарактеризовать первые десятилетия наступившего века. Влияние Интернета на нашу устную и письменную речь трудно переоценить. Человек унифицирует свой родной язык, подстраиваясь под мировые стандарты (тренды, как сказало бы большинство). Речь отдельных социальных и профессиональных групп напоминает подстрочный перевод с английского: лексикой, синтаксисом, интонацией. Одной из главных языковых ценностей становится креативность, то есть способность либо порождать новое, творческое, либо будоражить внимание. Это очевидные факты, как современники мы их наблюдаем непосредственно.

Очевидно и то, что при всеобщей доступности практически любой информации, в том числе справочной, всеобщая грамотность не наступила. Я говорю о хорошем знании русской орфографии и пунктуации. Это интересный парадокс, но не повод для сетований или паники. Грамотность даётся не каждому и только трудом. Более того, грамотность и возникла как средство опознания людей своего круга. Тем не менее констатируем: значимость грамотной речи и письма в наше время несколько обесценилась. Она перестаёт быть массово востребованной (оставаясь социально значимой). Видимо, большое значение сейчас имеют другие знания, например иностранных языков, а не родного, или юридические и экономические. Другие отрасли видятся людям более необходимыми для жизни. Таков языковой вкус нашей эпохи (термин В. КОСТОМАРОВА). Язык — честное зеркало, правдиво отражает наши предпочтения.

Алевтина СПЕРАНСКАЯ, доцент Института иностранных языков и литературы университета Ланьчжоу (Китай)