К вопросу о подготовке инженеров в XXI веке

Учили на совесть

Начиная свой профессиональный путь, мы многое по молодости воспринимаем в штыки. Помнится, как порой неуютно было в общагах, холодно в аудиториях. Донимали марксизм-ленинизм, научный коммунизм и политэкономия. Но странно: даже эти, как казалось нам, бессмысленные дисциплины учили думать. Занимаясь критикой и кривясь, мы подбирали доводы, читали учебники, писали конспекты, искали логику...

К специальным дисциплинам отношение было серьёзное, и получить похвалу в виде высокой оценки было ой как не просто. Но хотелось, потому что стипендия того стоила. А ещё знали, что по итогам обучения будет возможность выбрать, как сейчас бы сказали, высокорейтинговое место для трудоустройства, которое было не только гарантировано, но являлось «обязаловкой», т.е. «попробуй не явись к месту распределения» — могли и к ответу призвать. Так что многие из нас получали повышенную стипендию, гарантированное освобождение от службы в армии за обучение на востребованных специальностях и возможность работать именно по профессии.

Теперь у нас иная эпоха, иная общественно-экономическая ситуация и иные требования в образовании.

Казалось бы, ну убрали бы из учебных планов ряд надуманных дисциплин, обновили лабораторную базу, усилили информационные системы обучения, научили молодёжь моделированию и программам компьютерного анализа, подтянули систему подготовки по иностранным языкам, наладили систему международного студенческого и научного обмена, научили основам работы в условиях рынка — и вот, получайте и пользуйтесь: готовый российский инженер нового века.

Как же государство решило проблему реформы профессиональной подготовки в области горно-геологического образования?

Смысл преобразований

Можно выделить три направления преобразований.

1. Двухуровневая подготовка кадров: бакалавр и магистр.

2. Вариативность, когда студент выбирает траекторию обучения.

3. Введение компетенций как основных смысловых ориентиров при подготовке специалистов.

Первое формально осуществилось, хотя в горном образовании остался классический советский специалитет: высшее профессиональное образование за 5 лет (прикладная геология, технология геологической разведки) и даже за 5,5 (горные специальности). Эту сложившуюся систему несколько «подрифтовали» государственными образовательными стандартами, удлинив учебные планы за счёт так называемой вариативной части. Здесь если что и менять, то только уменьшая число дисциплин общественно-социального типа в пользу общеинженерной подготовки, иностранного языка и с выводом физкультуры в факультатив.

Если же какому-то направлению инженерной подготовки угораздило стать двухуровневым (нефтегазовое дело, некоторые направления в горном деле), то формирование образовательной программы заключалось в сокращении специальных дисциплин (порой просто исключался последний пятый год подготовки, насыщенный именно специальными дисциплинами) при сохранении всевозможных социологий, политологий и раздутой физической культуры.

«Чем больше полевых работ, пройденных маршрутов, забоев, стволов, карьеров, в которых побывал горняк, тем более подготовленным будет специалист».

Здесь сразу нарушался принцип подготовки специалиста для работы на производстве, способного решать узкие, высокопрофессиональные задачи. В итоге бакалавр российский и бакалавр американский — это две совершенно по-разному подготовленные личности. Последний готов к решению профессиональных задач как в системе управления и планирования горных и геологоразведочных работ, так и в области серьёзной проектной и даже конструкторской работы, потому что упор делается на изучение именно того материала, что формирует профессионала. Специальных дисциплин в учебном плане американского или австралийского бакалавра в 1,5 раза больше, чем российского. Наш отечественный бакалавр подчас менее пригоден к практике, чем выпускник техникума.

Несколько слов о магистерском уровне в контексте профильного горного образования. Магистрант ориентирован на науку и сродни кандидату наук. В магистратуре готовят исследователя и преподавателя, способного учить других. А на производстве зачем масса людей с учёной степенью? Дорого и бессмысленно.

И, наконец, сугубо российское достояние, третья ступень — аспирантура. После бакалавриата туда не поступишь, а после магистратуры научной степени ещё не получишь. Система из двухуровневой превратилась в трёхуровневую. Нужно пройти три круга — и бакалавриат, и магистратуру, и аспирантуру. Всё это сложно и долго (10 лет). То есть хотели получить более рациональную, адаптированную к рыночным отношениям систему, а получили более громоздкую, длительную и малоэффективную по качеству подготовки, мало ориентированную на решение производственных задач отрасли (это касается и иных инженерных направлений подготовки).

К тому же аспирантуру не обошли реформы. Теперь это учебный процесс, когда есть и лекции, и практические занятия, и учебный план. Вот только наука куда-то спряталась во всех этих составляющих. Да и акценты таковы, что как бы и нет такой задачи — диссертацию подготовить, достаточно научного доклада по итогам обучения. А зачем тогда аспирантура? Пережёвывать заново университетский курс? И что на выходе получится? Как востребован такой выпускник? Ответ очевиден — никак не востребован, а средства тратятся между тем государственные.

Вариативность. Её практически нет, поскольку это дорого. Ведь группа обучающихся по направлению вместо одной дисциплины может выбрать две или три вариации, а значит, учить их надо не одному, а двоим, троим преподавателям. Это накладно, да и несёт, прямо скажем, моральные издержки для определённой части преподавателей. Но зачем тогда говорить о вариативности, заниматься показухой?..

Что касается профессиональных компетенций, то их формулировка порой носит признаки как раз малой компетентности тех, кто включал их в стандарт. Оно и неудивительно, ведь некогда эффективно работающие учебно-методические объединения («Прикладная геология», «Горное дело» и др.) практически выключены из процесса формирования ФГОС.

И довершает облик современного высшего образования изъятие слова «профессиональное»… Получается, готовим мы просто грамотных людей. Но какой смысл просто в высшем образовании, если мы существуем в системе рыночных отношений, бизнес-интересов, востребованных профессионалов, которым за то и платят.

Где родился, там и сгодился

Ещё одной проблемой именно для горно-геологического образования становится стремление университетов участвовать в глобальных рейтингах. Дело в том, что к нам в основном поступают ребята из районов, иногда именно из тех мест, где ведутся горно-геологические работы, из семей горняков и геологов. Частенько эти ребята не имеют высоких баллов ЕГЭ, но идут целенаправленно на бюджетные места горно-геологических специальностей. Им недодали знаний (особенно страдают иностранный язык, математика, физика, инженерная графика), но учить их можно и нужно, правда, вкладывая в процесс обучения больше труда и терпения. Зато именно эти ребята способны вернуться в родные края и успешно работать в отрасли.

Но если созреет решение о повышении рейтингового барьера при поступлении в университет, мы просто отправим потенциальных будущих геологов и горняков, недоученных в школах не по их вине, в «свободное плавание», бессмысленное и достаточно опасное для общества. А отрасль останется без специалистов.

Низкая привлекательность горно-геологических специальностей — тенденция общая и для других стран, таких как Канада, Норвегия, Австралия. Но для России это несоответствие потребности и спроса нужно компенсировать избирательно, если мы хотим развивать экономику и осваивать наши северные и дальневосточные территории.

Хотелось бы подчеркнуть, что горный инженер для России всегда был больше, чем просто инженер. Огромная территория неосвоенных пространств требовала грамотного и заботливого, пытливого, всесторонне образованного исследователя, способного не только найти и добыть полезное ископаемое, а ещё принести культуру, принципы патриотизма и государственности в отдалённые уголки. Так было ранее в России: горного инженера учили многому, даже основам медицины и акушерства. И такой человек был востребован, он нёс настроение созидания, преемственности, патриотизма.

Наконец, для освоения пространств нужен не временный пришелец, а тот, кто захочет осваивать родные ему места и строить свою жизнь по лекалам рачительного и свободного гражданина. Часто только учитель да грамотный инженер способны принести в территории нужные участие и поддержку прогресса. Я лично знаю нескольких коллег, бывших геологов, что «в глубинке» при школах и домах культуры, часто на собственные средства, организуют музеи природы и геологии, ведут работу со школьниками, изучая «камни» и геологические явления в природе.

А пока мы видим, что набор на новый 2019-20 учебный год в СФУ на специалитет по направлению «Прикладная геология, горное дело, нефтегазовое дело и геодезия» сокращён на 25,45% или на 70 мест до 205 против 275 мест в прошлом году.

При этом от университета требуется, в контексте задач Енисейской Сибири, научное, технологическое, кадровое обеспечение развития ключевых отраслей экономики Красноярского края, участие в реализации комплексных проектов; синергия научных исследований, технологических разработок, передовых образовательных практик. Нужна концентрация усилий ведущих научных школ и лидерских групп на исследованиях и разработках, обеспечивающих ускоренное технологическое развитие ключевых отраслей макрорегиона Енисейской Сибири.

Но всё это не очень согласуется с приоритетами приёма. А ведь три четверти доходов края формируется за счёт горно-геологического производства и нефтегазового сектора.

Ответственность и практика

Новые и грядущие проекты в регионе уже сегодня требуют воспроизводства кадров с учётом появления новых направлений в техническом оснащении горно-геологических производств: 3D-моделирование, аэрокосмическая съёмка, 3D-сканирование поверхности методами сейсморазведки, геонавигация и проводка скважин, исследование месторождений в интерактивном режиме, бурение скважин сложного профиля с горизонтальными окончаниями, интерактивный каротаж.

И здесь хочется сказать об ответственности всех. Например, тех же пользователей недрами — за сохранность последних и эффективность при эксплуатации. Ответственность здесь очень велика. А как её ждать от то ли полуинженера, то ли полумагистра, то ли просто слабо подготовленного профессионально выпускника?

Известно, что горного инженера, гидрогеолога, буровика, геофизика невозможно подготовить без практики. Здесь нельзя переусердствовать: чем больше полевых работ, пройденных маршрутов, забоев, стволов, карьеров, в которых побывал горняк, тем более подготовленным будет специалист.

Я подсчитал — стаж работы на практиках, именно на производстве, составил у меня почти 9 месяцев. Мест практики было четыре в разных точках Сибири и Дальнего Востока, и работал я и горным рабочим, и помощником бурильщика нефтяного бурения, и маршрутным геологом.

Увы, в настоящий момент из учебных планов производственная практика уходит. Если ранее траектория обучения предполагала производственную практику уже после второго курса, теперь этого нет. Производственные организации, чаще всего не с государственной формой собственности, крайне неохотно берут студентов на месячную практику, ведь отдача от такой занятости будет крайне низкой (как с точки зрения затрат предприятия, так и с точки зрения эффективности самого процесса практики). А специалист, подготовленный понаслышке о производственных процессах, крайне слабо учится профессии, плохо осваивает специальные дисциплины.

Разъединённость корпорации и кадры

Учебно-методические объединения сегодня практически не участвуют в формировании политики горно-геологического образования. Слабый функционал УМО приводит к разобщённости учебных планов, отсутствию специальной литературы, учебников — этих смысловых ориентиров при самостоятельной подготовке.

Стремительно стареют преподавательские кадры, что во многом связано с крайне низкими зарплатами ассистентов; последнее не вызывает стремления выпускников работать в университетах. В старейших, исторически сложившихся сибирских центрах подготовки горно-геологических кадров (Томский политехнический университет, Иркутский технический университет) закрываются или уже закрыты такие направления подготовки, как гидрогеология и инженерная геология, технология и техника геологической разведки, специализированные кафедры. Кафедры объединяются, теряя самостоятельность. Например, в ИГТУ вместо ранее существовавших четырёх профильных выпускающих кафедр: геологической съёмки, поисков и разведки МПИ; прикладной геофизики и геоинформатики, технологии и техники разведки МПИ; гидрогеологии, инженерной геологии и геоэкологии и кафедры геологии и геохимии полезных ископаемых создана одна, странная по составу и назначению кафедра. В ТПУ «искоренили» гидрогеологов и технологов по разведке месторождений. К огромному сожалению, исчезают научные и учебно-методические направления, снижается набор абитуриентов, набор на специализации производится не каждый год, т.е. отсутствует систематический выпуск специалистов.

А смысл развивать горно-геологическое образование есть именно в Сибири, Якутии и на Дальнем Востоке.

Отсутствие кадров высокой квалификации среднего активного возраста приводит к проблемам функционирования диссертационных советов во многих университетах, как в центре страны, так и в Сибири. Например, на сегодня впервые в России с января нет возможности защитить диссертацию по специальности «Технология и техника геологоразведочных работ» — нет действующих советов.

Ощущается отрыв научных школ от задач современного производства. Сокращается возможность заключения перспективных хоздоговорных работ.

Если говорить о СФУ, то система горно-геологического образования здесь разделена и реализуется в двух институтах: в Институте горного дела, геологии и геотехнологий и в Институте нефти и газа. Это, опять же, не рационально — прежде всего из-за необходимости распылять кадры и ресурсы. Институт должен быть единым и касаться всех вопросов горно-геологического производства, экономики, экологии и безопасности.

Недра зовут

Смотрю на карту минерально-сырьевой базы Красноярского края. Сегодня это основа экономики края и во многом всей страны. Вижу, как густо налеплены значки, обозначающие известные месторождения на территории края на юге, как эти значки становятся реже при удалении на север. Всё развитие шло строго по Енисею. Понятно: река — могучая транспортная сила. Огромным всплеском — рудный узел у Норильска как исключение, подчёркивающее уникальность и размеры природного явления. Но при этом бросается в глаза то, насколько мало освоено пространство края. А представляя ещё просторы Таймыра, Якутии, Чукотки, Камчатки, шельфы северных морей, понимаешь, какие огромные стоят задачи перед геологами, нефтяниками, горняками по освоению этих территорий. Невозможно это сделать без достойного современного горно-геологического образования, которое страдает от стремлений всё переформатировать, от перенимания чужого опыта, когда это делается бессмысленно и непрофессионально.

И опять зовём на освоение месторождений нефти и газа иностранцев с их технологиями, расплачиваясь государственными ресурсами. А в настоящий момент, как результат санкционной политики и нежелания ведущих российских компаний развивать отечественное образование и науку, вынуждены констатировать отставание в технологиях и отсутствие собственных разработок. Например, систем освоения нефтяных и газовых месторождений скважинами сложного профиля с применением забойных телесистем, систем геонавигации и глубинного каротажа, отклоняющих комплексов и др.

Опять результат современной политики: встали практически все основные проекты по бурению на северном шельфе из-за несоответствия отечественных технологий, оборудования и квалификации специалистов сложности запланированных работ. В данном случае необходим консолидированный с производственными организациями подход к подготовке кадров, к развитию лабораторной базы, к проектному обучению. Хотелось бы более настойчивого и внимательного участия производственников в этом деле, ведь учим мы наших граждан для работы на наших предприятиях на благо нашего государства.

Если же говорить о перспективах, можно и нужно говорить о высоких технологиях, IT-технологиях, цифровой экономике, об успешных «силиконовых долинах». Но у России действительно свой путь — путь освоения Северного морского пути, освоения шельфов северных морей, пустынных территорий и месторождений Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока. Этот путь никак не противоречит, а даёт содержание научному поиску и образованию. И пройти этот путь должны отечественные специалисты, в том числе геологи, буровики, горняки, маркшейдеры. Подготовить их — задача, вполне освоенная отечественной высшей школой. Вот только время идёт, и возможна точка невозврата, когда прервутся линии связи и преемственности.