Возможно, утверждение, что науки о человеке по определению есть самые социально ориентированные, для кого-то покажется неочевидным. Тогда прочтите статью доктора филологических наук Людмилы Викторовны КУЛИКОВОЙ. Директор Института филологии и языковой коммуникации СФУ не только рассказывает о реализации проекта для людей с ограниченными возможностями здоровья, но и ставит проблему: а всё ли мы сделали для доступности языковой среды?
Активно развиваемый сегодня социальный бренд «доступная среда для людей с ограниченными возможностями» ассоциируется обычно с ресурсами и разработками инфраструктурного плана. И редко кто задумывается о том, что формирование доступной среды в той же мере предполагает создание комфортных условий для осуществления эффективной коммуникации, например, с людьми, имеющими нарушения слуха разной степени сложности. Сегодня речь пойдёт о теоретических и прикладных аспектах особой знаковой системы, соотносимой с естественными человеческими языками, а именно об аспектах жестового языка, посредством которого общаются глухонемые и слабослышащие, а также о проблеме социальной интеграции (прежде всего, образовательной) людей с особыми потребностями.
Понятийное поле
Обратить внимание на феномен жестовых языков меня, лингвиста-германиста, подвигло участие в нескольких зарубежных конференциях, где в последние годы это направление достаточно активно представлено. Кроме того, мой интерес «подогрела» практика обязательного перевода на жестовый язык всех докладов пленарных и частично секционных заседаний как непременное условие безбарьерной коммуникации с участниками конференций, имеющими ограниченные речевые возможности. Ещё более впечатлило однажды выступление глухонемого докладчика, доцента одного из австрийских университетов, доклад которого сурдопереводчик переводил на вербальный язык для присутствующей аудитории.
(ab ovo) Начну, пожалуй, с того, что само понятие «жестовый язык» часто идентифицируют, иногда даже и в среде специалистов (неоднократно с этим сталкивалась), с термином жестикуляция. Такое смешение легко объяснимо тем фактом, что в русском языке обозначение «жест» используется и для элементов жестикуляции как экспликации эмоциональности в разговоре, и для жестов-слов в жестовых языках (в этом смысле проще ориентироваться в рамках теории западной лингвистики, поскольку в английском языке жест как единица жестовой речи и жест как атрибут жестикуляции терминологически разграничены как sign и gesture соответственно). Кроме того, жестикуляция, в отличие от жестового языка, представляет собой вторичную систему, сопровождающую звучащую речь (так, например, прижатая к груди ладонь часто сопровождает высказываемую говорящим просьбу). В современном языкознании сферу жестикуляции традиционно относят к проявлениям невербальной коммуникации или телесного знакового поведения; ещё один профессиональный термин для такого обозначения — невербальная семиотика.
Между тем понимание того, что жест жестового языка — это такое же самодостаточное лингвистическое явление, как и слово, до сих пор не всегда очевидно для восприятия. Всем привычно, что в основе вербального человеческого языка лежит именно звучащее слово. Однако новейшие теоретические и практические исследования в области как зарубежной, так и отечественной лингвистики убедили научное сообщество в полноценности двух основных видов естественных языков человечества — звуковых (чаще именуемых вербальными) и жестовых. Различия между ними определяют модальность коммуникации (слуховая или визуальная/зрительная) и канал как набор средств передачи и получения информации в процессе общения. Таким образом, жестовые языки (ЖЯ) — это естественные языки, реализующиеся в визуальной модальности через кинетический канал коммуникации, передающий движения рук и других частей тела.
Повторю, что жест как основная знаковая кинетическая (двигательная) единица в жестовых языках является аналогом слова в звучащих языках, имеющего фиксированную форму и выражающего понятие.
(ad hoc) Важно отметить также, что специалисты выделяют как минимум четыре параметра для описания структуры жеста и различения жестов между собой: пространство выполнения жеста по отношению к телу говорящего (жестовое пространство); форму кисти руки, выполняющей жест; траекторию движения руки и ориентацию рук в пространстве относительно друг друга и корпуса говорящего. При этом жесты, выполняющиеся одной рукой, принято называть одноручными, жесты, выполняющиеся двумя руками — двуручными.
Специфичной характеристикой жестовых языков является также их иконичность (сходство между визуальными формами объектов реального мира и формой и содержанием знака-жеста), играющая значимую роль в формировании лексики жестовых языков. Любой, хоть раз наблюдавший жестовый дискурс или работу специалиста по сурдопереводу (переводчика с жестового языка и наоборот), обращал внимание на естественную изобразительность или иконичность многих жестов. Например, жест-слово ДОМ в русском жестовом языке является иконичным, поскольку при его кинетической передаче конфигурация рук напоминает форму крыши.
Упомянув про иконичность жестовой речи, следует сказать, что большинство жестовых языков, в том числе и русский (РЖЯ), включают дактильный или пальцевый алфавит (побуквенная передача слова), что, однако, не является полным аналогом жестового языка и лишь частично отражает реальную коммуникацию людей с ограниченными возможностями по слуху. Для иллюстрации сошлюсь на арт-сувенир Музея современного искусства «Гараж», который активно развивает тему РЖЯ.
Итак, обозначив самые необходимые понятийные разграничения и терминологические уточнения о сущности жестовых языков и оставляя за пределами небольшой популярной статьи экспертные вопросы и продолжающиеся дискуссии в отношении проблемы лингвистического оформления ЖЯ, мне хотелось бы привлечь внимание читателей к социолингвистическим и социальным факторам функционирования этого малоизученного и фактически не документированного языка в контексте объективной необходимости многоязычных способов общения в современном мире.
Представленность жестовых языков в России и в мире
(ad notam) Среди людей, незнакомых со спецификой жестовых языков, распространено мнение, что существует универсальный жестовый язык, единый для глухих всего мира. Однако уже с самого начала изучения жестовых языков исследователи сделали вывод о том, что эти языки, как и звучащие, различаются в разных странах и, более того, варьируются в разных регионах и даже территориях крупных регионов (Восточная Сибирь не исключение).
Согласно ресурсу ethnologue.com в мире насчитывается 144 жестовых языка, однако там же отмечается, что данную цифру нельзя назвать точной. Лингвистов, конечно же, интересует вопрос, с какого периода истории можно отсчитывать время рефлексируемого существования жестовых языков. И вот установленный факт: жестовые языки в странах Европы и в Америке начали складываться ещё в конце XVIII в. Наиболее изученным на данный момент остаётся американский жестовый язык благодаря работам основоположника данного направления американского лингвиста У. Стоуке (Stokoe, 1960). Но и жестовые языки других стран уже являются объектом многочисленных исследований и социальных инициатив.
Интересным в этом смысле представляется опыт многоязычной Швейцарии, где, как известно, официально сосуществуют четыре государственных языка. При этом по аналогии с основными территориальными единицами страны в соотнесении с немецким, французским и итальянским звуковыми языками развитие получили с конца прошлого века три региональных сообщества глухих и слабослышащих, объединяющих примерно 10 000 говорящих на жестовых языках соответствующих языковых территорий. В 2006 г. эти организации создали единую Национальную ассоциацию «Швейцарский союз глухих и слабослышащих», которая определила в качестве своих основных задач не только поддержку людей с проблемами слуха в регионах, но прежде всего продвижение исследовательских, образовательных и общественно-инклюзивных аспектов, связанных с жестовыми языками. Замечательным примером культурно-социального расширения этой темы можно считать швейцарский фильм «Танец рук: ренессанс жестовых языков в Европе» (Dänzer&Hemmi 1997). Фильм стал заметным явлением в Европе и произвёл впечатление на слышащее население в отношении признания равноценности жестовых языков и привлечения внимания к их носителям.
Наибольшее влияние на развитие теоретических подходов и институализацию европейских жестовых языков в целом оказал Институт немецкого жестового языка и коммуникации слабослышащих университета г. Гамбурга. Как один из наиболее авторитетных и опытных центров по длительности существования и достигнутым результатам этот институт является сегодня полноформатной образовательной и научно-исследовательской структурой в системе высшего образования Германии. Здесь предлагаются программы бакалавриата и магистратуры по теории жестовых языков и подготовке сурдопереводчиков, а также в рамках экспериментальной лаборатории ведётся проектно-исследовательская деятельность по изучению немецкого ЖЯ.
В нашей стране изучение жестового языка тесно связано с работами Г.Л. Зайцевой, которая в 1969 г. впервые описала русский жестовый язык как полноценную коммуникативную систему.
(ad notata) Нужно отметить при этом, что первое училище для глухонемых в России открылось ещё в 1806 г. в Павловске на базе заимствования французской методики обучения глухих и, соответственно, французского языка. В современной же России первый учебник по систематическому изложению основ лингвистики жестовых языков и русского жестового языка вышел в Новосибирске и был подготовлен специалистами Новосибирского государственного технического университета (Буркова, Варинова и др., 2019). Кроме того, на материале русского жестового языка в последние годы сформировано несколько корпусов и видеословарей различного формата, большинство из которых, однако, посвящено вариантам ЖЯ Москвы и Санкт-Петербурга.
Интересным представляется факт попытки внедрения ЖЯ на российском телевидении. Так, в 1987 году новостная программа «Время» впервые вышла с сурдопереводом. Сурдоперевод просуществовал в информационных выпусках на Первом канале до 2001 года, после чего был заменён бегущей строкой — своеобразной коммуникативной практикой поддержки неслышащих, которая существует до сих пор.
Политика языковой инклюзии
Возьму на себя смелость именовать лингвистику жестовых языков социальной лингвистикой с точки зрения её функции социальной интеграции и прагматики включения (инклюзии) людей с ограниченными возможностями по слуху в полноценную образовательную и профессиональную деятельность**.
Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, в мире насчитывается приблизительно 366 миллионов человек с инвалидизирующей потерей слуха, что составляет 5 % всего населения Земли.
В России 14,6 миллиона человек страдают потерей слуха в той или иной степени, что составляет 10% населения страны, из которых 220 тысяч человек — официально зарегистрированные инвалиды по слуху.
По данным органов социальной защиты населения, в Красноярском крае число инвалидов по слуху достигает 3 тысяч человек.
Важно отметить, что вопреки обывательской точке зрения, люди с такими проблемами не являются умственно неполноценными, а лишь представляют языковое меньшинство общества, при этом обладают, как правило, ярко выраженными способностями визуально-кинетического восприятия окружающего мира по сравнению со слышащими говорящими.
Сегодня очевидно, что жестовые языки, во-первых, являются основой субкультуры глухих и слабослышащих во всём мире, а, во-вторых, грамотность людей с особыми речевыми потребностями и их профессиональная перспектива тесно связаны со степенью владения жестовым языком.
Одним из факторов, положительно повлиявших на статус и развитие русского жестового языка в нашей стране, а также на отношение к этому языку в обществе, можно считать его институализацию в рамках образовательного пространства в системе среднего и высшего образования РФ в течение последних десяти лет. Однако реализация образовательной политики языковой инклюзивности и, соответственно, социальной интеграции миноритарной языковой группы носителей жестовых языков представляет значительную трудность. Прежде всего, вскрылась огромная потребность в профильных преподавателях и переводчиках с жестовых языков. Ярко проявилась проблема отсутствия академической общепризнанной нормы русского жестового языка в целом и письменной формы жестовой речи. При этом одним из существенных препятствий лингвистической разработки нормативной базы современного РЖЯ является территориальное варьирование жестовых языков, о котором уже упоминалось выше. Это касается и других жестовых языков мира. Например, швейцарско-немецкий язык жестов, являющийся основным языком глухонемых в немецкоязычной части Швейцарии и Лихтенштейна, имеет пять диалектов (по территориям Цюриха, Берна, Базеля, Люцерна и С.-Галлена).
(ad rem) Именно на выявление специфики региональных жестовых диалектов сфокусирован реализуемый в Сибирском федеральном университете проект Российского фонда фундаментальных исследований «Региональные жестовые языки: мультимодальный электронный корпус (на материале коммуникативного пространства Восточной Сибири)», который в этом году выиграл научный коллектив Института филологии и языковой коммуникации. Для достижения цели проекта нами был проведён интереснейший социолингвистический мониторинг, опрос многочисленных информантов на территориях Красноярского края, Тывы, Хакасии и Иркутской области. В роли информантов выступили носители русского жестового языка, мужчины и женщины, в возрасте от 20 до 50 лет, имеющие разную степень глухоты, а также сертифицированные опытные сурдопереводчики из семей глухих. Предметом изучения являлся составленный нашей проектной группой корпус базового бытового лексикона, кинетическое «произнесение» которого информантами из Красноярска, Кызыла, Абакана и Иркутска фиксировалось на электронные носители, с максимальным стремлением уловить все конфигурации, ориентации, локализации и движения жестики говорящих на ЖЯ.
Красноярск
Основной лингвистической интригой проекта, по сути, был вопрос выявления различий в вариантах русского жестового языка, контактирующих в пределах крупного региона. На основе полученных эмпирических данных можно сказать, что гипотеза проекта получила своё полное подтверждение. Обнаружено значительное
Абакан
количество жестовых элементов, не совпадающих в исследуемых субрегионах. Демонстрирую, например, варианты слова-жеста «чайник», который в Красноярске и Абакане показывают совершенно по-разному:
На следующем этапе запланированных штудий по проекту все выявленные расхождения в лексических единицах РЖЯ на территориях Восточной Сибири получат свою систематизацию и закрепление в современном формате электронного мультимодального корпуса жестового языка крупного региона России.
Исследование наименее изученных и описанных региолектов РЖЯ помимо лингвистической составляющей имеет не менее важную социально-инклюзивную направленность. Мы надеемся, что полученные лексикографические данные и их систематизация внесут свой вклад в развитие комфортной коммуникативной среды для людей с особыми речевыми потребностями и тем самым будут способствовать повышению качества жизни глухих и слабослышащих.
Будущее проекта мы связываем с прикладной социально-ориентированной перспективой, а именно с объединением интеллектуальных ресурсов лингвистов, специалистов в области IT-технологий и программ искусственного интеллекта, а также практикующих переводчиков ЖЯ.
Конечно же, речь идёт о разработке автоматических мультисервисов, способных распознавать жесты и переводить жестовый дискурс в слова, предложения, тексты, что позволит сделать действительно безбарьерной коммуникацию между носителями звуковых и жестовых языков.
Работы по созданию виртуальных сурдопереводчиков активно ведутся во многих странах мира (Нидерланды, Франция, Германия, Швейцария, Чехия и др.). В нашей стране это направление разрабатывает ряд коллективов, в том числе Институт проблем управления им. Трапезникова РАН (ИПУ РАН), с которым у нас складываются плодотворные партнёрские отношения, а также, что особенно приятно, молодые специалисты Института космических и информационных технологий СФУ .
Summa summarum
Русский жестовый язык постепенно приобретает статус самостоятельного лингвистического кода и становится объектом разностороннего внимания специалистов в области языкознания, образовательной и социальной сфер, IT-технологий.
При этом хочется ещё раз подчеркнуть, что важным фактором развития политики языковой инклюзии в отношении носителей жестового языка является степень поддержки со стороны государства. Как минимум, необходимы государственно регламентированные траектории доступности университетских и школьных программ для социальной группы обучающихся с ограничениями по слуху.
Предлагая читателю этот материал, мне хотелось рассказать о научном проекте, результаты которого не только будут способствовать выработке новых теоретических подходов к лингвистическому норматированию русского жестового языка, но и привлекут внимание к проблемам социальной интеграции его носителей.
Кроме того, не скрою, хотелось элегантно повлиять на естественный эгоцентризм слышащих и задать всем нам вопрос: а всё ли благополучно «на земле» с политикой языковой инклюзии в отношении людей с ограниченными возможностями по слуху?
СФ* Публикация подготовлена в рамках выполнения проекта РФФИ: № 20-012-00321 «Региональные жестовые языки: мультимодальный электронный корпус (на материале коммуникативного пространства Восточной Сибири)».
** Термины «социальная лингвистика» и «прагматика включения или языковой инклюзии» являются авторскими в этом материале.