Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
ноябрь / 2020 г.

Посмотреться в зеркало искусства

Всю жизнь мы ищем себя, особенно в это странное время масок, дистанции и борьбы за собственное здоровье. Разобраться с собой нам помогают разные вещи: разговор по душам, визит к психологу, музыка, отдых от всего и от всех. Многие ответы на вопросы самоидентификации и самопознания дают культура и искусство. Знакомясь с произведениями искусства, менталитетом, традициями разных народов, понимаешь, насколько разнообразен мир, и каждому из нас найдётся место в нём.

Александра с дочерью

Александра с дочерью

Мой собеседник — Александра СИТНИКОВА, кандидат философских наук, доцент кафедры культурологии и искусствоведения Гуманитарного института СФУ. Наш разговор — об отражении современного общества в работах художников, образе Сибири и новом повороте в искусстве XXI века.

Художники и наше «сегодня»

— Художники-классики вдохновляли красотой, художники-постмодернисты бросали вызов прекрасному. А художники нулевых годов двадцать первого века что делают?

— Один из терминов, который предлагают исследователи для современного искусства, — «метамодернизм». В современной культуре ценится искренняя, даже наивная точка зрения. Когда художник, осведомлённый о том, что сегодня всё — фейк, а вся информация служит каким-то идеологиям, тем не менее помогает людям преодолеть это нынешнее недоверие миру, по-новому напоминает о базовых ценностях —любви, потребности жить вместе и так далее.

Сегодня велика ценность эмпатии: готовность автора открыть душу, поделиться эмоциями и переживаниями так, чтобы зритель, который не мог сформулировать отношение к тому или иному феномену, принял посыл художника, ощутил неравнодушие. Речь идёт о построении социальных солидарностей, когда люди перестают чувствовать себя одиночками и социопатами, а понимают, что остальные тоже испытывают такие же эмоции.

Но по моим ощущениям, скоро придут перемены. В постмодернизм художники «крушили», критиковали и ещё раз критиковали, проверяя на прочность традиционные ценности и устои мира. Метамодернизм — это искусство эмоций, чистой открытой души. А современные молодые авторы уже высказываются против излишней откровенности и хотят прекратить этот «эмоциональный эксгибиционизм». Возможно, к новому витку нас подтолкнёт коронавирус и все ему сопутствующие изменения.

— Коронавирус наверняка привнесёт новые темы в искусство.

— Да, и речь идёт не только о самой болезни, но и о новых состояниях, в которых оказались мы с вами. Человек столкнулся с новой реальностью: во время самоизоляции мы постоянно находимся в одном и том же пространстве, перестаём делить частную и социальную жизнь, активно используем цифровые технологии. Кто знает, может быть, нас ждёт виток, связанный с гаджетами и цифровой жизнью. Искусство не первый год бьётся над тем, чтобы создавать произведения в со-дружестве или в со-вражестве с искусственным интеллектом. Пока шедевров не создано, но они появятся.

— Условно тема этого номера газеты «учёные — людям». Скажите, какие культурологические исследования последнего времени стали событием в вашей науке (как в своё время работы Лотмана о русской культуре)?

— Не скажу за культурологию, в большей степени я слежу за новинками в мире искусствоведения. Здесь я бы отметила книги про партиципаторное искусство (предполагает вовлечённость зрителей: дорисовать, дописать, буквально прикоснуться к произведению —прим. авт.), которое мне кажется важным явлением в современной культуре. Например, Клер БИШОП «Искусственный ад» — антология искусства соучастия с конца XX века.

Также стоит отметить, что сегодня, даже в большей степени, чем теоретическое осмысление исследователями культурных процессов, ценится личное слово художника, документальные материалы о творчестве разных авторов. Это можно сравнить с финалом эпохи Возрождения, когда в XVI веке внимание было приковано к биографиям итальянских художников, благодаря книге Джорджо ВАЗАРИ «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих». Или в середине XX века выходили книги Анри ПЕРРЮШО, сделавшие известными биографии постимпрессионистов, художников рубежа XIX-XX веков.

В этом смысле меня больше всего впечатлили за последнее время две книги. Первая — «Философия искусства» Энди УОРХОЛА. От книги с таким названием ждёшь некоего откровения о сути искусства, а вместо этого читаешь стенографические записи с магнитофона, который записывал все будничные разговоры художника по телефону. Вторая книга — «Пройти сквозь стены» Марины АБРАМОВИЧ, одной из наиболее значимых современных художниц с её рассказом о своей удивительной и сложной жизни, деталях создания большинства её перформансов.

Перформанс в Красноярске «Социальная дистанция». На протяжении часа люди смотрели друг на друга, а автор, фотограф Любовь Винк, смотрела на людей и направляла их внимание. «Возможно, вы попали в такую ситуацию впервые. Обычно в жизни мы не смотрим на другого человека долго». Кстати, такой перформанс можно провести дома, все инструкции на страничке Любови Винк вконтакте @donkihodt

Перформанс в Красноярске «Социальная дистанция». На протяжении часа люди смотрели друг на друга, а автор, фотограф Любовь Винк, смотрела на людей и направляла их внимание. «Возможно, вы попали в такую ситуацию впервые. Обычно в жизни мы не смотрим на другого человека долго». Кстати, такой перформанс можно провести дома, все инструкции на страничке Любови Винк вконтакте @donkihodt

— Если говорить о современных художниках — кто из них наиболее созвучен сегодняшнему дню? Так, чтобы их работы помогали взбодриться, пережить локдаун, понять, что пандемия не навсегда.

— Несмотря на то что сегодня некоторые художники вполне осознанно стремятся к тому, чтобы их произведения были про добро, мне кажется, современное искусство не ставит перед собой задачи отвлекать от проблем. Скорее оно заставляет экзистенциально столкнуться с проблемами — одиночеством, отсутствием непосредственного общения и т.п., чтобы перестроиться на другие режимы и ритмы жизни.

Например, перформансы «Ночной переход» или «Золото, найденное художниками» той же самой Марины Абрамович и Улая, где они по 16 часов в день просто сидели на одном месте, не двигаясь, в течение почти месяца, получая энергию из внутренней жизни души, а не из событий внешнего мира. Это кажется очень подходящим тренингом для переживания локдауна.

Я уже упоминала партиципаторное искусство. Когда художник или куратор целенаправленно проектирует участие зрителя в своём произведении, то столкновение с новым опытом также может помочь человеку узнать про себя что-то неожиданное, получить новые эмоции, на секунду самому почувствовать себя творцом.

Такое творчество можно найти и в Красноярске. Например, художник Александр ЗАКИРОВ, устраивая выставки в МЦ «Площадь Мира», почти всегда проектирует формат участия зрителей в выставке: оставить комментарий на стене, сделать свой рисунок или коллаж и т.п. В этом же музее Любовь ВИНК недавно делала перформанс «Социальная дистанция», где можно было получить опыт «долго смотреть в глаза другого человека». Наверняка и в интернете можно найти практики для соучастия — например, на Coursera есть курс по основам арт-терапии, где рисуют мандалы и восстанавливают свой психологический тонус.

Тема — Красноярский край

— На выставке в Музейном центре «Площадь Мира» я слышала слоган «Умные регионы — будущее России». Умный регион — это тот, в котором живо искусство?

— Развитие искусства в регионах действительно один из приоритетов современной культуры. Раньше художественные практики были сосредоточены в Москве и Санкт-Петербурге, талантливый человек должен был ехать туда, чтобы работать с образцами. Это был единственный путь!

В восьмидесятые художники в регионах начали понемногу находить информацию об авангардном искусстве XX века (про Дали, сюрреалистов, абстрактное искусство и т.п., которое не было особенно известно в свете культа социалистического реализма). Так в Красноярске появился Василий СЛОНОВ, в Омске — Дамир МУРАТОВ, в Новосибирске — арт-группа «Синие носы». Это художники, которым удалось, оставаясь на местах, сделать себе имя российского и международного уровня. В том числе и за счёт того, что они активно работают с местными контекстами. Сейчас, в век интернета, уже не обязательно никуда ехать. С точки зрения бэкграунда и знакомства с традициями возможности практически уравнялись. Есть и своя художественная среда. Сегодня появилось много молодых красноярских художников, которые, например, собираются на «Арт-Пушке».

— На ваш взгляд, что происходит сейчас с образом Сибири? Становится ли он более позитивным?

— Образ Сибири всегда был неоднозначным, и я бы не сказала, что произошли какие-то радикальные изменения, ведь образ не создаётся на пустом месте и не меняется, если не случились заметные трансформации в образе жизни и быта людей. В Сибири по-прежнему много заброшенных деревень, развитие инфраструктуры идёт только в больших городах, преимущественно в Красноярске. Кстати, я замечаю, общаясь с людьми из других стран, что Красноярск воспринимается ими позитивно, несмотря на многочисленные проблемы нашего города. Над образом Красноярска поработали, в городе произошли положительные перемены. А в Сибири?… Сейчас, если художники рисуют сибирский лес, то он вырубленный или горелый. Александр БЛОСЯК, красноярский художник, на одной из биеннале рассказал, как он смотрел на вырубки сибирских лесов из космоса с помощью гугл-карт и потом зарисовывал пустые квадраты. Это произвело сильное впечатление.

— В своих статьях вы пишете об образе Севера в современном искусстве. Чем, на ваш взгляд, обусловлен интерес современных художников к Арктике?

— Изначально это во многом был социопатический интерес: сбежать от лицемерного общества и оказаться один на один с природой. Рокуэлл КЕНТ в 20-е годы уезжал на Аляску, на Огненную Землю, потом в Гренландию. Мотив — уйти от общества, где слишком много наносного, к природе, которая прекрасна первозданной чистотой, немного пугающая и правдивая. Кент вместе со своим 9-летним сыном уехали на Аляску, где год они жили без связи с Большой землёй. Таким способом художник пытался понять основополагающие процессы жизни. В повседневности мы слишком заняты мелкими делами, ежедневными ритуалами, общением — так, что невозможно вспомнить, в чём заключается истинная основа бытия.

Рокуэлл Кент, «Аляска. Вид с Лисьего острова зимой». Автор о картине: «Для нас эта жизнь была такой, какой и должна быть, — цельной и безмятежной: любовь без ненависти, вера без разочарований. Идеальная жизнь для человека с натруженными руками и возвышенной душой».

Рокуэлл Кент, «Аляска. Вид с Лисьего острова зимой». Автор о картине: «Для нас эта жизнь была такой, какой и должна быть, — цельной и безмятежной: любовь без ненависти, вера без разочарований. Идеальная жизнь для человека с натруженными руками и возвышенной душой».

Во-вторых, интерес к теме Севера обусловлен экологической повесткой. Европейские художники озабочены тем, что ледники тают, и хотят узнать, в каком состоянии находится первозданная природа, что в ней меняется, насколько ситуация там тревожная. У многих современных авторов появляется потребность встретиться со своими тревогами лицом к лицу.

Уже были проведены арктические биеннале. Художники, совместно с организацией, которая спонсирует арктические объекты, арендовали корабль, пригласили туда много разных авторов, чтобы каждый, исходя из своих творческих методик, поработал с темой Севера, льда и Арктики. Организуются тематические выставки, посвящённые арктическим регионам. Есть художники, которые работают с наследием холодной войны, такими как оповещательные системы северных территорий, которые отслеживали по радарам возможные бомбардировки. Например, один из авторов, Чарльз СТАНКЕВИЧ, установил бункер, куда можно зайти и послушать сигналы старых радаров. Голландская художница Инна ЛАМЕРС едет в Арктику как в регион, где почти не ощущается присутствие человека, а если ощущается, то всё равно природа доминирует. В цивилизованной жизни складывается ощущение, что человек — хозяин природы, а Арктика расставляет всё на свои места. Художница делает арт-фотографии, когда в одном снимке совмещается несколько арктических пейзажей, и создаётся впечатление, что ты смотришь на внеземной пейзаж, будто это другая планета.

— Норильск, Дудинка, тундра — часть Красноярского края. Что даёт нам в культурном плане такое соседство?

— Многим жителям Красноярского края мало что известно о малочисленных народах Севера. Далеко не у каждого из нас местные культурные корни. У нашего региона разношёрстный состав, чьи-то семьи были сосланы сюда, кто-то приехал на комсомольские стройки, так что сегодня современники в поисках своих корней придут не к малым народностям, а скорее отправятся на запад России. Но общая связка всё равно есть: мы должны узнавать культуру народов, которые испокон веков проживали на этой территории, потому что они лучше знают, как взаимодействовать с этой землёй. Как приспособиться, как научиться ценить. Все фольклорные истории связаны с архаическими ритуалами, которые объясняют модель мироотношения людей ко всему, что их окружает: сакральное значение реки Енисей, воды, снега. Познавая культуру коренных малочисленных народов, ты понимаешь, по каким законам живёт сибирская земля. Это схоже с самопознанием.

Омский художник Дамир МУРАТОВ ведёт свое происхождение от коренных народов Сибири, и он, словно слушая зов предков, создаёт своё искусство. В его глазах Сибирь — особенное место, сакральное и величественное. Было бы здорово, если бы представители молодого поколения красноярцев также смогли оценить место, где они родились и растут, через местную уникальную культуру.

Быть, а не исчезать

— Среди ваших научных интересов в том числе современное искусство Китая. Какое оно?

— В прошлом году я ездила в китайский город Хайлар, в колледж искусств Хулунбуирского института. Это относительно небольшой город на севере Китая, в регионе Внутренняя Монголия. Там развивается юхуа — масляная живопись. Направление стало популярным относительно недавно — когда в Китае сменился политический режим, страна стала коммунистическим государством, и для китайских художников русская традиционная живопись являлась культурным идеалом и ориентиром. Тенденции и школа схожи с тем, что мы сегодня наблюдаем в России на уровне академического образования.

Юхуа противостоит исконное китайское искусство гохуа. Это живопись тушью на рисовой бумаге. Каллиграфия, созерцательные пейзажи. Сейчас всё это превращается в продукцию на экспорт для туристов.

Интересно, что в Китае у меня тоже случилась привязка к теме Севера. Во Внутренней Монголии есть небольшое поселение эвенков, и один из местных художников, интересуясь эстетикой художников Возрождения, запечатлевает культуру этого эвенкийского поселения в технике юхуа.

— Положение малочисленных народов — пограничное. С одной стороны, им нужно менять свой образ жизни, чтобы встроиться в современное общество, с другой — беречь традиции и не утерять наследие. Это болезненный вопрос?

— Существуют разные стратегии интеграции коренных народов в современное общество. Северяне могли бы заниматься развитием и продвижением в мир своей культуры, потому что там много интересных феноменов: жилище, образ жизни, предполагающий не хищническое использование природных ресурсов, а по потребностям. Так, шкура оленя шла на изготовление одежд и чумов, мясо — на еду, кости и рога — основа для декоративно-прикладного искусства. Многие энцы, ненцы, нганасане ищут современную форму передачи своей культуры обществу: мастерят и распространяют сувенирную продукцию, организовывают этнодеревни, выставки.

Другой способ — ассимиляция. О ней говорят преимущественно как о проблеме, когда молодые люди, проживающие на севере Красноярского края, не связывают свою судьбу с малой родиной. Они уезжают в школы, сдают ЕГЭ, чтобы получить классическое образование и интегрироваться в современный мир. И это нормально: всем хочется пользоваться благами цивилизации. Но для культуры последствия получаются негативными, ведь люди расстаются со своим языком, бытом, традиции постепенно перестают существовать. Энцев осталось около 60 человек.

— На ваш взгляд, глобализация усугубляет исчезновение культуры малых народностей?

— Процессы глобализации продолжаются уже 30 лет, но при этом многие самобытные феномены существуют успешно и даже используют глобализационные механизмы как технологию раскручивания рассказа о самих себе универсальным языком. Классный пример — Якутия. Якуты со своей культурой поработали мощно. Любят в мире фильмы-ужасов? Они снимают страшное кино про якутских шаманов. Любят дети приложение на смартфонах? Якуты выпускают приложение, которое помогает в игровой форме учить их язык.

Нельзя дать однозначную оценку, что глобализация — это плохо. Французский этнограф Клод ЛЕВИ-СТРОСС поехал в Бразилию и жил в племени бора-бора, о котором раньше никому не было известно. А сейчас, благодаря современным технологиям, мы знаем, как живут аборигены в разных точках мира, удивляемся этому и расширяем представление о жизненном устройстве.

Глобализация не стирает самобытность, а несёт с собой мощные технические инструменты. Другое дело, что наша жизнь становится более публичной. Теперь нигде не спрячешься, а если спрячешься, то рано или поздно исчезнешь.

Александра МАРКЕВИЧ-СЛАВЕЦКАЯ