«Изнанка человека страшна.
Будущие врачи должны это понимать»

— Алексей Владимирович, как сегодня решается проблема дефицита кадров в нашем крае? Каких специалистов больше всего не хватает медучреждениям?

— Это вопрос не только медицинского университета, но и всей системы здравоохранения. Надо сказать, что именно в последние годы приняты нормотворческие меры, которых ранее никогда не было. И мало какой регион страны может сегодня похвастать тем, чего достигли мы.

Я говорю про краевой закон, который был принят инициативно, с одобрения губернатора края, чтобы решать проблему дефицита кадров, привлекая средства бюджета региона, а не только за счёт целевого обучения. В рамках этого закона определены серьёзные финансовые потоки на ближайшие три года. Что позволило нам уже сегодня перевести 300 студентов и ординаторов на обучение по образовательным сертификатам. Это даёт право тем, кто учится платно, в дальнейшем получать образование за счёт бюджета края. Это абсолютная инновация.

Что касается дефицитных специальностей, безусловно, это специалисты первичного звена. Полтора года назад мы проводили подсчёты, краю требовалось порядка 500 участковых терапевтов и педиатров, в основном — в районы, малые города, посёлки. Туда, где большие проблемы не только с системой здравоохранения, но и с инфраструктурой в целом. Там и жить непросто, и работать трудно. Отсюда и дефицит врачей. Чтобы решить эти проблемы, должна проводиться серьёзная работа и региональными, и муниципальными властями. Отмечу, что узких специалистов в районы требуется ещё больше.

Чтобы понимать, сколько, кого и где мы должны трудоустроить, в университете создан, на мой взгляд, прорывной ресурс — «Медицинский кадровый призыв». Там размещена информация не только о вакансиях, но и о мерах социальной поддержки, которые предлагают молодым специалистам территории. Более того, когда выпускник публикует на ресурсе резюме, оно автоматически сопоставляется с теми вакансиями, которые есть в системе.

Мы кардинально перестраиваем работу по трудоустройству наших выпускников. За последние полгода провели встречи с представителями практически всех межрайонных центров — Ачинска, Канска, Минусинска, Лесосибирска. Здесь, в университете, со студентами и ординаторами встречались главы этих муниципальных образований и руководители местных больниц. Главные врачи рассказали ребятам о возможностях своих учреждений, а за последнее время они серьёзно изменились с точки зрения диагностики, лечения. А главы администраций презентовали социальную политику территорий. Затем организовали выезды наших учащихся в эти города, чтобы ребята посмотрели соответствие реальности той картинке, которую им представляли.

Кроме того, принято решение, что главы администраций близлежащих территорий берут на себя обязательство по оплате проезда наших обучающихся к месту практики. И при необходимости предоставляют им жильё.

Считаю, что такие меры: образовательные сертификаты, адресная работа, встречи с работодателями, которые заменили традиционную, достаточно бестолковую ярмарку вакансий, должны сократить существующий дефицит кадров.

— А что ребята должны сделать в обмен за сертификат?

— После окончания вуза они поедут работать туда, куда их направит министерство здравоохранения региона. Это не означает, что мы вернулись к советской системе распределения, но немного приблизились к ней. Те, кто получает образование за счёт бюджета региона, потом должны будут отработать там установленный срок.

Сейчас мы вносим некоторые изменения в закон, чтобы была максимальная прозрачность для обучающихся, работодателей и минздрава и возникало как можно меньше вопросов в рамках последующего трудоустройства.

Отмечу, что помимо дефицита кадров есть ещё одна проблема — их дисбаланс. Не секрет, что крупные лечебные учреждения уже не нуждаются в специалистах. У них огромный вал заявлений о трудоустройстве. Необходимо сделать так, чтобы не было излишнего перетекания ресурсов в крупные краевые клиники, федеральные центры.

Также нужно создавать условия, чтобы молодые специалисты, отправившиеся работать в районы, не чувствовали себя забытыми. Простроить траекторию, позволяющую им в дальнейшем, с освоением практических, профессиональных навыков, дорасти до крупных лечебных учреждений.

К слову, у нас в регионе достаточно успешно реализуется нацпроект по обеспечению межрайонных центров современным оборудованием, поэтому стираются грани между лечебными, диагностическими возможностями краевого центра и таких городов, как Канск, Ачинск, Норильск, Лесосибирск.

Например, на следующей неделе я еду в Лесосибирск, там открывается высокотехнологичный сосудистый центр для лечения больных с инфарктами и инсультами. Проведу первую показательную операцию на сердце. Создание такого центра — ещё один шаг к тому, чтобы стереть разницу в уровне здравоохранения между районными центрами, малыми городами и Красноярском. И это тоже позволяет сделать работу в территориях более привлекательной для наших выпускников.

Конечно, на встречах мы презентуем студентам эти межрайонные центры, рассказываем, какие там прекрасные хирургические комплексы, какие диагностические возможности созданы. Ведь в этих учреждениях есть и компьютерные томографы. Для многих учащихся это откровение.

— То есть молодой специалист, устроившись в такой межрайонный центр, может профессионально расти?

— Конечно. Хорошо, что в последнее время стал устраняться дисбаланс между уровнями оказания медицинской помощи: амбулаторно-поликлиническим звеном, муниципальными медучреждениями и региональными специализированными центрами. Привлекательность первого и второго уровней возрастает. Что позволяет выполнить одно из требований наших студентов — они должны работать в тех условиях, в которых мы их учим. А если они научились работать на КТ, а в районе даже рентгена нет, получается ерунда.

В рамках программы модернизации первичного звена выделяются большие средства на строительство новых учреждений в районах. Пример — Богучаны, там изумительная больница, соответствующая всем современным стандартам. Инфекционные госпитали, которые возвели, когда началась пандемия, также оснащены по последнему слову техники. Там созданы такие условия для работы, которыми наши старые городские больницы похвастать не могут.

— Узких специалистов не хватает, потому что в ординатуру сложно поступить?

— Нет, это не так. Во-первых, потребность в узких специалистах мы считаем по устаревшим критериям. Расчёты соотносятся с системой, которая определялась другими условиями. Сегодня, когда мы говорим о развитии новой диагностической базы, появлении телемедицины, расчёты должны быть другими.

Пандемия показала нам, насколько востребована телемедицина, открыла другие горизонты подготовки медицинских кадров. В дальнейшем одной из самых востребованных специальностей будет сетевой доктор. Мы столкнёмся с тем, что значительная часть сегментов привычного нам здравоохранения уйдёт в дистанционный формат.

Здесь я имею в виду не примитивный уровень: вопрос — ответ на сайте, а то, как работают крупные федеральные научные медицинские центры. Когда реанимационного больного через систему видеокамер консультируют специалисты из другой точки страны.

Во-вторых, что касается ординатуры, поступать туда не сложнее, чем было всегда. Считаю, что попадать туда нужно не сразу после студенческой скамьи, а когда у тебя уже есть какой-то опыт работы в системе. Когда ты на самом деле понял, что, например, хочешь быть проктологом, а не гинекологом.

Сегодня главные сложности здравоохранения — не в дефиците узких кадров. Все проблемы с доступностью, качеством, сохранением здоровья — в первично-амбулаторной сети. Человек судит о здравоохранении не по тому, как его принимают в крупных федеральных центрах, а по первому контакту с системой — обращению в поликлинику. Пришёл в регистратуру, ему нагрубили, к врачу он не попал и вернулся домой ни с чем.

— Об этой проблеме много говорят, но почему ничего не меняется?

— Потому что не меняется концепция. У нас финансы идут за больным человеком, а должны идти за здоровым. Как только деньги учреждениям будут платить за сохранение здоровья, а не за то, что диагноз поставили, всё будет по-другому. Но это сложный процесс, нужно, чтобы изменилась не только концепция, но и восприятие общества, его взаимодействие со специалистами.

— Как вы оцениваете свой первый год ректорства?

— Это сложный и абсолютно непоказательный год, потому что пандемия вмешалась во всё, в том числе и в образовательный процесс. Но мы этот год не провалили — ни по вопросам подготовки кадров, ни по финансовым показателям. Даже смогли увеличить фонд оплаты труда.

Теперь важно выйти из пандемии, это гораздо сложнее, чем войти в неё. Когда в больницах стали создавать красные зоны, закрывать учреждения для посещений, приостанавливать приём пациентов, мы потеряли все наши клинические базы, где учатся студенты. Это был шок. Но так мы поняли, что университету нужна своя клиническая база — современная больница. От повторения подобного никто не застрахован, а терять обучение студента у койки пациента недопустимо. Вопрос создания своей клинической базы я обозначил перед руководством края.

Отмечу: те из учащихся, кто хотел практиковаться, практиковались. У нас почти 60 процентов студентов и ординаторов работали — помогали во время пандемии. Старшекурсники и ординаторы — в красных зонах, остальные — в амбулаторно-поликлиническом звене, кол-центрах. Но нельзя говорить, что это был полноценный образовательный процесс по широкому спектру вопросов.

— Опыт пандемии показал, что подготовка медицинских кадров как-то должна измениться?

— К пандемии никто не был готов во всём мире. К этому невозможно подготовиться. Пандемия приходит внезапно, диктует условия, ставит тебя в шоковые обстоятельства, к которым ты должен приспосабливаться.

Наш университет быстро прошёл адаптационный период, справился со всеми сложностями. Хотя были и вспышки в общежитиях, и множество заболевших среди студентов и преподавателей. Вопрос в том, как к этому относиться; можно с истерикой, а можно с профессиональным подходом.

Считаю, что медуниверситет и вся система здравоохранения именно в пандемию проявили большую солидарность друг с другом. Такого погружения вуза в повестку регионального здравоохранения ещё не было. Мы отдали 60 процентов своих обучающихся на помощь практикам. Когда поняли, что амбулаторно-поликлиническое звено перегружено, организовали у себя кол-центр, чтобы разгрузить участковых терапевтов от вала звонков встревоженных пациентов. Когда не хватало специалистов в красных зонах, туда пришли наши ординаторы и старшекурсники.

— Как российская система здравоохранения справляется с пандемией?

— К сожалению, у нас зафиксирована избыточная смертность населения. Это показывает, как пандемия повлияла на смертность от других заболеваний. На сегодняшний день по уровню смертности мы оказались отброшены на 10-15 лет назад от того показателя, который имели в последние годы.

Безусловно, сейчас мы восстанавливаем плановую помощь. Но чтобы придать этому процессу невозвратный вид, нужно следовать опыту тех стран, которые решили вопрос с вакцинацией. Нужно выдержать планку, заявленную губернатором: к осени прививки должны сделать 1,3 миллиона жителей края.

Но пока избыточная смертность высока. Люди умирают не от ковида, а от болезней систем кровообращения, пищеварения. Это последствия перегрузки системы здравоохранения. Был момент, когда в крае развернули 7000 инфекционных коек. Они же не из воздуха взялись.

— Готовит ли вуз будущих врачей к психологическим стрессам?

— Это важный вопрос.

Видите, что происходит: участились неадекватные поступки. Я имею в виду трагедию в Казани.

В нашем вузе есть направление, которое занимается подготовкой медицинских психологов. Регулярно мы тестируем студентов, получаем разные результаты, разные психологические портреты молодого поколения. Но не скажу, что результаты могут играть критическую роль в плане профпригодности выпускников.

Сегодня и общество меняется: сильны тенденции инфантилизма, неготовности к самостоятельному принятию решений. Но это не последствия работы той или иной организации, а результат других глобальных процессов, происходящих не только в нашей стране.

Со стрессами и профессиональным выгоранием ты как специалист борешься сам. Но важно проводить определённую профориентационную работу ещё со школьной скамьи. В медицину идут те, кто как-то представляет труд врача. Всегда всем говорю: я не мог стать капитаном дальнего плавания, меня с детских лет окружала медицинская тематика, я понимал, что это такое. Те, кто падает в обморок от вида крови, в хирургию не пойдут.

Изнанка, внутренняя сторона, человека страшна как в плане болезни, так и в психологическом плане. И больница — не лучшее место на земле. К этому нужно быть готовым.

На фото: 10-я межрегиональная студенческая олимпиада по хирургии СФО

— Вы отметили, что перед вами вопрос выбора будущей профессии не стоял…

— У меня три поколения врачей за спиной, поэтому я не раздумывал. И ещё четыре поколения священников.

— Почему тогда выбрали не путь священника?

— Потому что это были предыдущие поколения. А рос я в медицинской среде.

— Как соотносите понятия «вера» и «наука»?

— Никак. Я не являюсь сторонником канонизации профессии врача. Более того, не являюсь человеком, который с трепетом относится к церковной теме. Очень уважаю своих родственников — предшественников, которые отдали себя служению, уважаю человека, имя которого носит наш университет. Но тем не менее не стал бы сильно уходить в духовные, высшие материи. Медицина делается по-другому. Говорят, чтобы стать хорошим врачом, ты должен истинно веровать в Бога. Я так не считаю.

— Как вам удаётся совмещать ректорство и хирургическую практику?

— А как можно не совмещать? Оставаясь в практическом здравоохранении, выполняя операции, подаёшь студентам пример для подражания. Это самая лучшая профориентационная работа, пример того, к чему должны стремиться учащиеся.

— Почему в своё время вы выбрали именно хирургию?

— Мои родители — рентгенологи. Когда я оканчивал медицинский институт, в краевой больнице открылось новое отделение — рентгенохирургия. Не было известно, чем оно будет заниматься: какие-то операции внутри сосудов и сердца под рентгеновским контролем. Я собирался в интернатуру по лучевой диагностике, зашёл в кабинет, куда привезли первую специальную стойку… и остался там. Было интересно, такой драйв: в экран смотришь, катетером что-то делаешь.

— Вы помните свою первую самостоятельную операцию?

— Откровенно говоря, нет. Это было давно. На днях ко мне зашла женщина, наш вуз она посетила по служебной необходимости. И показала фото своей дочери, спросила: «Узнаёте девочку? Пятнадцать лет назад вы сделали ей операцию при врождённом пороке сердца. Это произошло первого сентября. С тех пор каждый год в этот день мы отмечаем её второй день рождения. Помните? Она у вас по кабинету бегала, в каждый шкаф заглядывала». Я сделал вид, что помню.

— Сколько операций вы уже провели?

— Тысячи. Каждый день — по 5-6 операций. И были времена, когда я работал по семь дней в неделю.

— Вы затрагивали тему вакцинации. Билл Гейтс назвал вакцины величайшим научным достижением в истории человечества. Вы согласны с этим мнением?

— Да, очевидно, что это так. Иначе человечество не существовало бы в сегодняшнем виде. Двойной трактовки в этом вопросе быть не должно. В приложении к пандемии: это один из путей, который позволит сделать вирус безопасным. Сам я переболел ковидом, у меня есть антитела. Но я слежу за титром: как только начнёт падать, сделаю прививку.