—Правосудие в России отличается невниманием к нуждам жертв преступлений. По мнению многих специалистов, жертвам преступлений наносится двойной ущерб: во-первых, от самого преступления, а во-вторых, от карательного способа организации правосудия, где на первом месте — не проблемы жертвы, а наказание за нарушение законов государства. Кто будет задумываться о потерпевшем, если важно в первую очередь доказать вину и определить наказание виновному, чем исключительно и занимается правосудие?
По приглашению Юридического института (и при содействии Красноярского краевого фонда поддержки научной и научно-технической деятельности) этой осенью в СФУ проводил лекции-семинары президент Межрегионального общественного центра «Судебно-правовая реформа», председатель Всероссийской ассоциации восстановительной медиации Рустем МАКСУДОВ. С ним встретился наш корреспондент.
— Рустем Рамзиевич, разработка восстановительного подхода к ситуациям правонарушений и конфликтов с участием несовершеннолетних началась в России в 1998 году. Разве не было прежде судебных тяжб с участием несовершеннолетних? Почему только теперь регионы начинают проводить соответствующие эксперименты?
— С одной стороны, это элемент гражданского общества. Ну, знали раньше, что насилие в семье — и бог с ним! Потом появились женщины, которые озаботились этой проблемой, создали общественные организации. Правозащитники стали трубить повсюду о беспределе в тюрьмах, про пытки, которые учиняют в милиции и т.д. Благодаря активистам от общественности появился резонанс. Также с ювенальной юстицией: она стала сферой вливания государственных средств — и сразу появилось много людей, которые считают себя «друзьями» ювенальной юстиции, чтобы пораспределять эти государственные вложения...
— Как-то это очень горько прозвучало… Как вы считаете, нужен ли России закон «О ювенальных судах»?
— Я считаю, что закон такой не нужен пока. Сначала необходимо наработать региональный опыт, региональные модели. Дальше надо понять, что мешает состояться этим моделям, обобщить и только тогда принять законопроект на основе практики. А законов, которые не исполняются в нашей стране, и без того хватает — зачем ещё плодить..
ДОСЬЕ
Максудов Рустем Рамзиевич родился в 1959 г. В 1982 г. закончил Казанский государственный университет по специальности «История». Работал в области изучения криминальных группировок молодёжи. С 1994 по 1996 — участник мероприятий отдела по судебной реформе и судопроизводству Администрации Президента России, связанных с продвижением судебной реформы в России.
С 1997 г. участвует в продвижении идеи и технологии восстановительного правосудия в России. Практикующий ведущий в программах примирения жертвы и правонарушителя. Тренер в области подготовки ведущих таких программ, а также специалистов в области ювенальной юстиции. Автор более 100 работ по проблемам восстановительного правосудия и ювенальной юстиции.
— Опыт других государств показывает, что вполне можно обойтись и без закона о ювенальной юстиции. Может быть, России стоит перенять опыт той же Великобритании?
— Я твёрдый сторонник того, что никакой опыт слепо заимствовать не удастся — у нас своя страна, свой менталитет. Например, на флаге ювенальной юстиции Великобритании написано: «Восстановительное правосудие». Надо сначала проанализировать этот опыт, а то на флаге-то можно что угодно написать… Нужно понять, что происходит в разных странах, посмотреть тенденции процесса. Чем мы, собственно, постоянно занимаемся. В Великобритании действуют суды магистратов — это аналог ювенальных судов. Я там встречался с судьёй магистрата, которая является директором школы в отставке, кстати — не юрист. Но у неё есть клерки юристы, которые помогают осуществлять правосудие, и она рассматривает дела несовершеннолетних.
В Великобритании есть команды по работе с правонарушениями или преступлениями несовершеннолетних. Заметьте: с правонарушениями, а не с правонарушителями! Указанные группы работают в отдельном офисе — там есть междисциплинарная команда специалистов, которая разбирает каждый случай и устраивает так называемые «панельные встречи», похожие немного на программы восстановительного правосудия. В группе — медик, педагог, психолог, собираются и свои рекомендации дают, а если нужно, то и судебное решение принимают. Если же нет ситуации с потерпевшим, то решают вопросы о возмещении вреда. Это тоже интересный опыт.
Мне довелось побывать в Новой Зеландии. Там все дела, кроме умышленных и неумышленных убийств, направляются на «семейные конференции».
Если говорить о маори — коренном населении страны, то это такая большая встреча в их общинном доме, где собираются все родственники и представители клана маори, потерпевшие, представитель полиции, адвокат. Ведёт эту встречу координатор от комитета по делам молодёжи. Семейная конференция вырабатывает план для работы с конкретной ситуацией. Сейчас в мире наблюдается просто какое-то паломничество — все стремятся изучать опыт семейных конференций.
— На семинаре вы всё время говорили про систему, а иллюстрации приводили частного порядка: вот, мол, нашли девочек, они жили на кладбище… мы с ними стали работать. А можете проиллюстрировать работу системы?
— Упомянутый вами пример как раз и есть наша инновация. Эти девочки не отправились в колонию и больше не крали и не безобразничали. Заметьте: мы стали заниматься их устройством, а не социальные работники, ни инспекторы комитетов по делам несовершеннолетних…
— Значит для того, чтобы этим заниматься, нужна какая-то другая структура: не социальные работники, не центры психологические, не педагоги?
— Вовсе не так. Вы знаете, что за люди были матросами у Колумба? Приговорённые к смерти преступники! То есть чтобы открыть Америку, нужны такие выродки, которые этот путь бы проделали. Нужны люди — маргиналы, которые не вписались никуда и начали новый путь строить: но не колготками торговать, не в бизнес идти, а в сферу оказания помощи таким же заблудшим душам…
— Получается, что возглавляемая вами Ассоциация восстановительной медиации всей своей деятельностью показывает новые пути, и этот опыт потом будет передан социальным работникам или в психологические центры?
— Мы действительно сотрудничаем с психологическими центрами, где создаём службы примирения, которые становятся содержательным, организационным и методическим ядром и обустраивают работу на территориях. Ни на минуту не прекращаем работать с детьми и семьями. Причём осваиваем всё новые программы. Одна из таких программ «Круги сообществ»; в каждом круге, как правило, участвуют около 30 человек.
Сейчас осваиваем семейные конференции, которые могут проводиться как по ситуациям преступления, так и для профилактики социального сиротства. Мы преподаём у социальных педагогов и надеемся, что они продолжат благое дело.
— Сейчас готовится законопроект «О полиции». Учитывает ли он специфику восстановительного подхода?
— У нас так устроена система, что если принимается закон, то он принимается в интересах определённых ведомств. Концепции нет. В целом все мои коллеги говорят, что этот законопроект ухудшает ситуацию с правами человека, но улучшает положение милиционеров, которые получают больше полномочий без правовых механизмов. Возникает масса вопросов: например, нужно ли выделять инспекцию по делам несовершеннолетних как отдельную службу, должна ли она подчиняться РОВД или вообще быть независимой? Много непонятных моментов… Нет сопровождающего пакета документов о внесении изменений в такой-то и такой-то закон в связи с принятием закона «О полиции»…
— В ходе семинара вы сказали, что сегодня проблема ещё и в том, что нет концептуальных исследований западных моделей ювенальной юстиции. Почему?
— Есть исследования, которые показывают: ура, ура! Как хорошо работает модель! Но нет исследований, которые бы продемонстрировали диалектичность всего: да, есть достижения, но есть и проблемы… Только при таком аналитическом раскладе мы смогли бы понять всю полноту, многосторонность, многоаспектность процесса. Пусть дураки учатся на своих ошибках, но мы-то не должны наступать на те же грабли.
— Вы приводили статистику: 1/4 решений судов с участием несовершеннолетних заканчиваются примирением сторон. Что из этого следует?
— Судьи утверждают, что 3-5% детей всё равно будут преступниками, но мы никогда не узнаем, кто именно… Поэтому работать нужно с каждым несовершеннолетним персонально. Всякий раз приходится изобретать какие-то уникальные вещи… Я лично работал с мальчиком, который совершил второе преступление на десятый день после первого условного приговора. Вопрос решался о направлении его сначала в центр временной изоляции несовершеннолетних, потом в СИЗО и дальше. С перевесом в один голос удалось избежать такой несладкой участи. Мы взяли этого подростка под своё крыло, полгода с ним работали. Когда стали разбираться в сути произошедшего, выяснилось, что семья подростка алкоголизирована, улица для него — дом родной, а поскольку у мальчика «золотые» руки, он вскрывал машины, в форточки лез и т.д.
Беседуя с Ваней, я понял, что тот совершил преступление, чтобы возвыситься в глазах сверстников. Дальше я собрал его друзей и спросил: удалось ли ему повысить свой статус в их глазах? Те говорят: «Никакого авторитета». Когда я своему подопечному их мнение передал, он впервые почесал затылок и задумался. Каждый раз надо понять смысл ситуации, в которой человек находится. Для этого хорошо бы достигнуть такого контакта, чтобы он впустил вас в свою душу…
— А были случаи, когда вы работали с подростками и не смогли их направить на путь истинный?..
— К сожалению, были. Мы анализировали каждый случай отказа от медиации и со стороны потерпевших, и со стороны правонарушителей. Но и в случае отказов продолжали свою линию – проводили программы примирения, семейные конференции, изобретали всё новые и новые конструкции.
— А каковы мотивы отказа?
— Как ни странно — нежелание нести реальную ответственность. Потому что уголовная ответственность — это как раз отрицание ответственности. По нашему мнению, ответственность заключается в заглаживании вреда перед потерпевшим.
— Приходилось ли вашей организации сталкиваться с противодействием властных структур, правоохранительных органов?
— Да, заместитель генерального прокурора РФ в 2005 году сказал, что наша деятельность незаконна. Написал соответствующее письмо и разослал его по всем прокуратурам. Но нас спасло то, что суды отреагировали отрицательно на это письмо, и мы смогли продолжить
работу…
СПРАВКА
По законодательству РФ уголовные дела по нетяжким статьям могут быть прекращены за примирением сторон. Однако в отличие от многих зарубежных государств процедура примирения по уголовным делам не конкретизирована, а самое главное, в России почти нет специалистов-медиаторов, которые могли бы профессионально осуществлять примирительное посредничество. Именно таких специалистов собирается готовить Юридический институт СФУ. Рустем Максудов, а также его коллега Антон КОНОВАЛОВ («Школьные службы примирения») уже дважды (в октябре и ноябре) провели в СФУ соответствующие семинары и тренинги. Обучение на тренингах «Восстановительная медиация» прошли 48, а по программе «Круги сообществ» 36 слушателей. В их числе студенты, работники судов, комиссий по делам несовершеннолетних, социальные работники, психологи из городов края от Норильска до Минусинска. В декабре уроки мастерства получат ещё около 30 специалистов.