Помню, как-то раз на первом курсе в университете лектор попросил нашу группу назвать хотя бы одну общечеловеческую ценность. Простая задача оказалась чрезвычайно коварной — как мы ни бились, так и не смогли вспомнить ли, изобрести ли хоть что-то, что было бы одинаково ценно для любого жителя планеты Земля.
Недавно этот вопрос снова показался мне занятным. Кто может ответить на него точнее, чем философ? Ведь философия, как всем известно, — родительница всех наук. В собеседники я выбрал Инну Николаевну Круглову, профессора кафедры философии Гуманитарного института СФУ. После пересказа этой истории, я задал ей аналогичный вопрос:
— А вы какие общечеловеческие ценности могли бы назвать?
— Ещё Сократ учил — прежде чем решать проблему, определись в понятиях. Что такое ценность? Между прочим, в философии существует целая наука, посвященная изучению ценностей — аксиология. Любопытно, что возникла она совсем недавно, во второй половине 19-го — начале 20-го веков, хотя впервые вопрос о ценностях поднял ещё Кант в связи с обоснованием этики. Он заметил, что классическая этика строит свою концепцию на понятии должного, не различая должное и сущее. То, что должно существовать —это один вид реальности, а то, что существует на самом деле — другой вид реальности.
Так, вот, ценности, безусловно — это…
— …то, что должно быть?
— Правильно. С этого и начинаются вопросы, на которые пытается ответить аксиология: что такое это должное, каким образом оно существует и в каком виде — как запреты или как идеальные нормы? И что такое абсолютная ценность: нечто, существующее всегда и везде, как какая-то божественная реальность, или же как что-то конкретное в разуме человека? Но ведь людей огромное коли-чество!
— Может быть, тогда ценности — это некий компромисс между всеми этими людьми? Нечто среднеарифметическое?
— Вот это весьма похоже на правду. Потому что раз и сам человек «срединное существо» между небом и землёй, то и ценности — нечто среднее. Диссонанс между должным и существующим — это основной конфликт, который пытается решить аксиология. В классических концепциях этики такого конфликта нет — по Платону, например, ценности абсолютны, они существуют как некое идеальное образование, и именно это начало и даёт всему остальному возможность жить. С точки зрения Платона, именно ценности идеального определяют наши конкретные цели.
— Но ведь достижение цели — это процесс, который может растянуться на бесконечность! А сама цель — это скорее тактическое понятие.
— Совершенно верно. Цель — это прагматика. То, о чём вы говорите — что все ценности относительны — как раз и базируется на том предположении, что человек ставит себе прагматические цели и, исходя уже из этого, реализует и формирует свои ценности. К сожалению, такой подход, объясняющий прагматику целей и ценностей, не может обосновать, почему человек способен поступать вопреки принципу полезности?
Вот мы и сформулировали две точки зрения, обе из которых присутствуют в культуре. В классической культуре, не только в древнегреческой, но и в христианской, существует представление об абсолютных ценностях. А в современной, особенно в постмодернистской, бытует представление о ценностях относительных. В сравнении с Платоном, нынешний мир думает иначе.
Хотя первым спорщиком с классической концепцией этики был уже Августин. Он говорил: да, это хорошо, чтобы человек всегда делал то, что он должен делать, но проблема в том, что человек несовершенен. И в нём, помимо доброй воли, живёт ещё и другая, злая. Она-то и заставляет человека делать не так, как должно. Человек даже знает, как надо сделать, а всё равно поступает наоборот.
Августин Блаженный выделял три уровня зла, мешающих приближению к абсолютной ценности Бога: метафизико-онтологический, моральный и физический. Но во всех случаях зло, по его мнению, — это любовь к себе, надменная спесь. Благо — любовь к Богу, т.е. желание и любовь к благу истинному. Это он утверждал как по отношению к индивиду, так и к человеку как существу общественному.
— А если мы, считая ценности изначальными и абсолютными, попробуем их всё-таки проранжировать?
— Немецкий философ Макс ШЕЛЕР, считающий, что именно «вечные» ценности, не вписывающиеся в нашу действительность, задают волю к целям, был одним из первых, кто попытался сформулировать такую типологию ценностей. Он выделил четыре группы.
Первая, основная — это ценности святости. Вторая — духовные ценности этики, права, светской морали, науки, искусства. Третья — виталистские ценности, ценности жизни. И четвёртая — это гедонистические ценности. В разных культурах эти градации меняются местами. Такая шкала очень хорошо подходит к европейской культуре. Если расписать по типам личности, то первую группу ценностей реализует святой или подвижник, второй тип — мудрец, человек науки или искусства, дальше — деятель, законодатель, техник, чья функция — организация жизненного пространства, ну и четвёртый тип — весельчак, артист — любитель наслаждения, балагур.
Макс Шелер — один из основоположников философской антропологии, который заявлял о необходимости противодействия негативным тенденциям прогресса — в первую очередь, тенденциям утраты человеком духовных ценностей вечного и универсального значения. Исходный пункт философии Шелера — понимание человека как существа любящего.
— Можем ли мы отнести эту типологию к любой культуре или она, всё-таки, меняется, в зависимости от этнографического «наполнения»?
— Скорее, так: сами ценности не меняются — в любой культуре присутствуют ценности святости или ценности жизни, меняется их способ «расстановки». К примеру, в восточных цивилизациях культура наслаждения приравнивается к духовным ценностям, а герой – это, скорее, созерцатель.
— Если я не ошибаюсь, в вашей диссертации вы рассматривали феномен жертвенности. Любопытно, как жертвенность соотносится с ценностными ориентациями человека?
— В принципе, моя научная работа — это попытка ответить на вопрос: откуда берутся ценности и кто их производит? Самое сложное для их понимания заключается в том, что это — вещь идеальная, которая, однако, реально детерминирует поведение человека. Да, они инвестируют человеческую деятельность, но кто и когда эти ценности порождает? Я обращаюсь к исследованиям ещё архаической культуры, ведь если мы ставим вопрос «откуда», мы спускаемся всё глубже и глубже, к тайне нашего происхождения. Оказывается, что в основе производства культурных ценностей лежит институт жертвоприношения.
— Каким же образом это происходит?
— Через жертву человек впервые обнаружил и обосновал свою «человечность»: в жертвоприношении человек уничтожал в себе животное. Только пройдя этот опыт смерти, вырабатывается и обретает существование некая идеальная истина. Она выполняет, прежде всего, социальную функцию, которая затем отчуждается и становится религиозной. Обратите внимание, практически все символы святости связаны с символами жертвы. В своих рассуждениях я опираюсь на теорию французского антрополога Рене ЖИРАРА, доказывающего, что институт жертвоприношения лежит в основе всех культурных образований. Это — необходимость человека жить в сообществе с другими. Чтобы это получалось, он должен отказаться от каких-то своих эгоистических требований, желаний, создать некую идеальную модель существования и ей подчиняться. В противном случае, если не будет этой идеальной модели нашего существования и способности ей подчиняться, насилие поглотит нас.
Рене Ноэль Теофиль Жирар родился в 1923 году, здравствует и поныне. Создатель оригинальной концепции «фундаментальной антропологии» и основанной на ней теории культуры. Он предположил, что всякий культурный и социальный строй возникает благодаря разрешению так называемого «жертвенного кризиса», то есть прекращения состояния «войны всех против всех» путём совершения жертвоприношения.
— Можно ли тогда говорить, что именно понятие жизни присутствует в высоких порядках всех ценностных иерархий народов и культур?
— Точнее это было бы назвать «любовью». В основе выбора ценности всегда лежит акт любви-ненависти. Любовь к Богу —высшее проявление этого акта; всё остальное — любовь к близким, к родине, к любимой — не что иное, как «дремлющая любовь к Богу». И, конечно, в том числе — любовь к жизни. Или, по ФРЕЙДУ — инстинкт Эроса, самосохранения.
— Что же тогда представляет собой инстинкт Танатоса — тоже некая форма жертво-приношения?
— Видимо, да. Танатос как инстинкт смерти — позитивное, конструктивное разрушение. Есть, конечно, и патологические формы, но жизнь устроена так, что она включает в себя разрушение.
— А от чего может разрушиться система ценностей? Хватит ли для этого какого-то конкретного события, или на это нужно много лет и много усилий?
— Очевидный пример из нашей истории — Октябрьская революция, да? Событие, которое нанесло сильный урон традиционным ценностям. Но, опять же, раз мы процесс их образования отнесли к генезису культуры, к механизмам формирования общественных институтов, то, разумеется, идеальные модели, которые создаются такими колоссальными усилиями, в одночасье не рушатся. Это видно на примере той атеистической политики, в которой выросло несколько поколений, и которая, тем не менее, не смогла уничтожить религиозные ценности; они сейчас так или иначе возвращаются, выходят из тени. Так что, я не думаю, что даже 70 лет разрушения в нашей стране смогли нанести русскому мироощущению непоправимый урон, наоборот, мы обладаем уникальным опытом — опытом «неверия». Во всяком случае, если мы хотим существовать как жизнеспособный этнос, нам необходимы ценности святости.
Согласно исследованиям Всероссийского центра изучения общественного мнения, базовыми ценностями для россиян в XXI веке стали безопасность, стабильность, полноценное существование, здоровье и национальная идентичность. Ещё семья – но эта ценность всегда находится в «топе».
— Какие, на ваш взгляд, ценности сейчас являются доминирующими в нашей стране?
— Безусловно, прагматические. Они довлеют в Западной Европе, и мы на них же держим курс. Утилитаризм поглощает ценностные миры. В этом плане появление аксиологии симптоматично — она, видимо, потому и появляется, чтобы их на свой лад оживлять, чтобы им давать новую жизнь. Ведь религия, в общем-то, верна себе — иди в храм и служи литургию… Проблема-то как раз не в том, что религиозные ценности не вписаны в прагматику сегодняшнего мира, а в том, что они подменяются иллюзиями веры; мы перестаем понимать сущность такого состояния, как вера.
— Кто же может воздействовать на изменение данной ситуации?
— Наверное, сегодня, как ни в какие другие времена, мы начинаем понимать, что ни социум, ни партия, ни государство, и даже ни религия – не могут отвечать за выбор. Выбор совершает сам человек, исходя из той самой несовершенной воли, которая досталось ему в наследство. Как ни странно, но благодаря ей человек только и может иметь свободу выбора ценностей. Суть ценностей именно в том, чтобы их выбирать. Рассудите сами: принуждение к добру — это благо?
Философия воздействует, прежде всего, через тексты, через преподавание. Хотелось бы, чтобы ко всему этому подключились средства массовой информации, но в мире прагматики всё завязано на оплате. Конечно, существует какой-нибудь «закрытый показ», который свидетельствует, что люди, снимающие сложные фильмы, задумываются о ценностных проблемах. Но беда в том, что это всё-таки показ закрытый.
— Как-то не очень радостно получается... Но прагматика ведь — это не совсем характерно для нашей страны, правда?
— После стольких лет потрясений сегодня вообще говорят об антропологической катастрофе — человек коренным образом меняет своё существо, свои свойства, он уже не узнаваем в своей человеческой сути. Скажем, люди, которые жили пятьсот лет назад, двести, да даже в начале двадцатого века, — это были люди совсем с другим мирочувствием. В начале прошлого века мы ещё существовали в классической культуре, и ценности для нас были достаточно традиционными. Но сегодня, конечно, всё не так: общая ситуация расстроя веры, чувства, разума. В общем-то, я думаю, что человек заблудился в ценностях. Кто укажет путь? Кто имеет отношение к выработке тех самых идеальных ценностей? Политики? Политика — чаще всего подмена, она следует за злобой дня. Я думаю, что ценности уже есть, они существуют, они уже созданы. Сознательное и осмысленное решение, которое принимает сам человек, и есть основа ценностей.
— И всё же возможно найти что-то, что будет одинаково ценно для каждого человеческого существа?
— Знаете, ДОСТОЕВСКИЙ хорошо об этом сказал. Возможно ли всеобщее человеческое счастье? Наверное, нет. Потому что найдётся всегда хотя бы один, которому захочется по своей глупой воле пожить. Это — один момент. А второй — конфликт ценностей составляет суть человека; уберите его и получите ..?
Какие из следующих проблем нашего общества тревожат вас больше всего, и вы считаете их самыми острыми? (не более 5-6 ответов)
