Разговор о профессиональной этике учёного сложен, потому что, в отличие от зафиксированной ещё в античные времена «клятвы Гиппократа», положенной в основу современного Международного кодекса медицинской этики, кодекс поведения профессионального учёного значительно варьируется и носит конвенциональный «договорной» характер в различных странах.
Рассказать о том, какие нравственные ориентиры действуют в среде российских учёных и чем они отличаются от норм, принятых в странах Евросоюза, а также сформулировать заповеди профессионального поведения истинного учёного мы попросили первого проректора по науке и международному сотрудничеству Сибирского федерального университета Сергея Владимировича ВЕРХОВЦА. Свой взгляд на этику учёного высказали также к.т.н., доцент Института инженерной физики и радиоэлектроники СФУ Юрий Петрович САЛОМАТОВ и доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой прикладной математики и компьютерной безопасности Института космических и информационных технологий СФУ Алексей Александрович КЫТМАНОВ.
— Сергей Владимирович, объясните, пожалуйста, кем или чем определяются правила игры в научной сфере? Кто отвечает за очерчивание нравственных границ «можно — нельзя» для каждого отдельного учёного?
— Я материалист, поэтому скажу: правила определяются условиями жизни. Если мы говорим о зарубежной, в первую очередь западноевропейской и американской, традиции, то научный менталитет, годами или даже столетиями формировавшийся в британских классических вузах, университетах Лиги Плюща (США), в институтах Общества Макса Планка (Германия), — особый. В этих заведениях категорически не приемлется так называемый «научный инбридинг» — «самовосполняемость» научных кадров. Не принято обучаться в аспирантуре, претендовать на преподавательскую должность в вузе, который вы окончили. Проблема решается при помощи механизма академической мобильности: начиная со школьной скамьи и, тем более, в студенчестве человек меняет учебные заведения, переезжая в другие города или даже страны, работает в разных научных коллективах. Профессор, например, не имеет права задерживаться на одном месте более шести лет, а если учёный задействован в проекте — он покидает вуз сразу после завершения проекта.
Второй важнейший пункт профессиональной этики состоит в академической открытости учёного, его готовности не просто продуцировать знание, но и в разумных пределах делиться им с коллегами, работать в коллективе. Если этот принцип реализуется, естественным образом возникает табу на плагиат — целенаправленное присвоение чужих открытий.
— Академик А.Д. Сахаров, будучи одним из разработчиков водородной бомбы, с 50-х годов XX века выступал за прекращение испытаний ядерного оружия. В определённый момент гражданин победил в нём учёного. Можно ли считать такое поведение образцовым? Где черта, у которой исследователь должен остановиться, и кто её проводит: он сам или государство с его Уголовным и Гражданским кодексами?
— У исследователя, занимающегося фундаментальной наукой, только один внутренний цензор и ограничитель — он сам. Диалектика заключается в том, что учёный — это не отвлечённое понятие и не «сферический конь в вакууме». Это живой человек, сочетающий в себе и личное, и гражданское, и культурное. И у каждого сочетание этих компонентов — индивидуальное. Вопрос, что победит в тот или иной момент.
— Насколько вообще понятие морали применимо к научной среде? Можно ли разделить учёных на «придерживающихся морали» и «аморальных»?
— Нет, нельзя. Для настоящего учёного цель действительно оправдывает средства и превыше всего — результат исследования. У каждого, кто занимается наукой, свои «тараканы» в голове. И каждый имеет право на собственный неписаный кодекс поведения — это этика индивидуальная, иногда она может изумлять или даже пугать окружающих. Помните созданный Голливудом образ сумасшедшего учёного-злодея? Утрированно, но в некотором смысле жизненно.
— Ну а если вернуться к относительно объективным правилам, принятым в социуме?
— …то на Западе ты поставишь крест на себе как на учёном, если будешь уличён в «кумовстве» — окружении себя сотрудниками-родственниками.
Научный мир там построен на принципе интеллектуального наставничества, а не на родственных связях. Научное сообщество стремится к максимальной открытости, постоянному перемещению учёных.
У нас совсем другая традиция — в Российской академии наук среда скорее закрытая. Это структура самовоспроизводящаяся, практически каста. Только сами академики имеют право рекомендовать кого-либо для вступления в их сообщество.
— Это, видимо, приводит к застою в академической среде?
— Нет. Примите как аксиому: в нашей национальной традиции академик всегда прав. Это люди высочайшей квалификации, профессионализма и, априори, носители эталонной этики, выработанной именно в российском научном сообществе. Возраст РАН, напомню, более 200 лет. Было время, чтобы выкристаллизоваться. Например, министр образования не может назначать академиков. Он администратор, а не учёный. Такими же закрытыми являются Российская академия сельскохозяйственных наук, Российская медицинская академия и др.
— Существует представление, что истинный учёный должен быть, что называется, голодным. Примерно, как художник, который может в полунищем состоянии творить на чердаке произведения и прославиться после смерти.
— Это утверждение относительно. И если применимо, то, в основном, к фундаментальной науке. На самом деле, учёный должен быть окружён необходимым: иметь возможность работать в лаборатории, снабжённой новейшим оборудованием, средствами связи, Интернетом.
Не знать недостатка в реактивах, проблем с программным обеспечением и т.п. Но вот перспектива постоянного гарантированного заработка и вправду убивает исследователя в его профессиональном качестве. Волка ноги кормят! Пока человек «рыщет» в научном поиске — он живёт как учёный. Это и охота, и своего рода подвижничество, наверное…
Или вот ещё исторический «анекдот»: королева Великобритании Елизавета посетила обсерваторию в Лондоне. Восхитившись увиденным, она пожелала повысить жалование заведующего до невиданных высот. Однако учёный отказался, заметив, что за такие деньги все вокруг будут выдающимися учёными.
Я бы сказал, что растущая в геометрической прогрессии «чистая» зарплата развращает многих людей науки: они начинают паразитировать на своих старых открытиях, выпуская два раза в год «обязательные» статьи, не проводя никаких новых исследований. Хотя всегда есть исключения — в любом, даже самом «сытом» коллективе найдётся человек пять «одержимых», которые горят своей идеей и работают ради прогресса научного знания.
— Но ведь если не повышать заработную плату учёным, они элементарно эмигрируют за рубеж! Проблема «оттока мозгов» болезненна для России.
— Потому болезненна, что этот отток никак не останавливается. Вот уже два поколения «вымыто». Вначале перестройка, потом — девяностые, ещё одна волна «двухтысячников» — и мы пройдём точку невозврата. Новые поколения учёных просто некому будет наставлять, учить.
— Больно слышать.
— Но это реальность. Есть такое слово — Родина. Любим, как умеем, стараемся. Но не всё зависит от эмпирической любви. Знаете, что сделал президент Барак ОБАМА в преддверии экономического кризиса в Штатах? Увеличил финансирование научных исследований в три (!) раза. А у нас в аналогичной ситуации пока принято сокращать.
— Сформулируйте, пожалуйста, основополагающие заповеди морали истинного учёного применительно к российской науке.
— Первое — всеми силами избегать плагиата. Для этого проводить доскональный мониторинг открытий по своей научной тематике. Изучать опыт не только соотечественников, но и иностранных коллег. Мы живём в глобальном обществе — границы размыты, и отследить нечестную игру стало проще.
Второе — уважать своих коллег и уметь работать с ними в коллективе. Высокий уровень преемственности, особая атмосфера: студенты, аспиранты, преподаватели учатся друг у друга. Ещё — избегать закрытости. Учёный должен делиться результатами своей деятельности.
Третье — я всё же придерживаюсь мнения, что «семейственность», «инбридинг» в науке — недопустимы. Наука не та сфера, где нужны кланы, связанные кровью. Это область интеллекта. И связи должны быть соответствующими — интеллектуальными.
Алексей КЫТМАНОВ
— Как профессиональная этика учёного выглядит на практике? Вот, например, смотрю на своих друзей — молодых учёных — и понимаю: если в родном городе у тебя нет возможности проявить себя на все сто, нет нужной материальной базы для исследования, сфера твоего интереса элементарно непопулярна, — уезжай. У науки нет географических границ. Но это должно быть осознанное решение. Просто сбегать от безнадёги, ругая Россию, «в которой всё равно ничего не добьёшься», — это глупо. И цепляться за страну, в которой не можешь развиваться как учёный, — это не патриотизм. Похоже на обычный страх перемен.
Обращаясь к популярной теме плагиата и правообладания: у меня большое подозрение вызывают люди, не желающие делиться открытиями и изобретениями. Возможно, кто-то, прочтя вашу статью, испытает озарение и решит важную научную или социальную проблему. Так зачем лишать учёное сообщество ещё одной крупицы с трудом добытого знания?
У меня под началом работают около сорока человек. Кто-то продолжает научный поиск, не останавливаясь на достигнутом; например, защищает кандидатскую и идёт дальше. Но всегда есть и будут те, кто скорее педагог, чем учёный, понимаете? Они получают степень и успокаиваются. Я как руководитель стараюсь каждому подыскать соответствующее место. Не всем дано быть учёными. Не можешь найти себя в науке — учи английский. Помогай коллегам с международными проектами. Или делай упор на преподавание — умение талантливо донести знания до студентов тоже не каждому дано.
Мне легче работать в составе научного коллектива. Это даже не вопрос этики. Так острее чувствуешь ответственность. Ты можешь писать статью месяцами, но, работая совместно с другими учёными, будешь действовать оперативно, чтобы не подвести напарников. Это эффективно. Ещё здорово обсуждать свою гипотезу или даже результаты исследования, не опасаясь, что их у тебя украдут… И вот это уже этика, правда?
Что касается смертельно опасных изобретений — я рад, что представляю такую науку, как математика. Мне не приходится мучиться от того, что какое-то моё открытие принесёт человечеству больше вреда, чем пользы.
Юрий САЛОМАТОВ
— Мои представления об этике учёного формировались ещё в советский период истории. Что не теряет своей актуальности с годами?
Настоящий исследователь обязан убедиться в достоверности и действительной новизне полученного знания. К примеру, работая с аспирантом Станиславом ПОЛЕНГОЙ над проектом «Микрополосковые антенны», мы старались максимально
изучить всё сделанное в данной сфере. Особенность научных идей в том, что они иногда приходят практически одновременно сразу к нескольким исследователям. Поэтому не следует, получив некое открытие, умалчивать о нём — можешь элементарно опоздать; кто-то запатентует изобретение, а твои усилия пропадут даром. Пока один из создателей радио — ПОПОВ — уехал за заработком в нижегородскую лабораторию, учёный МАРКОНИ получил официальный патент.
Наш институт ведёт работы по спутниковой навигационной системе двойного назначения «ГЛОНАСС». Конкурентная борьба в сфере навигации сейчас очень сильна. Это накладывает некоторые ограничения на обмен идеями с зарубежными партнёрами. Не могу отвечать за других, но меня сдерживает не только требование о неразглашении, но и понимание значимости российской системы для
отечественной науки и государственной безопасности. Это патриотизм, если угодно.
В качестве заведующего кафедрой я сталкиваюсь с необходимостью стимулировать коллег на научную деятельность. Когда доцент за 10-15 лет не имеет ни одной значимой публикации, это противоестественно. При переизбрании по конкурсу я вынужден ограничивать срок действия договора с указанием причины. И, с другой стороны, двое моих коллег уже поощрены за активную научную деятельность. Это правильно.
Считаю, что настоящий учёный должен регулярно проходить курсы повышения квалификации. В нашей сфере без этого — никак. Посмотрите только, с какой скоростью устаревают и сменяются более совершенными телефоны и прочие девайсы. Моментально. Моим коллегам — физикам-радиоэлектронщикам — ни в коем случае нельзя отставать от новейших тенденций. Да и любой учёный по определению не имеет права плестись в хвосте.
Материал подготовила Татьяна МОРДВИНОВА