Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
апрель / 2012

Будущие властители душ

Составить некий собирательный образ современного молодого актёра — того, кто в скором времени будет изготавливать культурную продукцию завтрашнего дня, — задача не из лёгких. Нынешнее поколение театральных артистов очень разнородно, и дело тут не только в типажах и сценических амплуа. Поэтому делать выводы о характерных отличиях «молодых и дерзких», приходящих на смену «старой гвардии», нам придётся на одном примере. Зато — очень ярком. Мы беседуем с актёром труппы Красноярского драматического театра им. А.С. Пушкина Владимиром АБАКАНОВСКИМ — сегодня одним из самых популярных и востребованных в нашем городе.

— В чём заключается главная трудность, с которой сталкивается начинающий актёр?

— Молодой актёр, который только-только пришёл в театр, всегда чего-то боится, чего-то стесняется, пытается понравиться и выглядеть подчёркнуто красивым. У него нет багажа, который помогает на сцене ориентироваться совершенно иначе. А багаж появляется только тогда, когда ты заходишь в тупик. Например, очень плохо сыграл какую-то роль, провалился. Если потом начинаешь думать, начинаешь её исправлять — то растёшь, и сразу тебя замечают.

Ещё багаж приходит от хороших режиссёров, таких, которые дают не внешнее, а внутреннее, сначала берут за душу, а потом выпускают на сцену. Багаж настоящего мэтра, заслуженного артиста — это даже не один театр и не одна сотня спектаклей. Правда, в него зрители уже влюбились, и, в принципе, он может выйти и как угодно сыграть, всё равно его будут любить. А молодой себе такого позволить не может, он должен всё время стараться, биться. Актёрская деятельность вообще всегда битва, неважно, молодой ты или опытный.

— А что уже имеется в вашем багаже?

— За те три года, что я в театре, мне повезло поработать с различными режиссёрами разных школ. Я видел, как настырно работает режиссёр, как «не очень» работает режиссёр, минусы и плюсы их подходов видел. Я научился новым приёмам для сцены. Есть такое выражение «подворовал», то есть подглядел, позаимствовал у другого актёра. Вот, например, когда я смотрю фильм и вижу, что какой-то персонаж сделал интересный жест — удивился как-то по-особенному, например, — я пытаюсь это повторить мимически. Не по Станиславскому получается, потому что там всегда нужно проживать эмоцию изнутри и на себя не смотреть со стороны. А я, наоборот, смотрю в зеркало; ведь у того актёра лицо другое, мимика другая, мышцы совсем другие. Если его гримаса на моём лице смотрится глупо, то я её изменяю по-своему. И всегда есть какая-то импровизация, если её не будет, то превратишься в робота, а это не интересно.

— А в труппе конкуренции между старшими и младшими актёрами не возникает?

— Конечно, нет. Грубо говоря, какую я могу создать конкуренцию Валерию Аркадьевичу ДЬЯКОНОВУ? Мы разные и возрастом, и опытом. Есть труппа театра, а туда уже входят и взрослые, и молодые, и маленькие, даже дети. Ты вот, например, прослушиваешься в театр, и режиссёр тебе говорит — спасибо, но у нас такое амплуа уже есть. Если же актёра берут в театр, то никогда не возьмут похожего. Кроме того, есть актёр-герой, а есть актёр характерный, и я, например, ближе к характерному, мне охота в этом вариться, потому что мне охота быть разным.

В театре никто не плывёт по течению — все идут против течения. Но никто не стремится чего-то быстро добиться, потому что в первую очередь что-то доказывают самому себе. Потом это всё проверяют через зрителя. Ведь нет такой публики, которая единодушно заявит — вот, великолепно! Обязательно найдётся тот, кому вообще ничего не понравится.

— Неужели актёры — настолько самолюбивые люди, что им хочется нравиться всем сразу?

— Вспомните, как в детстве: тебя ставят на стул — прочитай, мол, Вова, стишок. Прочитал, говорят: «Молодец!», ты стесняешься, весь красный уходишь, но, тем не менее, тебе ведь приятно. Нет ничего плохого в похвале. С другой стороны, чем больше ты будешь себя всё время сам подначивать, тем лучше. Когда мне говорят, что была хорошая актёрская работа, то я отвечаю: «Спасибо», а сам думаю: «Ну, как-то так… Надо лучше, надо ещё, ещё!». Каждый человек, в принципе, может всё.

«Братишки», Р. КУНИ и М. КУНИ. Режиссёр А. ПЕСЕГОВ.  Сергей ДАНИЛЕНКО — Том Кервуд,  Владимир АБАКАНОВСКИЙ — Дик Кервуд.  Фото А.В. МИЩЕНКО

«Братишки», Р. КУНИ и М. КУНИ. Режиссёр А. ПЕСЕГОВ. Сергей ДАНИЛЕНКО — Том Кервуд,
Владимир АБАКАНОВСКИЙ — Дик Кервуд. Фото А.В. МИЩЕНКО

Если я захочу, то могу через год накачать мускулы, как у чемпиона мира по бодибилдингу или стать знаменитым байкером-каскадёром. То же самое здесь, только вместо тела — душа. Душой владеть — это дар, я считаю. Не надо этим разбрасываться и постоянно говорить, какой ты замечательный. Вот на недавнем закрытии краевого фестиваля «Театральная весна-2012» (Владимир был одним из ведущих церемонии — прим. ред.) меня в сценарии назвали звездой. Но ни в одном из театров, где играю, я, в общем-то, не звезда — и в ТЮЗе, и в «пушке», и в Отдельном театре ПАШНИНА есть свои мэтры. Неловко вышло.

— Говорят, что актёры не чураются никакой неловкости и даже готовы на всё, чтобы получить приглянувшуюся им роль…

— Актёры — обычные люди. Есть белая зависть, когда ты радуешься за человека и говоришь: как классно! А есть чёрная зависть, которой в нашей профессии, кажется, не избежать. Слышал историю, как в одном из провинциальных театров вся труппа из зависти к ведущей актрисе из раза в раз подмешивала в мороженое, которое она ела в ходе одного из спектаклей, различный мусор… Это, по-моему, отвратительно! Что же касается роли, то была одна такая, желанная, но я её получил без всяких интриг. Очень хотел сыграть лейтенанта Падрайка в спектакле «Лейтенант с острова Инишмор» по пьесе МакДонаха. И когда Олег Алексеевич РЫБКИН начал искать претендента на эту роль, я подошёл и попросил его: «Дайте мне шанс попробоваться, а потом сравните». И — удалось. Я за три дня ввёлся в этот спектакль.

— Какие роли и каких персонажей сейчас интереснее играть? Героев ОСТРОВСКОГО и ВАМПИЛОВА, которые, надо признать, уже несколько устарели, или же персонажей из произведений современных драматургов?

— Классика никогда никуда от нас не уйдёт. Да, есть новые пьесы, которые сейчас пишутся в огромном количестве. И иногда непонятно, для кого их пишут, правда. Смысл в том, что современного героя играть — это ближе к тебе. Ты этой жизнью живёшь сейчас, ты знаешь толком, что можно сделать. То, что люди видят вокруг себя — это же они увидят и на сцене. Но классика… Мы родились после классики, мы не жили в то время. Мы не знаем, что такое котелки и правильность осанки, мы не знаем, что такое настоящий этикет. Сейчас у жизни совсем другой характер.

Я бы хотел побывать своей шкурой, своим мозгом, своей душой в том времени, когда были, например, гладиаторские бои. Я, простой житель 21 века, со своим темпераментом — кем бы я был тогда? Вот попробуйте задать себе этот вопрос. Когда ты берёшь какую-то роль из классики, ты делаешь что-то неизведанное. А когда ты берёшь роль из нашего времени… Здесь, конечно, тоже может быть какое-то новшество, но этот образ ты можешь подсмотреть везде. Какие-нибудь субкультуры. Мне однозначно куда интереснее классика.

— Однако получается, что классика требует большей подготовленности, большей нагрузки перед каждым спектаклем?

— Про других я не буду говорить, а про себя скажу, что это не зависит от тематики. Если спектакль сложный в плане пластики или каких-то эмоциональных затрат, то времени на подготовку тратится больше... Есть же роли такие, где ты варишься очень комфортно — тебе не нужна особая разминка. Например, «Старший сын». У меня там коротенький выход, но я эту роль очень люблю и перед ней физически не разминаюсь — только речевой аппарат. Когда ты варишься в такой лёгкости, то можешь импровизировать. Сложные роли — например «Заводной апельсин» — требуют иного. Там ты танцуешь, ты физически должен выкладываться, причём выглядеть так, словно тебе это даётся очень легко. Или, например, «Эти свободные бабочки». Хотя я там не прыгаю, это длинный спектакль, и эмоционально я затрачиваюсь очень сильно. Перед ним я много физически разминаюсь, твержу скороговорки.

— Что нужно актёру для развития в первую очередь?

— Свой режиссёр.

— Этого достаточно?

— Да, но это должен быть именно твой режиссёр, именно тот, который будет тебя развивать. Вот мне сейчас 27 лет, и часть из них для профессии утрачены безвозвратно. С самого детства я растягивал себя в разные стороны, занимался всем, чем только можно. У меня второй взрослый разряд по биатлону, бронзовая медаль чемпионата России по степ-аэробике. По первому своему образованию я — учитель музыки, потому что мама твёрдо заявила, что её сын будет не биатлонистом, а баянистом. После музыкального колледжа сначала хотел пойти в армию и стать военным. Мне это было тогда интересно почему-то. Ну, как интересно… Я просто не знал, что мне делать. Притом что мой отец — режиссёр, у него свой любительский театр. Он мне всегда говорил, что я никогда не стану актёром, и я, в принципе, поступал в академию, чтобы доказать ему обратное. Но когда стал сдавать вступительные экзамены, втянулся. И сам себе сказал, что хочу поступить и закончить.

Сейчас же я вижу своё развитие только в том, что связано с актёрской профессией. Я стараюсь играть как можно чаще, создаю для этого соответствующие условия, потому что это мне интересно. И не остановлюсь, наверное, даже когда мне стукнет сто лет.

— Поскольку у вас такой богатый соревновательный опыт, скажите, актёрство — это своеобразный спорт?

— Это армия. Ты должен вставать вовремя, приходить вовремя, быть вовремя готовым, размятым. Нельзя злоупотреб­лять дурными привычками, потому что ты должен всегда себя держать в руках. Если ты не держишь себя в руках, то это будет на спектакле видно. Кто-то сказал, что в такой профессии невозможно обойтись без алкоголя. Но, например, вчера была премьера «Заводного апельсина» — и ещё мой день рождения. После спектакля — банкет. Там я просидел часа два, само собой, пропуская все тосты. Толком не отдохнул, не расслабился, потому что с утра у меня сказка, я должен петь, должен быть в голосе. Актёр — это в том числе и некий объект, которому сказали делать что-то, и он делает. Почти робот. Режиссёр говорит, ты делаешь — и ты же потом всегда виноват, если получилась ерунда.

— А удовольствие от этого большое? От армии-то немного удовольствия получаешь… Или деньги?

— Скажем прямо, актёр не зарабатывает много. Есть спектакли, в которых я играю ради денег, но театр для меня — это, в первую очередь, душа. И если я буду думать только о деньгах, то никогда не вырасту. Я уже говорил про спектакль «Эти свободные бабочки» — это, по сути, антрепризная постановка…

— Принято считать, что в антрепризах актёры играют, в основном, ради дополнительного заработка…

— Как раз там я играю вовсе не ради денег. В «Бабочках» — моя любимая роль (прим. ред. — роль слепого от рождения молодого человека), от которой я получаю настоящие сильные эмоции. Я постоянно ощущаю в ней всё новые краски, рост определённый. Туда много можно привнести. Я даже разговаривал со слепыми людьми... Когда мы репетировали эту роль, я пробовал в своей квартире ходить, зажмурившись, пытаясь ощутить направление. Спотыкался, задевал какие-то вещи, у меня падало что-то, и я понимал, как это сложно. Эти люди не видят мира, красок, они только чувствуют. Это первый спектакль, когда я искренне в финале плачу, — не оттого, что мне надо заплакать, а оттого, что мне жалко таких людей. В этой работе я очень честно работаю, не лукавлю.

— А зачем лукавить?

— В большинстве работ, где я лукавлю, я делаю это для того, чтобы как-то посмешить зрителя. По идее это тоже неправильно, потому что шутка должна рождаться иначе — как будто ты не хотел шутить, а так получилось. Но я всё равно так делаю — мне хочется пошутить на сцене.

— А может что-то такое случиться, после чего театр отойдёт на второй план, как биатлон или уроки музыки?

— Нет, ничего такого произойти не может. Это — моё. Я нигде не смогу больше работать, потому что я тот человек, который никогда не сидит на месте. Если я, например, сутки отдыхаю дома, то превращаюсь в амёбу, потому что нет определённого дела. Я не смогу работать охранником, продавцом или даже учителем музыки, мне это неинтересно вообще никак. А в актёрской профессии я могу примерить на себя и тот образ, и этот, и этот. И каждый раз будет получаться что-то новое.

— Но ведь трудиться приходится постоянно, да ещё и в невероятно плотном графике…

— Да. И я надеюсь, что так будет всегда.

Евгений МЕЛЬНИКОВ