История — каркас, на котором держится общество. Но насколько крепок этот каркас сегодня? Кто эти люди — новое поколение историков, следующих сразу за периодом безвременья? И определились ли они с «болевыми точками» в истории государства? Всё это мы попытались выяснить вместе с проректором Красноярского государственного педагогического университета имени В.П. Астафьева, доцентом кафедры отечественной истории Людмилой Эдгаровной МЕЗИТ.
— Как вы думаете, в каком состоянии находится сейчас историческое образование и каковы его перспективы?
— Историческое образование находится на подъёме. Этот подъём небольшой, но он есть. Объясню, почему. Переход на уровневую систему образования — бакалавриат и магистратуру — открывает, наконец-то, возможность на магистерском уровне реализовать узкую специализацию, а она лучше готовит ребят, замотивированных на научную деятельность. И когда выбор руководителя и профиля совпадает, то магистерская диссертация — это очень хороший залог будущей кандидатской. Таким образом, появляется возможность защититься в срок и получить хороший качественный научный продукт.
Ещё одно преимущество уровневой системы — то, что сегодня в историческую магистратуру приходят люди с непрофильным образованием. Меня это очень радует, потому что они отказались от популярных вещей и решили самостоятельно разобраться, что же на самом деле было в ту или иную эпоху. Просто для себя. Гуманитарное образование становится необходимым «технократам».
В этом году в магистратуру нашего университета поступил юноша, получивший в своё время нефтегазовую специальность. Человек, кстати, уже состоялся, имеет свой бизнес. Он посмотрел фильм «Царь», и его представление об эпохе Ивана Грозного не совпало с тем, что он увидел в этом фильме. Вот таким экзотическим путём он пришёл к нам на экзамен, неплохо при этом подготовившись. И он не один такой.
— А неблагоприятные тенденции, они есть?
— Я вижу риски в том, что исторический бакалавриат сегодня не сориентирован собственно на науку историю. Фундаментальность никто не отменял. Но объём часов, само содержание образовательных программ, они таковы, что идёт обрезание фундаментальной подготовки. И поэтому некая поверхностность сохраняется. Формирование предметных компетенций может осуществляться только на фундаменте знаний.
Кроме того, сегодня изменился стандарт исторического образования в высшей школе для неисторических профилей. Мы всегда преподавали отечественную историю, и это понятно, потому что если мы формируем гражданина и патриота — надо знать своё Отечество. А сейчас в подавляющем большинстве бакалаврских специальностей ввели просто историю. История России даётся в контексте мировой истории при сокращённом объёме аудиторных часов.
Преподаватель попадает в сложную ситуацию: с одной стороны, надо удерживать идею гражданственности, патриотизма и знания отечественной истории. С другой — давать контекст мировых цивилизаций. К этому и школьники оказались не готовы, потому что вузовский стандарт опередил общий стандарт.
— Вы ведь и сами когда-то работали в школе?
— После окончания вуза я восемь лет отработала в школе и только потом пошла в аспирантуру.
— Легче ли сейчас учителю истории?
— Не легче. В период, когда я работала в школе, была единая марксистская методология, был один-единственный учебник, всё было более-менее стабильно. Но то, чему ты учил, особенно на уроках обществоведения, резко контрастировало с действительностью. И старшеклассники на уроке могли задавать «неудобные» вопросы. Не потому, что дети хотели тебя спровоцировать, нет, просто они искренне интересовались происходящим. А ответов ты не мог дать. Был громадный дискомфорт, и мы теряли популярность и авторитет у своих учащихся. Потому что фальшь они чувствуют всегда и никогда не прощают.
Сегодня вроде как учителю не нужно лукавить. Плюрализм позволяет высказать собственное мнение, даже если оно отлично от мнения официального. Но тут возникает другой соблазн — дезориентация. Учащиеся всё же не обладают достаточным социальным опытом, плюс это поколение, которое читает намного меньше, чем читали советские школьники.
Они больше смотрят, больше «качают». Отсюда хуже развивается способность к критическому самостоятельному мышлению.
Когда я захожу в школу на практику со своими студентами, я вижу, как трудно приходится практикантам: ученик что-то посмотрел, что-то услышал и на основании этого задал вопрос. А учитель должен отвечать. И если учитель объясняет, а его мнение не совпадает с мнением ученика, не всегда получается убедить учащегося, у большинства из них поверхностное восприятие, поэтому систему серьёзных аргументов, которую предлагает педагог, они не всегда усваивают.
При всём многообразии учебников, которые сегодня существуют, безусловно, учителя всегда придерживаются какого-то базового, потому что по всем сразу учить невозможно. И в этом большая сложность, ибо учитель должен чётко понять, где больше той фактологической составляющей, которая будет в ЕГЭ. И он подчас вынужден пренебречь тем, что концептуально выверено и более содержательно.
— Вокруг учебников истории часто возникают дискуссии — оправданно ли это?
— Если дискуссии вокруг учебников ведут профессионалы — историки, методисты — это очень правильно и важно. В дискуссиях о школьном учебнике должны участвовать и учителя.
Когда-то у нас подобное обсуждение организовывали краевое, городское управления образования. В то время пошло это многообразие учебников, и учителя растерялись — что заказывать? Учебники дорогие, лишние деньги тратить не хотелось. Проходили обсуждения, в которых принимал участие и педуниверситет, и практические учителя, и Институт повышения квалификации. Все вместе, читая одни и те же учебники, мы искали плюсы и минусы, достоинства-недостатки, стоит ли его рекомендовать для учителей или не стоит. Хорошая была практика.
Сейчас такого, по крайней мере, на краевом уровне, точно не существует. Хотя я знаю, что Институт повышения квалификации эпизодически пытается что-то мониторить и потом обсуждать с учителями.
Но, повторюсь, содержание учебников должны обсуждать профессионалы. А когда эмгэушный учебник стали обсуждать политики, а потом публично осуществлялось «избиение» профессоров, которые ничего нового не сказали, а фактически опирались на то, что было давным-давно введено в оборот не ими, а специалистами, то, конечно, такого быть не должно.
— Болевые точки нашей истории — 1917, 1941, 1991 годы. Адекватно ли они сегодня представлены в сознании людей?
— Нет. И не могут быть ещё адекватно представлены. Каждое 7 ноября мы переживаем как первый раз. В зависимости от политики телеканала, а точнее, того финансового кошелька, который его содержит, это будет либо трагедия, либо триумф Октября. Этот плюрализм мнений, с одной стороны, конечно, вполне оправдан. С другой — очень чётко показывает, что взвешенного отношения, как у тех же французов к своей революции, у нас ещё нет.
Темы — начала войны, распада Советского Союза и краха советской системы — очень хорошо используются разными политическими силами в своих целях. На них легко спекулировать, потому что однозначного отношения не было ни у современников, ни у потомков. Но договориться о каких-то общих подходах мы обязаны. Просто время не созрело.
— У нас в Красноярске нет своей исторической школы. Так ли она нам необходима?
— То, что у нас нет сейчас своей исторической школы, это правда. То, что школы должны быть, и это очень конструктивно и плодотворно, показывает пример Валерия Ивановича ФЕДОРЧЕНКО. Он длительное время в Торгово-экономическом институте разрабатывал проблему развития торгово-предпринимательской сети в регионе. И все аспиранты Валерия Ивановича вели исследования вокруг этой темы. Что это дало? Они выпустили массу монографий и учебников, ввели в оборот большой массив источников. Мы теперь знаем состояние кооперативной, торговой сети, купеческого предпринимательства в родном крае, начиная с 19 века и по настоящее время.
В педагогическом университете существует известная за пределами региона археологическая школа Н.И. ДРОЗДОВА. Но этого очень мало для такого края.
Школа нужна вне всякого сомнения. Это даёт возможность проведения более качественных, фундаментальных исследований.
— Есть ли особенности у вашего исторического факультета?
— В этом году нашему факультету исполнилось 70 лет. У истоков истфака, особенно в послевоенный период, стояли такие мэтры, которых сегодня многие вспоминают с придыханием. Я имею в виду Михаила Борисовича ШЕЙНФЕЛЬДА, Галину Петровну ШАТРОВУ — они были уникальными специалистами. Людмила Венедиктовна БОЛТИНСКАЯ — ей на днях исполнилось 90 лет.
Эти учёные в буквальном смысле слова жили историей и нас этим заражали. Сегодня диву даешься, как много делалось — несмотря на марксистскую методологию, на все эти ограничения, на обилие формализованной деятельности. Всё равно был дух либерализма, очень демократические отношения.
И вот эти традиции, слава богу, факультет не растратил. Сегодня у нас большое количество учёных, докторов наук — только на кафедре отечественной истории в данный момент работает восемь. Можете себе представить, какой уровень фундаментальности могут выдать эти люди!
Ещё одна особенность истфака педуниверситета — он стал разноплановым. Мы готовим сегодня не только специалистов классической и педагогической истории, но и политологов, религиоведов, музеологов. Эти новые специальности нас очень обогатили. Мы растём таким образом. А ещё наша особенность — студенты.
— А что отличает современного студента от студента советской эпохи?
— Первое, что их отличает, это самые разные вопросы, которые они задают, невзирая на личности. У нас как-то такой смелости и храбрости не было. Второе — это их большая информированность.
На истфаке, на филфаке учатся дети, которые, в подавляющем большинстве, читают очень много. И это хорошо, потому что в Интернете всё-таки нет качественной научной литературы. А они с ней знакомы.
Ещё что мне нравится в студентах... Ведь те, что были в начале 90-х — это были в большей степени потерянные дети, они оказались дезориентированы. Мы сами тогда не очень представляли себе, куда движется страна. Нищенское положение в школе их не могло устроить, а что-то ещё делать мы их не научили, всё-таки у нас педагогический вуз...
Так вот, последние дети — уже совсем другие. Они не дезориентированы, они понимают, зачем им образование. Мне это нравится. Возродилась былая общественная активность, которая была всегда присуща студенчеству.
Они пытаются свою жизнь сделать как можно более разнообразной, потому что ничего лишнего в жизни педагога — вообще человека — не бывает. И это хорошо.
Елена НИКИТИНСКАЯ