Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
ноябрь / 2012

Живёт такой парень

Кружа над бескрайней тайгой, пилоты наконец высмотрели небольшой пятачок болотистой земли, подходящий для посадки вертолёта. Стали снижаться. И поняли, что лопасти заденут-таки ближайшие сосны, машина рухнет. Надо снова взлетать, но перегруженный вертолёт вдруг отказался подчиняться. Как ни пытались удержать его на одной высоте, он начал медленно и неуклонно проседать, вот-вот коснётся верхушек деревьев. Один из пилотов с перекошенным лицом выглянул в салон: надо кому-то прыгать, подрубить сосны. Кто рискнёт?

Он сидел крайним у люка. Времени на раздумье не было, да и сразу понял, что надо делать. Начальник отряда ещё успел крикнуть: «Не прыгай, разобьёшься!» — как-никак высота с четырёхэтажный дом. Но он уже — сначала повис на руках, а потом отпустился, спрыгнул. Кстати, киношные картинки, когда человек спускается из вертолёта по лесенке или на лебёдке, на самом деле запрещены техникой безопасности; это делают только специально обученные люди, а так — никто из пилотов на себя такой ответственности не возьмёт. И в экстренных ситуациях остаётся одно — прыгать.

Больше всего поразил шум и воздушные вихри, создаваемые винтами. Дышать стало нечем, горло сразу же обож­гло, а ветер почти валил с ног. Сверху сбросили топор. Тупой! Три мешающих вертолёту сосны пришлось наполовину подрубать, наполовину — просто ломать руками. И как только повалил последнюю — вертолёт буквально упал сверху.

Потом пилоты сказали: «Вы хоть отметьте его там у себя. Конечно, не разбились бы, но машину он точно спас. Как хоть зовут парня?». Зовут — Валерий МУРАЕВ.

Норма удивляет

«Не хочу я, чтобы обо мне писали!» — заявление чеканится почти по слогам, столь категорично, что я прямо вижу, как мой собеседник рубит ладонью воздух, хотя говорим мы по телефону, и Валера сейчас за рулём. Тем не менее спустя некоторое время мы сидим через стол друг от друга, и я записываю по-книжному взвешенные ответы молодого человека с тонкими чертами лица, пытаясь сформулировать для себя, «откуда такие парни берутся». И понимаю, что этот человек, с его «если надо — значит надо», «старший брат не курил, не пил, и я такой же», «люблю природу и хочу её охранять», — как раз самый что ни на есть нормальный. Другое дело, что норма стала в нашей жизни редка, всем подавай что-то эдакое.

Валерий Мураев — магистрант 2 курса Института экономики, управления и природопользования СФУ, кафедра прикладной экологии и ресурсоведения. Родом из села Таловка Большемуртинского района. Дом стоял на краю леса, отец Николай Дмитриевич — лесник, так что не удивительно, что лет с 5-6 мальчишка ходил по грибы-ягоды и просто погулять в лес — самостоятельно. Мама, правда, боялась и до сих пор боится — то волков, то медведей. А Валера не понимает, чем может быть страшен лес. В городе жить гораздо опаснее, выжить — сложнее, да и — суетно, на его вкус. «Просто у нас как показывают? Там люди заблудились-пропали, тут медведь задрал. И кажется — природа таит опасность. Но даже если взять медведя — не такое уж это опасное животное. Чаще он не проявляет никакой агрессии. Хотя медведь любопытен, не спорю…»

Поскольку вырос Валера в равнинной тайге, именно такая природа ему и по душе. Ни степи, ни тундра, ни горы, ни великий Енисей. Только лес. Там он умеет всё: добывать ягоды, грибы, шишку. Развести костёр, организовать ночлег. Знает, какие травы и для чего собирать. Какое дерево и когда заготавливать на дрова.

Отец брал его с собой с детства. Показывал, как ставить капканы, петли. Учил ориентироваться и выбирать дорогу. Стрельнуть первый раз дал на день рождения в 9 лет. А с 19-ти у Валеры своё ружьё (ИЖ–43), и стреляет он прилично, хотя… «Чем больше охочусь, тем меньше хочется стрелять. Зачем? От голода-то я не страдаю, промыслом не занимаюсь. А зверья становится всё меньше». Лишь на 10-20 процентов его походы в лес сейчас — ради добычи, в остальном — ради удовольствия общения с природой. И каждая встреча с ней дарит свои сюрпризы. Сколько встреч — столько случаев.

Например, пошли как-то на уток. Валера ещё школьник, напарник — намного старше, опытнее. Но охота не удалась — просидели весь вечер и ничего не добыли. Валера пошёл прогуляться — и на соседнем озере увидел стаю уток. Одним выстрелом подстрелил две штуки, так что одну смог отдать товарищу; оба вернулись домой довольные.

Или вот случай, уже из университетской жизни. Курсе на третьем пошёл добывать материал для своей научной работы. Изучает он рябчиков, и это была осенняя охота: птиц отстреливают, снимают показатели. «Я отошёл метров 20 от места, где стрелял, иду, свищу манком. И в десяти метрах от меня вдруг подскакивает медведь. Не знаю, почему он не слышал моего выстрела, может, увлечён был поеданием шишки. Было жутковато, не спорю — у меня ружьё только с мелкой дробью. Но он пошёл в свою сторону, а я — в свою».

Это — моё

Понятно, что с выбором специальности у Валеры проблемы не было никакой — именно с природой он всегда хотел связать свою жизнь и в школе занимался в соответствующих кружках. Родители, правда, были против, хотели более технологическую профессию — электрик, лётчик. Но он подал документы только в два вуза — в университет на биологический и в сельхозинститут. Поступил на охотоведа.

Интересно, что из 16 человек будущих охотоведов только четверо были парни, остальные — девушки. Но все — хорошие. «К нам идут по призванию. Есть те, кто поступил сюда, потому что места были. Но такие быстро отсеиваются. Если природа — не твоё, ты здесь не сможешь. И к третьему курсу остаются уже все отборные, замечательные люди».

Вообще, в сфере управления ресурсами, по мнению Валерия Мураева, работают только энтузиасты своего дела. Если у кого-то есть цель нажиться — в этой сфере не получится. Здесь осознанно другие ценности. И у сверстников, и у старших коллег: желание трудиться, заниматься делом экологии и просто любить и оберегать природу.

«Университет для меня стал такой же школой жизни, как бывает армия. Если армия делает мужчиной, то университет — человеком, который знает цену словам, цену делам».

Специфика учёбы на охотоведа — полевая жизнь. Учебный процесс и сопровождающие его научные исследования построены на круглогодичных наблюдениях и сборе материала. Без этого сдать заданную работу не получится: данные ни из какого Интернета не скачаешь и с потолка не возьмёшь.

Параллельно с учёбой Валера работает государственным инспектором по охране территории в заповеднике «Столбы». Занимается патрулированием, обследованием территории, но, что самое главное и трудное, — работой с людьми. «Я устраивался на работу в конце июля. Был горячий период, все инс­пекторы тушили пожары, а меня как новенького поставили у ворот на кордоне. Заповедник был закрыт на то время, а люди как шли так и шли. Они многого не понимали, и приходилось вежливо объяснять. Это самое сложное — найти подход к каждому.

Вот недавно опять закрывали заповедник из-за медведя-шатуна. Спрашивают: почему, вместо того, чтобы опасного зверя просто ликвидировать, вы людей не пускаете? Мне что интересно: заповедник рассматривается как зоопарк, просто парк, а ведь это именно заповедник! Там хозяева лесные жители, а не мы. Мы — охраняем.

Чтобы кого-то отстрелить, на это нужны веские причины. Как в прошлом году: медведь стал представлять реальную угрозу, и то по вине самих туристов. Они его прикармливали, шли с ним на контакт; а потом он пошёл с ними на контакт, и им это уже не понравилось.

Да, первые два километра от города «Столбы» — это туристско-экскурсионный район, до кордона. А с кордона начинается территория заповедника, и там совсем другие правила.

Например, нельзя проводить собак. Казалось бы, почему, это ведь тоже животные? Но это другой вид. И фактор беспокойства для тех же белочек, бурундучков… Всё равно — несут собачек на руках, прячут под куртку. Но если я не пускаю бульдога, то и их не должен…»

Даже просто объяснить человеку, как нужно вести себя в лесу, — это мизерная, но польза, считает Валера. Вроде бы сегодня экологические знания вдалб­ливаются с детского сада. А человек вырастает — и не понимает, что нужно просто беречь окружающий мир. Хотя бы выполнять тот минимум, который знает каждый: не бросать спичку, не оставлять мусор, не пинать грибы, даже поганки, не разрушать гнёзда и жилища животных, не брать больше, чем нужно. Просто — вести себя по-человечески. Природа уникальна, она сама способна восстанавливаться. Главная задача — изменить взгляды человека, чтобы он эту способность к восстановлению не разрушил. Но люди, оторванные от мира природы, не понимают, как дерево растёт, как растёт трава, чем питаются звери. И как это всё разумно, но хрупко устроено.

Вот те, кто начинает путешествовать — ездить в Ергаки, в Саяны, на Алтай, на Байкал, на Север, — у них уже другой взгляд на окружающий мир. Даже у дачников представления недостаточно продвинутые. Пока в дикую природу не окунёшься…

Таёжная школа для немцев

В международную научную экспедицию, которая этим летом полтора месяца работала на всей огромной территории Красноярского края, Валерий попал, можно сказать, случайно (хотя случайностей, как известно, нет). Грант выиграла другая кафедра, но так как парней там не хватало, предложили поучаствовать охотоведам: у них и оружие есть, и полевики они опытные. Конечно, все с радостью согласились.

Состав экспедиции менялся, численность её по мере продвижения на север сокращалась, но Валера продержался от начала до конца. Ему доверили самую ответственную группу, где работал научный руководитель гранта, учёный с мировым именем Эрнст-Детлеф ШУЛЬЦЕ.

Быть единственным русским против четверых немцев в условиях сибирской тайги — не так просто, как может показаться на первый взгляд. Тем более — язык он знал плохо, опыта общения с иностранцами до этого не имел и какие они — не представлял. Оказалось — совсем другие. Немцы — люди графика, распорядка. Прогибаться под объективные условия, как это умеют русские, им сложно. Например, вертолёты на Севере в принципе не прилетают вовремя: слишком непредсказуема погода, слишком велики расстояния, мало баз для посадки... Короче, много разных факторов, которые оказывают своё влияние (например, кругом пожары, и все ресурсы брошены на тушение и эвакуацию людей). В общем — всегда надо ждать. Для немцев это было непонятно и представляло серьёзную проблему; они постоянно требовали звонить, узнавать и были уверены, что это «плохая организация»…

Отсутствие возможности помыться, отсутствие удобств, быстро портящиеся на жаре продукты, поиск воды (почему-то они думали, что вода будет везде и всегда, причём — в бутылках), постоянные комары — всё это угнетало европейцев. Мелочи приводили в шок.

Спали каждый в своей отдельной палатке. У русских — чем больше народу, тем теплее и веселее. И когда все группы встречались на какой-то точке, наши предпочитали селиться вместе. Ожидая вертолёта, устраивали игры, конкурсы. Однажды пригласили немцев поиграть в «Догони меня, ремень»… Для них это тоже был шок — надо же бегать, друг друга стегать. Быстро выдохлись.

«Если у них в навигатор вбит маршрут, то они строго по нему и идут. А я как человек, знающий тайгу, понимаю, что в дебри, в болота лучше не лезть, обойти — будет быстрее и проще. И я настаивал на моём пути. Поначалу профессор Шульце моим словам не доверял и всё время спрашивал своего помощника: Вальдемар, правильно ли мы идём? Но я их вёл, как считал нужным, и Вальдемар скоро убедился, что на меня можно положиться. Я и лавочку на привале сооружу, и дров напилю, и с едой что-то решу, и с ночлегом.

Как-то прилетели на точку, невдалеке речка. Пока поставили палатки, приготовили ужин, — немцы собрались спать. Мы не привыкли так рано ложиться, я вообще считал, что лучше допоздна поработать, потом подольше поспать, потому что в тайге утром роса и комаров больше… Но Шульце настаивал на ранних подъёмах, и здесь я с ним уже не спорил. В общем, они пошли спать, а я вытащил свои нехитрые снасти и начал делать примитивную удочку. Смотрю, вышли из палаток, поглядывают в мою сторону, переговариваются, усмехаются.

Времени у меня было мало — я не мог оставлять лагерь без присмотра, без оружия. Но речка оказалась хорошая, и я почти сразу поймал приличного хариуса. Принёс его, они: о, форель, форель! Я тут же рыбу пожарил, они съели, были очень довольны.

А на следующий день мы вечером снова пошли на рыбалку. Шульце сам опытный охотник — по рассказам я понял, что у него свои владения. И я ему сделал такую же удочку, как себе. Но он, к сожалению, ничего не поймал. А я вновь поймал большого хариуса и подарил ему. В лагере сказал, что это мистера Шульце улов».

Поскольку Валерий вырос в тайге, во всём, что касается её, он — настоящий эксперт, что сами немцы скоро признали (по словам начальника одного из экспедиционных отрядов И.А. САВЧЕНКО, немецкий учёный в итоге очень хвалил Валеру Мураева ректору СФУ Е.А. ВАГАНОВУ, благодарил за него).

И Мураев со своей стороны мог оценить иностранных коллег объективно. Безусловно, немцы заслуживают всяческого уважения, у них есть чему поучиться. И подготовлены они были неплохо. Но в большей мере — по стадиону ходить, а тайга есть тайга. Например — обувь. Куда в тайге без резиновых сапог? Очень часто вертолёт садился в воду, туда бросали вещи, сами спрыгивали, а у всех немцев — матерчатые ботинки, которые тут же промокали. Кстати, уже после первого вылета возможность купить сапоги у немцев была, но они всё время экономили. А такая экономия в отношении длительных экспедиций тоже совершенно неуместна.

Многое из того, что немцы закупили, было неудобно и непрактично. Например, китайские пластиковые топоры. Они в тайге просто непригодны, так что пользовались нашими. Вместо котлов купили кастрюли, что тоже мало подходит для приготовления на костре.

Зато Вальдемар — единственный, у кого было два рюкзака — чего только с собой не взял! И солнечные часы, и термометр, и два плеера… Весь его замечательный, добродушный и уверенный вид для Валеры стал воплощением образа немца.

Хотя справедливости ради надо сказать, что и нашего героя на плато Путорана природа захватила врасплох. Не ожидал Валера Мураев такого нереального холода в разгар лета. А поскольку половину своей одежды ещё пришлось раздать женщинам, в результате — сам заболел и несколько дней провалялся в палатке. И вот тут уже немцы — и снабдили лекарствами, и выхаживали, и укутывали потеплее своего юного проводника.

Последние дни на Севере были самые плотные — вертолёт уже не улетал, просто перебрасывал их с точки на точку и там же ждал; они брали пробы, делали свои замеры — и летели дальше. Поэтому когда всё закончилось, хотелось уже скорее домой. Но стоило несколько дней прожить в городе — и впору снова лететь в тайгу…

Следующим летом экспедиция продолжит работу, но Валеры там, скорее всего, не будет. Он намерен закончить университет и идти в армию. Он вообще всё своё будущее словно видел ещё когда-то в школе. Что поступит в институт (хотя мама боялась — не сдаст ЕГЭ), что пойдёт служить, потом вернётся, станет работать по профессии. Будет семья, дети (двое — мальчик и девочка). И, конечно, всегда рядом — его родная природа.

Нет, нельзя сказать, что какая-нибудь Индия, Африка или там берег немецкий ему нисколько не интересны. Как и всем молодым людям, ему хочется везде побывать и всё потрогать. Но нашу сибирскую тайгу он при этом ни на что не променяет.

Валентина ЕФАНОВА
Фото Игоря САВЧЕНКО