Стрекоза и муравей

Мы говорим с Марией НАЗАРОВОЙ, председателем Ассоциации центров карьеры профессиональных учебных заведений г. Красноярска. Трудоустройством студентов и выпускников вуза Мария занимается более десятка лет. Сколько работы с работодателями за это время проведено, какие базы данных составлены — и по выпускникам, и по вакансиям. Новейшие методики применялись в тренингах с молодыми людьми, чтобы они умели себя презентовать, усвоили правильную стратегию на рынке труда, обросли компетенциями. Чтобы были конкурентоспособны и нашли достойную работу.

И вдруг статистика, да и собственный опыт преподносят неожиданный результат: работы на рынке гораздо больше, чем желающих её получить. Молодые люди элементарно не хотят выполнять тот труд, который им сегодня предлагают. Да они вообще не готовы и не хотят работать. По крайней мере — большинство.

«Я бы в брокеры пошёл…»

— Сейчас произошла настоящая смена поколений. На рынок труда выходят дети, которые не знали советского прошлого. Даже их родители уже толком не застали того времени. И это поколение — те, кто сегодня делает карьеру и обеспечивает безопасность страны с точки зрения трудовых процессов, — кардинально отличается от выпускников 10-15-летней давности.

— Чем?

— Их поведение продиктовано скорее влиянием СМИ и Интернета, чем какими-то идеологическими установками (такими как «приносить пользу государству», «кто не работает, тот не ест» и др., не буду здесь их повторять). И одна из самых ярких и болезненных проекций такого положения дел находит отражение как раз в ситуации на рынке труда.

Сейчас все сожалеют, что рухнула сис­тема профориентации, а я в корне не согласна с тем, что её якобы нет и с тем, какая она. И в школе, и в вузе преподаватели так или иначе что-то говорят о профессиях, о соответствующих отраслях. Но восприятие молодёжью этих «прошлогодних», или «прошловековых» выкладок закономерно негативное.

— Кто ещё помимо арт-директоров популярен?

— Фотографы, дизайнеры. Ещё «фрилансер» модно. Им кажется, что это такое времяпрепровождение по своему желанию.

— Подожди, но ведь это отчасти вынужденная позиция. Они и рады бы где-то числиться, получать стабильную зарплату, но нет рабочих мест, и люди подрабатывают случайными заработками. Журналистов много таких сейчас. Не могут найти себе постоянную работу.

— Журналистам фрилансерство как раз хороший хлеб. Если ты пишешь отличные статьи, можешь продавать их куда угодно, хоть в Москву, хоть в Америку.

А мы говорим о большом количестве выпускников естественно-научных специальностей — физики, математики, биологи, инженеры, электрики. Ну как они могут быть фрилансерами? А как раз для них вакансии на рынке труда превышают количество выпускников! Но выпускник эти вакансии даже не хочет рассматривать. Они его не удовлетворяют по множеству критериев. Заработная плата, возможности карьерного роста, вероятностный переезд.

— Но это вполне разумные требования, справедливые.

— Возможно. Но ведь и себя сначала надо показать, как ты умеешь трудиться. Сразу заоблачная зарплата в 50 тысяч просто невозможна за тот КПД, который выпускник способен на первых порах выдавать.

— А они сразу хотят 50 тысяч? А сколько реально предлагает рынок?

— Они хотят не меньше 25 тысяч на первые два-три месяца. Потом — на порядок больше. Бывает зарплата и в 50 тысяч по каким-то специальностям, но это штучный товар. В среднем — 15 тысяч.

— У меня есть ощущение, что выпускники вполне объяснимо не ведутся на эту игру в рынок труда, потому что на самом деле хороших мест нет…

— А что такое хорошее место?

— Всё, что соответствует их требованиям: и зарплата, и возможность роста, и престижная организация, крутая, не какой-нибудь там замызганный ЖЭК.

— Вот видишь, мы сами формируем у молодого поколения это представление о местах работы, которые есть только в кино. Такая офисная жизнь. Но ведь учились-то они другим профессиям.

Например, директор одной из туристических фирм мне рассказывала, почему молодые специалисты у неё не задерживаются. Во-первых, не хотят уезжать из Красноярка — скажем, работать в «Загорье». Не хотят работать на простых технологиях – надо что-то «продвинутое». Не хотят начинать с маленьких зарплат. И сразу — комфортное рабочее место типа офиса. У всех какое-то иллюзорное представление о работе: сидишь перед компьютером и мечтаешь о своём, о девичьем. И ещё — нет никакого креатива: вы мне скажите, что делать, а сам я не знаю и делать не буду.

— То есть ты утверждаешь, что рынок труда сейчас вполне соразмерен выпускникам?

— Я бы сказала — на рынок накладывает отпечаток этот упадок интереса к труду. Не найдя себе работы на рынке, люди говорят, что надо менять ситуацию, но никто не хочет изменить себя. Почему бы на первых порах не согласиться и не поработать в финансовом отделе компании, пусть не на самой высокой зарплате, но со стремлением делать карьеру? Ведь это же не выдуманные истории, они есть.

Эффект перекормленности

— Но у нас другая ситуация: мы устраиваем молодых людей даже в администрацию какую-нибудь районную, прекрасная возможность для карьеры, а они через пару месяцев оттуда уходят. Потому что работать сложно. Потому что вообще — там надо работать. Сегодня уволиться для молодого человека не составляет никакого труда. Ни морального, ни правового.

— Куда идут потом?

— Никуда. Продолжают где-нибудь самообразовываться. Мама с папой кормят в две ложки. Сегодня патронирование родителями своих детей зашкаливает за все разумные пределы. Даже кошка при любых условиях будет котёнка учить мышку ловить, а люди ограждают своих детей от каких-либо трудностей.

Вообще вся система воспитания сегодня настроена не на созидание, не на дела, а на поглощение каких-то эмоций и праздников, «поглощение» дополнительных компетенций — зачастую не востребованных, а только разрушающих психику ребёнка. Количество впечатлений превышает человеческую потребность. Столько не надо. Ребёнок и на палочке с удовольствием будет скакать, а не ездить на квадроцикле, и это мы на самом деле свои комплексы компенсируем, когда пытаемся всучить ребёнку больше вещей, чем он может употребить. И вот этот перекормленный эффект потом и на рынке труда срабатывает. Они начинают выбирать, им не интересно, они не хотят осваивать ещё что-то, сыты по горло, они быстро увольняются с работы.

Ярмарка вакансий в СФУ

У них ведь с 1 курса — и машина подарена, и шуба норковая, и бриллианты. Ну не могут родители себе отказать в удовольствии побаловать ребёнка. Хотя вопрос — зачем? Человеку жизнь усложняют. Он ещё ничего не стоит, а ему уже внушили такое дорогое представление о себе, что у него запросы ой-ё-ёй. Тогда уж и бизнес покупайте своим детям, и рабочие места соответствующие, коли вы такие представления о жизни у своих чад формируете. Но потом ведь начинается: «Моему 27 лет — а он ещё не работает!». А зачем ему работать за 15 тысяч, если его машина 500 тысяч стоит, куртка — 25, на карманные расходы ему тысячу дают… Зачем работать? А таких много сейчас.

— Те, кто покупает машины, наверное, позаботятся и о тёплом месте.

— А вот нет. Многие могут позволить себе покупку разовых вещей, но с трудоустройством — уже сложнее. Это иллюзия. Даже если они своего ребёнка и пристроят, не факт, что он там сможет работать. И что захочет.
Героизация труда

— Есть сферы, помимо госуправления, которые в последнее время стали бы привлекательнее для молодёжи?

— Достаточно престижной, по крайней мере по заработной плате, стала работа в полиции. Увеличился ли туда приток молодёжи? Мы специально обращались в региональное управление МВД с этим вопросом, и ответ был интересным: да, количество подаваемых заявлений увеличилось в разы. Но качество контингента упало.

Качество — это мотивационная сфера. За чем идёт — за хорошей зарплатой или всё же из некоего патриотизма, желания служить обществу и людям? Раньше именно такие ребята туда шли, несмотря на низкие зарплаты. А эта линия очень важна для полиции. Она сохраняется ещё у династий (когда в МВД работал и отец, и дед), у ребят из специализированных заведений, где тоже определённая прокачка и подготовка идёт. Но сейчас их доля резко упала.

А средства массовой информации что делают? Показывают милицию исключительно как место противозаконное, где бьют, вымогают, покрывают и т.д. Как по заказу — по всем доступным каналам только об этом говорят. Но ведь есть в милиции и другая сторона, есть и герои. Где они? Как мы вызовем желание у хороших молодых людей идти в эту систему?

То же — во всех остальных сферах. Где герой-слесарь, герой-учитель?

— Сейчас президент поднял вопрос о возвращении звания Герой труда. Но как это определять, по стажу? Так это просто ветеран… Кто может быть героем труда? Народные артисты?

— Ни в коем случае не артисты и не те, кто снимается в телешоу типа «Дом-2» или что-то там из Мексики. Пиариться на естественных способностях к размножению — это какой-то самый низкий уровень культурных возможностей человека.

Герой, например, человек, который сделал серьёзную модернизацию производства и вывел его на конкурентный мировой уровень. Или предприниматель, который нашёл социально приемлемый бизнес. В таких людях есть потребность.

— Разве можно таким человеком, героем, по собственному хотению — взять и стать? Особенно — молодым.

— Кто поумнее и адекватнее — идут на первую ступень на том же Ванкоре, в поле едут на специальности, которые совсем не отвечают уровню высшего образования. Но они через 2-3 года становятся ведущими игроками: их замечают, продвигают, они становятся руководителями. Вот такие карьеры надо показывать.

Короткий список

— И всё же у меня другое впечатление от студенческой молодёжи. Они все подрабатывают, за всё готовы браться — только возьмите меня. И мысль о том, где и как я потом буду работать, их с детских лет гнетёт.

— К сожалению, нет. Когда мы смот­рим обходной лист выпускников — процент указывающих, что они знают, где будут работать или уже там работают, — очень невелик.

ДиректорАктивность в университете и выход на рынок труда — тоже разные вещи. В вузе мы запоощряли молодёжь — и за науку, и за стройотряды, и за общественную деятельность, и за творчество. Это в какой-то степени забавы. А работа по специальности — уже реальная жизнь.

— Да, в целом по стране — по данным Финансовой академии при правительстве РФ, 95% выпускников через пять лет не работают по специальности. Это убийственные цифры. И учителя, и врачи, и инженеры, и строители — идут работать продавцами, или как они называют более приемлемо для собственной самооценки — менеджерами. Но это уже проблема государства и отраслей — сделать привлекательными профессиональные рабочие места.

— И ведь процент тех, кто работает не по специальности и этим не доволен, потому что не реализует свои знания, — он очень высок. Но не хотят работать в условиях, которые предлагаются.

Вот у нас был сложный заказ — компания искала гидравлика. Мы обзвонили 8 из 10 человек, выпускавшихся по этой специальности. Они все уже работали на тот момент. Все в торговле. И никто не захотел уйти из этой сферы и пойти в свою, хотя зарплата была соотносима и даже выше (около 40 тыс.), и вроде бы — профильная деятельность. Но там требовалась и физическая нагрузка, и ночные дежурства, и ответственность. Вот и предпочтения…

Что касается того, чтобы привлекать молодёжь в производственные сферы. Я тоже думала несколько лет назад, что работодатели не могут квалифицированно сформулировать, чего хотят, что они должны уметь замотивировать молодого человека прийти к тебе в компанию.

Действительно, многие кадровые службы не отличаются большим тактом в работе с молодёжью. И мы это обсуждали. Но сейчас пришло понимание, что заинтересован всё-таки больше должен быть тот, кто ищет, кто хочет занять своё место.

А работодатель сегодня предъявляет очень простые критерии, и они даже не относятся к образованию. Звучит, может, наивно, но «горящие глаза, желание работать», — вот всё, что сегодня нужно работодателю.

Мы уже это переводим в «лояльность компании», «готовность начать с самых азов», «умение работать в команде» и «намерение строить свою перспективную карьеру с этой компанией хотя бы лет на 5 вперёд». Вот этого хотят от выпускников работодатели. Но первое — пусть глаза горят, и мы в него вложимся. А это не оцифрованная задача. Что она значит? Как им зажечь глаза, если они сами говорят: а зажгите вы нам, вы нас не вдохновляете.

— Танец живота станцевать им, что ли… Но вот про горящие глаза. Ведь это альтернатива трудолюбию. Когда можно просто заинтересованно выглядеть, быть коммуникабельным, себя преподносить — и суметь вписаться в такие структуры, где это востребовано. В том числе в управлении. И именно потому, что простому Пете надо и учиться, и пахать, а кто-то сумеет просто войти, посмотреть — и он уже твой начальник, и большая зарплата у него, и уважение, — может, из-за этого тяги к труду нет? Культивируются исключительно лидерские качества.

— Не слышала, что кто-то не идёт работать, потому что он не верит, что сможет пробиться в силу своих скромных внешних данных. Небольшой процент балагуров, людей с подвешенными языками, которых время от времени выносит на волну признания и успеха, был всегда. Но они проблемы экономики страны не решают. Решают предприниматели, производственники — и они в дефиците.

Игры в молодёжную политику, в лидерство — это совсем другое. Мы говорим про социально-значимые сферы, и вот туда никто идти не хочет. Работать с детьми. Не в проектные школы на месяц возить, а идти учителями, воспитателями детских садов. Почему доктора не едут в районы? Конечно, условия там могут быть разные, как тяжёлые, так и вполне приемлемые, но они даже не пытаются узнавать, где можно работать. Как говорится — если есть желание работать, ищут средства, а если нет желания — ищут причины.

Труду как самореализации альтернативы нет. Но это представление о труде утрачено. Представление, что твой труд даст средства на жизнь и тебе, и твоей семье, создаст новые рабочие места, если ты организуешь своё дело, поможет стране. Всё это важные вещи, но о них не задумываются. Если у нас на ТЭЦ пенсионный возраст поджимает трудовой коллектив, а завтра никто не пойдёт туда работать, то что будет? Альтернатива — придут китайцы.

— Ну, на такие-то солидные предприятия всегда хватит желающих работать.

— При этом со всех крупных предприятий вакансии у нас есть, но молодёжь их даже не рассматривает.

Верни долг обществу

— Хорошо, в зарубежных странах есть опыт воспитания трудовых навыков, установки на общественно полезный труд — через волонтёрство. Это не просто модное движение, а обязательное требование, иначе тебя не примут на работу, не зачислят в вуз и прочее. Но ведь тогда нам и о воспитании говорить не надо, просто устанавливай как юридические требования — ты обязан отработать столько-то часов…

— Да, например для поступления в университет иметь волонтёрскую книжку с 12-ю печатями, подтверждающими участие в проектах, и это даёт тебе преимущество при собеседовании. Или при получении жилья в общежитии. Пусть это будет не убеждение, а требование. А потом станет нормой жизни.

— Здесь есть лазейка: у нас даже справки для освобождения от армии могут нарисовать, а уж волонтёрских проектов насочинять — да сколько угодно!..

— О, если так рассуждать, то мы так и будем крутиться на месте: украдут, обманут. Да, два человека нарисуют эту волонтёрскую справку, но десять — сделают. И это уже прогресс. Ну и пусть где-то кто-то ворует, ловчит и притворяется. Моя-то жизнь идёт в моей квартире и на моей работе. Если я здесь всё делаю правильно, то по крайней мере на моём месте будет порядок.

— С чем я соглашусь — что нужно увязать в сознании людей: если ты сам не работаешь на общее благо, то и требований не предъявляй. А то: и город у нас грязный, и в конторах у нас тётки необразованные сидят, и дороги у нас плохие, и природу загубили… Но кто-то пусть всё это меняет, а я занимаюсь саморазвитием. Если ты в этом не желаешь участвовать, то неуместно и прах со своих ног отрясать.

— Да, гражданское общество надо формировать с себя. Меня, наверное, закидают шапками, скажут: да посмотри, в какой стране ты живёшь, тут ничего не изменишь. А всё равно зерно лежит в том, что сегодня ты учишься, завтра — идёшь и делаешь своё дело, которому обучен. Растишь своих детей, обеспечиваешь им то или иное пространство и окружение. Так государства и созидаются.

Такие примеры тоже есть. Например, выпускница нашей кафедры социальной психологии. Талантливейшая девочка, любой бизнес, где надо работать с клиентами, взял бы её сразу, обучать не надо. Посади — и деньги понесут, настолько высока духовная культура, степень внимания к людям, клиентоориентированность. Но она пошла в социальную службу, где работают с тяжелейшим контингентом — детьми наркоманов, алкоголиков и т.д. Она в этой сфере уже более 10 лет. Спрашиваем: что тебя держит? «Ну, как я их брошу».

— Есть идеи, как поменять вектор интересов молодёжи — от зацикленности на себе к решению социально-важных задач?

— Мы хотим уже больше говорить не с работодателями, а выйти на молодёжь, причём не на ту активную, которая сама приходит к нам, а на пассивную. Выйти не с лекциями, а сначала с исследованиями, потом с предложением обсудить результаты этих исследований по поводу представления себя на рынке труда. Хотим у самой молодёжи попросить помощи в разработке нового подхода, новой программы в осуществлении трудоустройства. Возможно, нам самим не хватает каких-то представлений.
Например, мы спрашиваем норильских ребят — вернутся ли они туда на производство, и если нет, то по какой причине? Нам важно увидеть не только эмоциональные причины (холодно, Север), а, возможно, функциональные. Может, они оценивают уровень производства, порядок заработной платы. Ведь раньше же ехали в Норильск ради северных зарплат, это было существенно. А сейчас — едут меньше. И преимущественно те, кто уже случился в профессии.

— Может, молодёжь в принципе пугают отношения трудовой дисциплины, необходимость вписываться в какую-то структуру, подчиняться начальникам?

— Людям хорошее управление и понятные задачи больше нужны, чем какая-то там независимость. Что такое свобода? Бегать и орать, что у нас всё плохо?

— Нет, это, в данном случае, когда на тебя никто не орёт. И когда твоя точка зрения так же значима, как любого другого члена корпорации.