Участь заброшенного на необитаемый остров и отрезанного от всех благ цивилизации Робинзона Крузо во все времена по-своему прельщала многих представителей утомлённого технологиями человечества. Правда же, какая прелесть: сбежать на лоно природы, подальше от этих чёртовых газовых ламп и громыхающих паровых двигателей, а чуть позже — от неароматных бензиновых выхлопов, сотовых телефонов, кредитных карт! Однако в XXI веке необитаемых (или, как минимум, никому не принадлежащих) островов осталось ничтожно мало, да и те легко поймать в прицел GPS. Мир превратился в глобальную деревню, где функцию сарафанного радио выполняет великий и ужасный Интернет. Теперь вопросы «куда бежать?» и «можно ли убежать вообще?» занимают в списке новых робинзонов далеко не первое место.
Вопрос первый: насколько Интернет на самом деле ужасен?
Общеизвестно, что активные пользователи Интернета, то есть люди, которые выходят в сеть ежедневно и проводят в ней не менее часа, страдают рассеянным вниманием — они одновременно отслеживают характеристики множества объектов электронной реальности, ни на одном из них толком не концентрируясь. Это состояние постоянного поиска потенциальных возможностей способно принимать действительно невротический характер.
Так, например, засевший за написание важного отчёта человек каждые 10-15 минут проверяет электронную почту в поисках нового сообщения или же просто срывается в неуправляемый сёрфинг по волнам интернет-пространства: просматривает новостные сайты, скачивает фильмы, пишет необязательные сообщения на случайных форумах и тому подобное. Иначе говоря, в процессе потребления информационного контента посредством Интернета (что абсолютно логично, ибо традиционные виды медиа уже фактически не способны с ним тягаться) пользователь становится абсолютно всеядным.
Такое поведение естественным образом приводит к психическим и даже физиологическим изменениям. Скажем, человек начинает быстрее реагировать на зрительные сигналы, но чаще переутомляется и испытывает стресс в обычной жизни. Иначе работает, подстраиваясь под привычки своего носителя, человеческий мозг. Американский психиатр Гэрри СМОЛЛ проводил любопытный эксперимент, в рамках которого при помощи магнитно-резонансного томографа фиксировал изменения в нервной системе людей, выполняющих простую задачу по поиску достоверной информации в Google. Оказалось, что всего за несколько дней в головах той части испытуемых, которую составляли ранее малознакомые с Интернетом (и компьютером вообще) люди, включается точно такая же нейронная сеть, что изначально активна у их «грамотных» коллег.
Соответственно, долговременное воздействие электронной коммуникации на сознание влечёт ещё более существенные подвижки. Самая очевидная из них — это ухудшение долговременной памяти и, напротив, прогресс возможностей памяти кратковременной, «буферной». Необходимость в первой снижается благодаря тому, что под рукой у современного человека всегда находится портативный носитель информации: ноутбук, смартфон, планшетный компьютер или же доступ к насыщенному гипертекстом электронному источнику. Ни к чему запоминать то, что легко отыскать в закромах Интернета. «Буферная» же память требуется для оперативного взаимодействия с виртуальной средой, лёгкого переключения между альтернативными источниками информации. Культурный опыт теперь как бы просачивается через человеческое сознание, оседая в нём лишь в виде тэгов — активных ссылок на массивы данных, которые при необходимости можно быстро просеять в поисках нужных сведений.
Обратная сторона такого явления именуется незамысловато — многозадачность, то есть умение не просто распылять внимание, но фокусировать его сразу на нескольких позициях, требующих немедленного участия. Активные пользователи Интернета любят и практикуют выполнение нескольких дел одновременно, причём речь идёт как о простых задачах, так и о более сложных — параллельном написании нескольких текстов в сочетании с прослушиванием музыки, чтением новостей и, допустим, участием в онлайновой компьютерной игре. В результате парадоксальным образом коэффициент полезного действия, применительно к каждой из задач, снижается, но зато в целом создаётся ощущение более эффективного расходования времени. Подобную поведенческую стратегию люди склонны переносить в реальную жизнь, где, в зависимости от контекста, она приносит им успех за счёт высокой мобильности — или неудачу по причине недостаточной собранности. Возможно, само понятие «кропотливая работа» скоро отойдёт в прошлое. Но много ли времени у нас было на изучение этих изменений? Может быть, они не столь фундаментальны, как представляется на первый взгляд?
Дарья УСТЮЖАНИНА, старший преподаватель кафедры журналистики Института филологии и языковой коммуникации СФУ: «То, что пользователи Интернета становятся многозадачными — факт бесспорный, Любой из нас прекрасно знает, что это значит: смотреть телевизор, одновременно читая с планшета или смартфона новости и одновременно же общаясь ещё с несколькими людьми. Поскольку мир стал намного быстрее, и в нём стало происходить намного больше событий, то, конечно, умение реагировать на большое количество вызовов превратилось для человека в ключевое.
В такой многозадачности нет большой беды, потому что это вызов времени. С другой стороны, видно, что способность одновременно делать двадцать пять дел лишает нас умения концентрироваться. Это страшная беда, но со временем люди научатся с этим работать, потому что, к сожалению, наш мир так устроен теперь, и на такой вызов нужно отвечать. Надо, например, перестраивать систему образования, обучая и концентрироваться, и одновременно совмещать различные виды работы, быстро перестраиваться.
Такое умение потом проецируется самым неожиданным образом. Скажем, двадцать лет назад было нормальным работать на одном месте всю жизнь и иметь одну специальность, а теперь это не совсем верная жизненная стратегия. Нужно учиться с этим существовать, воспринимая как данность».
Марина РЫЧКОВА, канд. психол. наук, доцент кафедры психического здоровья Института педагогики, психологии и социологии СФУ: «Мне кажется, что явление многозадачности — это скорее характеристика темперамента человека, которая никак не связана с тем, является он пользователем Интернета или нет. Некий способ того, как он обучен действовать, семейная или воспитательная традиция и при этом определённые характеристики психических функций, которые позволяют или не позволяют это делать человеку. Есть люди, которым сложно выполнять несколько задач сразу, а есть те, кому это даётся легко, потому что у них такой объём памяти, такой объём внимания, такая скорость реакции — выше, чем у других. Поэтому если человек, которому сложно держать в уме несколько задач одновременно, берётся за их выполнение, то будет страдать качество. С другой стороны, есть люди, которым сложно удерживать одну задачу, потому что это становится скучно. При этом сложность задач неодинакова. Конечно, можно мыть полы, петь песни и смотреть телевизор. А есть задачи, которые связаны с общением между людьми и требуют сосредоточенности. Тут нельзя дать однозначный ответ».
Вопрос второй: можно ли спрятаться в «деревне»?
Подруга, с которой автор лично не общался уже около полутора лет, пару недель назад написала в своём микроблоге: «Откажусь от социальных сетей. Больше не буду ни читать, ни писать». Действительно, с тех пор она больше не опубликовала ни словечка, хотя насчёт чтения наверняка схитрила, ибо сети потому и называются сетями, что выпутаться из них удаётся далеко не сразу. Кроме того, эти сети шёлковые в самом что ни на есть метафорическом смысле — это обширное, обставленное по последней моде хранилище разнообразного контента: приватной информации о друзьях и знакомых, музыки, фотографий, новостей, плюс площадка для самовыражения и самопрезентации, частным случаем которых являются пространные дискуссии с единомышленниками или оппонентами.
Создавая аккаунт в социальной сети, пользователь как бы автоматически входит в пантеон мелких божеств с полагающимся ему по статусу кусочком электронного пространства. Этот персональный клочок — основа для формирования виртуальной идентичности, точка отсчёта коммуникативных стратегий, потенциальный инструмент получения позитивного опыта, который невозможен или труднодостижим в реальном мире. «Брак, заключённый в Вегасе, действителен только в Вегасе», — любители мистификаций только здесь могут протестировать какие-то новые модели поведения буквально на живых людях, укрывшись под маской анонимности. Социофилы непомерно расширяют круг знакомств, социофобы забиваются в уютный угол и оттуда искренне ненавидят человечество, графоманы строчат заметки в блогах, скандалисты занимаются троллингом в чужих комментариях, пока неопределившиеся персонажи аккуратно конструируют свой образ с помощью предложенных инструментов и, конечно же, помнят свою страницу в Facebook лучше, чем аналогичную страницу паспорта.
Twitter — микроблог, позволяющий отправлять подписчикам текстовые сообщения длиной до 140 символов. Instagram — онлайн-приложение для обмена фотографиями посредством собственного сервиса или других социальных сетей. Foursquare — социальная сеть для публикации коротких заметок с привязкой к географическим координатам. Если вам далеко за тридцать и вы — не оппозиционный политик, то, скорее всего, об этих социальных сетях вы не знаете. Однако наверняка вам знакомы «Вконтакте» или «Одноклассники»; в любом случае, у вас есть электронный почтовый ящик, а то и не один — для личной и для рабочей почты. Даже не самый общительный студент зарегистрирован как минимум в трёх социальных сетях, но скорее всего — в пяти-восьми из числа наиболее известных. Добавим к этому возможность мгновенного доступа к своему аккаунту посредством мобильного устройства и получим отличный способ эмоциональной разрядки, а также социального взаимодействия с окружающим миром — но при этом откровенно избыточный и вряд ли оправданно отвлекающий на себя некоторую часть жизненных ресурсов.
Психологи хором утверждают, что чрезмерное увлечение опосредованной Интернетом коммуникацией приводит к дистрофии живого общения и ущемлению коммуникативных навыков. Им вторят неожиданные луддиты новой волны — мол, социальные сети предполагают заведомо неискреннее общение, и люди, которые там числятся друзьями, на самом деле совершенно чужие как по духу, так и по поступкам (или, например, могут вовсе оказаться роботами, которые уже без особых проблем проходят пресловутый тест Тьюринга). В качестве аргумента такие люди обычно предлагают наивный эксперимент: изменить дату дня рождения в социальной сети на другое число и «порадоваться» потоку поздравлений, мало чем по сути отличающемуся от спама. Надо понимать: то, насколько ценны и искренни подобные друзья по переписке — вопрос вовсе не праздный. Но наверняка найдутся примеры людей, чья электронная дружба переросла в настоящую.
Как определить на глаз упомянутую «чрезмерность», если дело касается взрослого человека? Если утром, не почистив зубы, вы загружаете свою страницу в Facebook и пересчитываете количество лайков под новой фотографией, значит, дело плохо. При всей своей полезности социальные медиа задумывались как вспомогательный инструмент коммуникаций. С другой стороны, надо ведь идти в ногу со временем — значительная часть информационных потоков конструируется при помощи социальных медиа.
Дарья Устюжанина: «Социальные сети с позиции социологии коммуникации представляют собой способ удержать слабые связи. До появления социальных медиа мы, как правило, поддерживали контакты только с теми людьми, с которыми физически могли столкнуться: родственниками, друзьями, коллегами. С бывшими одноклассниками, уехавшими в другой город, или случайными попутчиками мы теряли связь. Социальные сети позволяют эти связи поддерживать, быть в курсе жизни человека, который находится далеко от нас. Более того, они создают, как мне кажется, важную для современного человека иллюзию того, что он находится в каком-то центре жизни. Это решает проблему выбора тем для разговора — ты не видел человека два года, но знаешь, что происходило с ним всё это время и при встрече можешь поддержать какой-то диалог или вовсе начать его с середины: «А как твоя последняя поездка в Таиланд?». В этом отношении социальные сети облегчают нашу задачу общения. В любом случае, у каждого человека всегда остаётся очень узкий круг близких людей, с которыми необходимо общение реальное и которые всегда остаются рядом. Он одинаков что до появления социальных медиа, что после. Общение, которое создаёт ощущение неодинокости, тоже нужно. Но нельзя придавать этому огромное значение. Думать, что человек, с которым я переписываюсь в социальной сети — мой лучший друг, вряд ли правильно: слишком велик риск обмануться.
Марина Рычкова: «Если речь идёт о ребёнке, у которого не сформировались коммуникативные навыки, и он начинает трудности реального общения подменять лёгкостью виртуального, преображаясь там и используя какие-то образы, включаясь в те взаимодействия, в которые в реальности никогда не включится; словом, если появляется такой разрыв: в Интернете он один, а в реальности — другой, то ничего хорошего в этом, конечно, нет, и коммуникативные способности такого ребёнка будут ущемлены.
Если же речь идёт о человеке, у которого сформировалась способность выстраивать разнообразные отношения разной степени сложности и направленности и чувствовать себя в них достаточно комфортно, то общение в Интернете в его случае решает дополнительные задачи, расширяет поле возможностей. Речь идёт скорее о своевременности и уместности. Если человек может относиться к компьютеру и Интернету как к средству, то никаких проблем нет. Если же это становится единственным или превалирующим способом общения, при этом изменяется реальное взаимодействие, то можно уже говорить о появлении зависимости».
Вопрос третий: а надо ли бежать?
Известный канадский философ Маршал МАКЛЮЭН, упоминание фамилии которого пару десятков лет назад в нашей стране было странным, а сейчас — уже моветон, предлагал считать средства коммуникации продолжениями органов человеческих чувств. Применительно к Интернету это сравнение кажется безусловно точным — ведь посредством Skype увидеть или услышать человека на другой стороне планеты не составляет никакого труда. Мысли человека перепархивают по планете в формате электронных писем и видеороликов, культурные мемы, курьёзные оговорки политиков или сенсационные разоблачения в одно мгновение становятся достоянием всего человечества. Интернет всё более востребован в общественной жизни и также необходим, как сотовая связь.
Возникают всё новые явления на стыке с привычными: в нашу жизнь входит концепция электронного правительства, электронной церкви, электронного же документооборота. Социологи наяву видят очертания будущего общественного устройства, выстроенного по сетевому принципу, где Интернет будет служить не просто средством коммуникации, а способом обеспечения подлинной демократичности и справедливости. Тем временем хакеры из международной группировки Anonimus объявляют, что сотрут государство Израиль из киберпространства, и к их угрозам относятся серьёзно. Начинается локальная кибервойна со своими победами и потерями (пока что исключительно финансовыми). В сеть, прежде всего в нашей стране, уходит общественная журналистика.
Человечество становится зависимым от Интернета куда в большей степени, чем когда-то от телевидения и газовых рожков уличного освещения. Процент пользователей уже настолько велик, что в обиходе появился термин «цифровой разрыв», подразумевающий дискриминирующую разницу между допущенными в электронное пространство людьми и теми, кто не обладает необходимыми для этого технологическими возможностями.
У противников всеобщей, чрезмерной интернетизации много аргументов: дескать, ни к чему возводить миллионы веб-серверов, объединённых транснациональной паутиной, в ранг священной коровы в попытках объяснить всё происходящее их влиянием.
На самом деле, говорят они, Интернет поедает наше драгоценное время, деформирует локальные системы ценностей и буквально навязывает всем глобалистическое восприятие мира. Более того, он приобщает подрастающее поколение к безответственности, смущает умы нецензурируемым контентом, обрушивает на нас огромные потоки информационного шума и так далее.
Осознают ли люди, что зависимы? Пожалуй, да — отказываясь ехать в отпуск в какое-то райское местечко по причине отсутствия там WI-FI или, напротив, сознательно убегая в глухомань с выключенным телефоном и отключённым ноутбуком. Но является ли это действительной проблемой, или же тяга к современному робинзонству — просто нежелание или неумение справляться с вызовами времени?
Дарья Устюжанина: «Конечно, если завтра взять и отключить все социальные сети, мир не рухнет — по крайней мере, в физическом смысле. Но мы не можем отрицать тот факт, что Интернет проник во все сферы нашей жизни. Ведь это не просто развлечение; место, где можно обмениваться фотографиями котиков со смешными надписями. Это пространство, в котором можно работать, получать образование, проводить финансово-торговые операции, использовать его для иной деятельности. В этом смысле он очень сильно увеличивает наши возможности, позволяя покупать вещи в американском магазине, куда бы мы никогда не попали или, например, работать на какую-нибудь гонконгскую компанию, находясь в Емельяново.
Но есть и печальная сторона — нужно уметь отключаться иногда, а это очень тяжело. Потому что в действительности от того, что человек не опубликует в Instagram три новые фотографии, мир никуда не денется. Мне кажется, что со временем это пройдёт, как мода. Разумеется, Интернет не перестанет использоваться для общения, но люди повзрослеют, и к тридцати годам будут уже более спокойно относиться к таким вещам».
Марина Рычкова: «Мы можем говорить о зависимости человека от телефона, от телевизора, от стиральной машины или электрического утюга. Выбор всегда делается в пользу общего удобства. С другой стороны, чем больше человечество облегчает себе жизнь дополнительными техническими средствами, тем больше оно от этого становится зависимым. Были такие времена, когда к телефону относились как к чертовщине, сейчас похожее отношение переживается применительно к Интернету. Кроме того, раз человечество ещё не научилось с этим правильно обходиться и встраивать в обиход, то возникают всякие неприятности. Так, все родители знают, что маленького ребёнка нельзя подпускать к утюгу. Что же касается Интернета, то пока не до конца ясно, как его использовать так, чтобы это было полезное средство, а не вредное, чтобы не формировалась зависимость, а расширялись способности.
В любой зависимости есть элемент избегания дискомфорта, будь то наркотики, алкоголь или Интернет. Обычно самодостаточные люди не прибегают к зависимым формам поведения, потому что это им просто не нужно. Напротив, те кто в обычной жизни не могут справиться с какими-то задачами, испытывают потребность, не решая на самом деле ничего, получать положительное ощущение. А что они выбирают в качестве объекта — это уже личный вопрос».
Евгений МЕЛЬНИКОВСПРОСИ СЕБЯ
Я уверен, что...
>> Интернет должен оставаться только «инструментом».
>> Интернет предлагает новые формы жизни, и важно осваивать их по-максимуму.