Генетический код народной песни

СтАрина, она же былина

— Потому что стАрина — это былина (уточню, что это народное название былины, так как в былине повествуется о героическом прошлом, о том, что происходило в старину. — А.С.). Мы действительно занимаемся стариной, и это название ярче отображает нашу деятельность.

— Вы записывали былины? Удивительно, что исполнение былины дожило до наших времён.

— Я тоже думал, что былину уже нельзя записать. Столкнулся я с былиной в 1998 году. Мы приехали в Богучанский район, село Манзя. Раньше там уже были филологи из нашего пединститута, так что я поехал по проторенной дороге, мне как практику было очень интересно пообщаться с носителями традиции. К сожалению, того исполнителя, СОСЕДОВА Павла Кондратьевича, 1914 года рождения, я в живых не застал, он уже умер. Но оказалось, что его однофамилец, Киприян Михайлович, 1930 года рождения, тоже исполнял эту былину, хотя у него был немножко другой музыкальный вариант.

— Это звучит невероятно, потому что традиция былинного сказительства, как учат нас учебники по устному народному творчеству, закончилась в 30-х годах ХХ века. И вот вы встретились с былиной в наши дни.

— Я и сам был шокирован: былина — ей тысяча лет! — и она дожила до наших времён.

— Что за былина?
— Это классический сюжет «Добрыня и Алёша». Я могу рассказать...

— Лучше спойте. Первые хотя бы фразы…

— (Красивейшим голосом поёт)

Как у нашего у князя, у боярина,
Эх, у солнышка, да у Владимира
Была тихая бяседа, был вясёлый пир.
Э, как все да на пиру да пьяны-веселы,
Пьяны-веселы сидят да потешаются
С молодыми они жёнам забавляяются…

Вот теперь эта былина стала родной для меня, сейчас я её исполняю. Иногда и детей спать укладываю под эту былину (у меня два мальчика и одна девочка), они даже просят: «Папа, спой про Добрыню». Ну и когда работаю с детьми или со студентами, её исполняю.

— Это замечательно. Есть, конечно, в былине сегодня нечто от музейного экспоната, потому что её могут слушать, восхищаться, только жить былинными страстями и эмоциями уже не будут. В чём вы видите её ценность?

— Я считаю, что эпос — это сердце народа. И эпос, и старинная песня, я считаю, обладают каким-то генетическим кодом, который действует на подсознание. Мне в детстве никто былин не пел, но помните, в нашем детстве были фильмы про Илью Муромца, Садко, был фильм «Руслан и Людмила». И я помню свои ощущения от этих фильмов: они вызывали чувство любви, патриотизма. Конечно, это громкие, уже взрослые слова, но любовь к своей Родине я через эти фильмы чувствовал, это я хорошо помню. И не надо было объяснять, что хорошо и что плохо — понимание этого приходило само. Эти герои как будто кодировали на нормальное восприятие мира.

Песня

— А какую генетическую программу запускают лирические песни, которые вы собираете в своих экспедициях?

— Песни уже сложный жанр, в них сюжеты более сложные, про любовь. И песня тоже связана, по-моему, с духовностью, потому что эти песни пробуждают в человеке самые чистые чувства.

— В русских протяжных песнях рассказывается чаще всего про несчастную любовь.

Лубок «Игорь Горев, убивающий зелёного змия»
Автор — А.Г. КАЙМАНАКОВ
Комментарии:
­— Замучил его, что он аж красным стал.
— Аз есмь Игорий.
— Змий хотел пировать, а пришлось ГОРЕВать.
— А на латах по бокам портреты Роберта Лахно и Александра Кайманакова.
— А позади Катеринушка (жена) с детками не нарадуются счастью такому!

— Но всё равно эти душевные переживания связаны с чистой любовью. Бывает, конечно, и обманутая любовь. Но не все песни надо понимать дословно, в песне используется символическая форма. Мы, к сожалению, утеряли прочтение символов, и не только в песне, кстати. Вот есть песня «С вечера всё дождь и дождь, поутру туман» (она есть в сборнике, который Игорь Николаевич готовит к изданию. — А.С.). В этой песне милый уезжает, и в ней разлучница описывается так: у ней чёрные брови, голубые глаза, сама чуть жива. И я думаю, что это описана не девушка, а смерть. Потому что в песне дальше поётся, как казаки идут и коня ведут. Это символ смерти — конь без всадника.

— Получается, что народную песню мы можем слушать, но не слышать, то есть не понимать её.

— Да. Потому что мировоззрение отличается, символизм потерян.

— Тогда ваша работа уходит в песок? Вы добываете для нас знания, сохраняете по мере своих сил народную культуру, приносите сохранённое людям, а они этого не понимают. Как с этим быть?

— Но ведь и классическую музыку тоже не все понимают. Для этого учатся в музыкальной школе, потом оканчивают училище, потом институт. Если к народной культуре относиться с такой точки зрения: раз её не понимают, то зачем ею заниматься, то тогда мы и оставшееся потеряем. А я этого не хочу.

Я думаю, такое отношение к песне пройдёт. Просто в советское время народную песню меняли, пытались наполнить чем-то идеологическим и настолько извратили, что она перестала быть народной и нести нормальную информацию о мире. Я думаю, что из-за того, что подменили ценности, и было много потеряно в понимании и восприятии народной песни.

— А ведь исполнители русских народных песен — Старостин, Пелагея, Инна Желанная и многие другие великолепные мастера, они ведь часто применяют аранжировки с использованием странных для русской культуры инструментов — с африканскими барабанами, например. Это говорит о чём? О том, что на голос уже никто не пойдёт? На чистый живой голос.

— Мне кажется, что для современного восприятия музыки это нормально, я считаю, что такие формы нужны для молодёжи. Всё равно не все будут этой музыкой увлекаться, но в таком современном звучании кто-то к ней прислушается, заинтересуется ею — красиво же звучит! Кстати, были примеры, когда через такие формы люди приобщались к традиционному фольклору.

Но я всё равно считаю, что музыка эта элитарна. Так же, как классическая музыка, которую на земном шаре понимает всего один процент людей. Ну, фольклор, может, маленько побольше. Все никогда эту музыку слушать не будут.

— А сколько песен вы знаете?

— Я никогда не считал. Но если сказать примерно, то, наверное, песен пятьсот.

— Понимаю, что песни трудно подсчитать, да и вряд ли нужно, а вот ваши сборники мы подсчитать можем. Расскажите об этой своей деятельности.

— Я хотел сделать и сделал сборник по хороводным песням. У меня не было меркантильного интереса, была цель объединить людей на праздниках. Вот если съезжаются на какой-нибудь фестиваль в Красноярском крае люди, они приезжают из разных мест, и что-то должно их объединять, как раньше в деревне приезжали люди на праздник съезжий, и их объединяла песня или хоровод.

— Сколько сборников вы выпустили?

— Пока один. Сейчас в разработке сборник протяжных песен. Этот труд более массивный, потому что более сложный музыкальный материал. Я хочу сделать диск с канальными записями. Чтобы помимо нотных расшифровок, если человек хочет, можно было поучить с записи, с голоса.

— Канальная запись — это что?
— Это выделенная запись канала. Песня же сложная, многоголосная, и мы, когда записываем, выделяем каналы, то есть один микрофон пишет одну бабушку, другой — вторую, третью, четвёртую… Выделенные каналы нужны для удобства разучивания, потому что так просто песню не
разучишь. Я хочу, чтобы сборник в практическом отношении помог фольклористам и тем, кто интересуется, научиться петь эти песни. В сборнике собраны вечёрочные и хороводные песни, вечёрочные песни игровые и поцелуйные. Эти песни все собраны в Красноярском крае. Материал уникальный, вечёрочные песни сейчас уже не запишешь.

Вечёрка

— Почему?

— Потому что это праздничная форма. Если лирическую песню ещё споют, когда за столом собираются, то вечёрка предназначалась для молодёжного досуга.

— В чём ценность собранного материала?

Вечёрочные и хороводные песни Красноярского края. / Автор и составитель И.Н. Горев —Красноярск, 2010. – 56 с.
Сборник представляет собой методическое пособие в помощь детским и молодёжным фольклорным ансамблям, даются подробные текстовые расшифровки с распевами гласных и диалектными особенностями говора той или иной местности. К изданию прилагается аудиодиск.

— Первое. Ценность в том, что вечёрка правильно ориентирует человека, формирует правильные представления об отношениях между полами. Раньше с детства приучали, как надо себя вести мальчику с девочкой, а девочке с мальчиком, то есть на вечёрках собирались, чтобы пообщаться с противоположным полом. Ходить на вечёрки начинали с 6-7 лет и вплоть до предбрачного периода. А на старших вечёрках уже выбирали себе мужа или жену высматривали.

Второе. Вечёрка — это активная форма проведения досуга. Сейчас проводят дискотеки, вечера, свадьбы и не знают, чем их наполнить, поэтому и напиваются, не зная, чем себя занять. Или берут из Интернета шутки какие-нибудь дурацкие, которые не несут никакого внутреннего духовного содержания. А вот эти песни, хороводные, вечёрочные, помимо того, что под них можно было и поплясать, и поиграть, и поцеловаться, в них ещё были образы, символы, которые воспитывали в человеке правильное восприятие мира, развивали важные качества в человеке.

— Например, какие?

— Например, игровые. Многие дети сейчас не умеют играть. Вот, допустим, ребёнка не выбрали в какой-то игре, он обиделся. Или он проиграл в какой-то игре, опять обижается. А в народной культуре по-другому: проиграл и проиграл, в следующий раз выиграешь, то есть восприятие игры как игры, а не как соревнования.

Третье. На этих песнях хорошо развивается слух. Я считаю, что эти песни были как первичное музыкальное образование, потому что не было ведь ни школ, ни нот, а люди вырастали и пели потом такие сложные песни, которые сейчас в консерваториях не могут спеть.

— То есть бабушки в деревне могут спеть сложнее, чем в консерватории?

— Да, в консерватории не могут спеть, им надо время, подготовка. Раньше такая подготовка и была, и начиналась она на вечёрочных песнях, потом на хороводных и потом выходили уже на протяжные, то есть на более сложные. Так что их ценность — практическая, она в том, что у ребёнка можно развить координацию между слухом и голосом. Это ведь редкость, когда слуха нет, его просто не развивают.
Вот, кстати, почему люди сейчас не поют? Потому что нет этого народного образования. Раньше человека с рождения до смерти сопровождала песня, живой естественный голос. Когда ребёнок с детства слышит песню, он потом сам её пытается воспроизвести. Но мамы колыбельных сейчас не знают, поэтому детям нечего воспроизводить. Да ещё утеряна традиция застолий. Не пития, а пения…

— Вы думали над тем, почему традиция застольных песен утеряна? Какие причины повлияли?

— Тут много причин. Одна из них — это то, что мы утеряли веру. То есть вера объединяла людей. Праздники раньше от церкви отправлялись, поэтому в праздник идут люди сначала в церковь, а потом (скажем, на Троицу) идут все на луга. Вот это и есть объединяющее начало. Сейчас каждый сам по себе, все сидят в квартирах.

Ещё одна причина — техническая: жить стало легче, не надо что-то делать всем миром. Скажем, человек сел в автомобиль и поехал без труда, и помощники ему не нужны. Весь труд у человека облегчён. Если раньше всё — от посева зерна до урожая, дом ли строил, одежду шил — человек всё сам делал… Не один, конечно, община помогала, но трудился человек много. Сейчас же условия труда очень лёгкие, и человек разбаловался.

— Интересная у вас параллель получилась: лёгкий труд, лёгкая жизнь — и не нужна никакая духовность. Тяжёлый труд, тяжёлая жизнь — и сильная тяга к духовному.

— Да, есть такое. И ещё одна техническая причина, связанная уже с музыкой. Сейчас любой человек может взять наушники, надеть и слушать песни, то есть удовлетворить свою музыкальную потребность.

Раньше он не мог так легко. Раньше надо было собраться, надо было позвать одного-другого-третьего для того, чтобы спеть, или гармониста позвать… Так что человек сегодня более пассивный. В связи с тем, что многое облегчилось, стало и пассивное восприятие музыки. И слух притуплён. Ведь раньше песню надо было спеть, нужно стараться, чтоб песню не испортить. А сейчас зачем петь? Надел наушники да и всё… Поэтому и развития нету.

Экспедиции

— Расскажите про свои экспедиции. С какого времени ездите, куда и зачем?

— Стал ездить с 1996 года, будучи студентом красноярского колледжа искусств, под руководством ШУЛЬПЕКОВЫХ. У меня всего около 20 экспедиций было.

— Есть любимые места?

— Да, это красноярское Приангарье, Кежемский район. Но дело в том, что туда уже смысла нет ехать, потому что там построили ГЭС и народ выселили. Любимые сёла — Заимка, Недокура, куда мы всё время ездили на Ангару к старожилам. А начинал я с поездок к белорусам в Бирилюсский район, потом Ирбейский, Тасеевский. Потом был старожильческий район — Богучанский. А в Усть-Илимский район ездили к новопоселенцам.

— Уточните про старожилов и новопоселенцев.

— Старожилы — это первые поселенцы, то есть те люди, которые первые пришли в Сибирь, русские, они с 16 века здесь живут. И вот если мы говорим про сибирскую культуру, мы прежде всего говорим об этих людях. Они как раз и являются носителями традиции сибирской русской культуры.

А новопоселенцы — это те, которые пришли уже по столыпинской реформе, или немного раньше — когда крепостное право отменили. И в их культуре чувствуется уже наносное и по говору, и по песням. Причём и старожилы, и новопоселенцы друг друга недолюбливают.

— Ну это уж как водится. Двум медведям в одной берлоге трудно ужиться.

Сибирский характер

— Игорь Николаевич, за время своих экспедиций узнали, что такое сибирский характер и кто такой сибиряк? Какой он (и тот и другой)?

— Ну, во-первых, это степенный человек, не суетный. Он знает, что он делает, и он уверен всегда в себе.

Во-вторых, с людьми он очень, скажем так, избирателен. Потому что по экспедициям я заметил, что с кем попало они разговаривать не будут. Когда приедешь к ним, они посмотрят, что ты за человек, поговорят и только потом пойдёт какая-то информация от них, те песни, за которыми мы приехали. А если ты им не понравишься, то никто с тобой и разговаривать не будет.

В-третьих, это очень чистоплотные люди. Я сравниваю деревни и не хочу принизить новопоселенческую культуру, но у старожилов другой быт, другой менталитет. Вот я по ангарцам сужу: в доме всегда чистенько, прибрано, в огородах всегда порядок наведён, сами красиво, чисто одеваются.

Ну, конечно, есть в характере и какая-то суровость. Потому что, живя в тайге, человек приобретает качества природного ландшафта, в котором он живёт.

— Суровость — неоднозначное слово. В каком смысле сибиряк — человек суровый?

— Попусту не болтают, они вообще люди малоразговорчивые. Они люди таёжные, и хорошо знают трудные ситуации, поэтому не было случая, чтобы они не пришли на помощь. Голодного всегда накормят, напоят. И более того, если человек им понравится, они для него всё сделают. Я по экспедициям помню. Приехали к ним, они сначала как-то так недоверчиво к нам отнеслись, не пошло у нас с ними общение. А потом — раз! — и всё, они и песни нам пели, и рассказывали.

— А почему? Что вы сделали, что они вас полюбили?

— Дело в том, что иногда люди из праздного любопытства просят: а спойте песню; а расскажите. Старожилы этой праздности не понимают и не любят. А к нам они прониклись, потому что увидели, что мы своё дело любим. Они сначала говорили: да зачем вам эти песни? Да кому они нужны? Да их сейчас никто не поёт. Мы им говорим: «Нет, мы записываем, нам они нравятся». Они по-прежнему: «Да кому они нравятся? Да не будем мы петь». Мы им: «Да мы сами поём». — «Как это вы поёте? Это же старинные песни». Тут мы им спели. И всё, и пошла запись, пошла информация, потому что они увидели людей, которым это нравится. А их детям это уже не интересно. Поэтому они и говорят: песни-то уходят.

Наследники не по прямой

— А почему, как вы считаете, традиция не передалась детям? А вы эту традицию сохраняете. Получается, что наследие передалось не по прямой — от отца сыну, а как-то по-другому.

— Мне кажется, это вообще проблема сегодняшнего дня: уважения к старшим нет, и нет желания перенимать опыт. Сейчас же учатся по учебникам, по телевизору, в Интернете. А старшее поколение жило без этого, поэтому у молодых такой нигилизм: чему, дескать, старшие могут научить? Это проблема.

Но мне кажется, что выход есть. Сейчас песня перебралась из деревни в город. Сейчас инициативные люди, фольклористы, собирают песни и активно их поют. Я думаю, что придёт время, когда деревня возродится, потому что это основа, и она никогда не уйдёт из нашей жизни, она должна быть, потому что хлеб, молоко — это всегда нужно, это наш быт. И когда-то деревня должна возродиться. И тогда то, что накоплено и сохранено, опять уйдёт в деревню. Я надеюсь на это. Надеюсь.

— Игорь Николаевич, если бы про вас сказали, что вы возрождаете духовную традицию русского народа, приняли бы такую формулировку?

— Нет. Я бы не сказал, что я возрождаю. Я продолжаю: беру то, что было, и несу это дальше. Возрождать, как я считаю, надо то, чего почти уже нет, то, чего вообще уже нет. А песни я в экспедиции записываю и считаю, что народная культура не разрушилась, она существует. Просто она живёт скрытой жизнью, надо просто копнуть, и вот она, вот, пожалуйста, она есть.

Вот я в 2006 году ездил, записывал, мне шесть-семь бабушек пели, я 50 песен записал. Многие удивляются: «Да ты что? А мы не можем там ничего найти». Ну, значит, плохо ищете. Потому что я захотел найти — я нашёл и записал. То есть оно есть, но живёт не такой жизнью, что можно увидеть везде. Скрыто живёт.

Наш ансамбль «Живая стАрина» отличается тем, что мы сами записываем в экспедициях и потом это транслируем, мы это поём. Причём поём так же, как услышали. Поэтому мы народную традицию не возрождаем, мы её продолжаем. Мы её носители.

А вот исследователь записал, выпустил книжку, на полку поставил, и всё. Посыла она так, как у нас, не несёт.

— Когда слушаешь народное исполнение, какая-то метафизика с тобой происходит. Заряжаешься силой и правильным миропониманием.

— Я два года уже не езжу в экспедиции. И вот духовный вакуум какой-то образовывается. Потому что в общении с носителями традиции получаешь такой заряд бодрости, энергии, что на весь год хватает. И когда едешь в следующий раз, и в следующий, ты вовсе не выжатый как лимон.