Когда Алексея Анатольевича ЛАДЫНИНА спрашивают, где его родина, он не прочь пошутить: «Я из сибирской ссылки!». Так получилось, что родовой деревни Мензот, вблизи Шушенского, уже и на карте-то нет. Но Сибирь осталась, и без малого 40 лет он ей служит, хотя выпускникам-геологам Красноярского института цветных металлов и золота в начале 70-х годов при распределении было из чего выбирать. Профессия высоко котировалась, и молодые специалисты очень быстро получали квартиры и обзаводились семьями.
— После окончания института, я уехал по распределению в Среднюю Азию, в Ташкент, на предприятие «Союзкварцсамоцветы», занимавшееся нерудным сырьём. Получил там квартиру, отработал положенный срок и сразу рванул обратно, в Красноярск, — рассказывает Алексей Анатольевич. — Ташкент — замечательный город, но меня всё время тянуло в Сибирь. Без проблем устроился в геохимическую партию. Прошёл путь от геолога до старшего геолога и начальника геохимической партии предприятия «Красноярскгеология».
— Вам 63 года, а до сих пор ходите в экспедиции. Далеко не каждый может выдержать такой неспокойный образ жизни…
— Мне кажется, всё заложено в человека с детства. Саяно-Шушенской ГЭС ещё не было и в помине, а мы, будучи школьниками, совершали походы в этом районе, и на Кантегире бывали. Мне уже тогда казалось: запах тайги, горящего костра — что может быть ароматнее, вкуснее? Заканчивал десятый класс и уже точно знал, куда буду поступать.
Кабинет Ладынина напоминает музей: по стенам — фотографии участников экспедиций, пейзажи маслом, графика на бересте, грамоты, карты. На видном месте узловатая палка, похожая на оружие древнего человека.
— Это воспитательная дубина! — перехватывает мой вопросительный взгляд патриарх геологии. — Нарост на осине. Привёз я трофей из леса давным-давно и теперь всех им пугаю.
— Кстати, о дисциплине. Трудно, наверное, управлять коллективом в отрыве от «большой земли»?
— Работа геолога сезонная, коллективно-экстремальная… Всё лето и начало осени приходится жить в походных условиях где-нибудь в тайге, в поле. Иногда люди просто не вписываются в коллектив, приходится разруливать конфликты… До сих пор болью в сердце отзывается один нелепый случай. На территории лагеря водитель оставил ключи в машине, а пьяный рабочий сел за руль, завёл мотор и проехал через палатку, где спал геолог. Пострадавшего санрейсом отправили в Красноярск, и он к счастью выжил и даже не стал инвалидом, но с тех пор у меня в партии — строжайший сухой закон.
— Моряки говорят: «Женщина на корабле — плохая примета», а у геологов нет подобных суеверий?
— Что вы, как в экспедиции без женщин? С нами часто ездят студентки, и этим летом в партии работали девушки-геологи. Приходится, конечно, уделять им повышенное внимание. Обязательно помогаем и палатку поставить, и нары сделать, и баню соорудить. Женщины поддерживают нас, оладушками балуют…
Помню, однажды мучительно долго, через пороги, тащили мы лодки вверх по Большому Питу. Там перекаты жуткие. Втроём, а то и вчетвером одну лодку тянули, а потом возвращались за следующей. И так трое суток! Женщины всё это время были с нами, они шли по берегу и обеспечивали нам костёр и горячий обед. Подбадривали добрым словом, не давали раскиснуть…
— Да у вас и жена в прошлом геолог...
— Верно. Только одна страшная история круто поменяла её интерес к экспедициям, а то бы до сих пор, наверное, бродила со мной по тайге.
А дело было так. Забросили нас вертолётом на Енисейский кряж, на берег Лендахи (приток Большого Пита). Выдался свободный час, и мы с рабочим ушли на рыбалку, а жена осталась возле палатки кашеварить. Вдруг слышу — выстрелы (нам выдавали наганы для безопасности). У меня было с собой ружьё. Бегу скорее к палатке и слышу: «Алёша!!!». Потом она рассказала, что когда вышла из палатки, то увидела, как по поляне на лагерь идёт медведь. Она скорее в лодку и — на другой берег.
— Правильно сделала?
— Вообще-то лучше огонь разводить, потому что бурый за секунду мог ту неширокую речку переплыть. Но она растерялась. Мы подождали немного, вроде не видно зверя. Я выстрелил несколько раз в воздух на всякий случай. Через полчаса вдруг где-то недалеко снова рявкнул медведь. Вечером того же дня смотрю: а по поляне опять идёт к лагерю наш старый знакомый. Это были его угодья, он там черемшу ел, остатки какой-то дичи. Так косолапый выгонял нас со своей территории.
— Уступили?
— Не имели права. Работу на участке ещё не закончили. Я три раза стрелял вверх из ружья, а он хоть бы что: поднялся на задние лапы — громада такая! Опустился и снова идёт. Единственное, что его отпугнуло — выстрел из ракетницы, они боятся огня. После этого случая моя супруга не оставалась одна в лагере ни на минуту и по возвращении домой про экспедиции забыла начисто, занялась детьми.
— Чему вы сегодня учите молодёжь?
— Всему! Даже кулинарному искусству. Хоть в лагере, как правило, есть повар, но бывают ситуации, когда на кухне приходится дежурить по очереди. Поэтому все геологи должны уметь готовить. Я и сам освоил разные блюда: от супа до плова и макарон с компотом (смеётся). Однажды за нами вовремя не прилетел вертолёт, и еды оставалось всего ничего. Пришлось делить последние сухари, крошить салат из кипрея и заваривать из него чай.
Когда посуды не хватает, могу смастерить туески из берёсты. Каждого новичка надо научить правильно шест подбирать и вёсла для лодки. Свой опыт им передаю на рыбалке и на охоте. Правда, последнее время охотиться перестал, даже рябчика убить рука не поднимается. Что-то в тайге совсем мало дичи стало …
— А свои первые геологические маршруты помните?
— Такое разве забудешь? Начиная с первого курса мы практикантами ездили на Ангару. Вот сейчас на Амуре наводнение, а тогда из-за долгих проливных дождей река Cухой Пит вышла из берегов. В месте, где мы стояли лагерем, образовалось сплошное море… Ночью выбежали из палаток, второпях бросаем на стеллажи вещи, продукты, сами по пояс в воде, а на наших глазах из палатки выплывает ящик сайры. Выловили – и на крутой берег скорей. Через неделю вода отступила, и мы спустились на прежнее место.
Молодым было всё по плечу: маршруты в Забайкалье, сплавы по Енисею в составе дешифровочных партий. Моя задача состояла в том, чтобы ходить за геологом и считать шаги. Прошли 300-400-500 шагов, потом остановка, копаешь землю на штык лопаты, смотришь состав породы. Попадался гранит, обломки кварца… Потом я начал заниматься геохимией: ходишь с планшетом, оцениваешь площадь, берёшь пробы с рыхлого слоя почв, со дна рек…Тысячи проб почвы! А что там, под ней — анализируют в лаборатории. Скажем, если на глубине находится руда, то в почве — повышенное содержание свинца, меди, цинка, золота.
— Что это за карта у вас на стене, вся в оранжево-жёлтых разводах?
— Я многие годы занимался поисками золота. Это карта северной части Енисейского кряжа — результат 14-летней работы нашей геохимической партии. Территория исследована на золото и другие полезные ископаемые. Так вот, чтобы оценить один из старейших золоторудных районов края, мы проплыли десятки рек. На карте, как на ладони, вся информация об аномалии (это повышенное содержание золота, — прим. автора). Прорисованы каналы, цветом указано, где больше концентрация, а где меньше; отчетливо виден центральный золотоносный пояс. К сожалению, зачастую аномалий больше, чем месторождений, хотя в настоящее время ведётся разведка под аномалией в Северо-Енисейском районе, которую мы в своё время выявили и ласково назвали Олёнкой.
— Алексей Анатольевич, оправдались ли ваши мечты, не жалеете, что в своё время стали геологом?
— Я свою программу выполнил! Сожалею только об одном: после распада Союза мы многое потеряли. Раньше объединение Красноярскгеология насчитывало 8 экспедиций и около 12 тысяч работников, а сейчас — 4 экспедиции, а специалистов едва ли наберётся 3 тысячи… Масштабно и систематически работа уже не ведётся. Сегодня мы пользуемся результатами исследований, проведённых геологами Советского Союза: в Северо-Енисейском районе продолжают осваивать Олимпиаду — одно из самых крупных и сложных по горнотехническим условиям месторождений золота в мире; Горевское полиметаллическое месторождение и ряд других. Сейчас, мне кажется, профессия уже не пользуется былой славой, уважением, остаются в ней только фанаты.
— И напоследок: ходят слухи, что вы — близкий родственник легенды советского кино, народной артистки СССР Марины ЛАДЫНИНОЙ...
— Марина Алексеевна и мой отец — родные брат и сестра. В прошлом году, к её 100-летию, в Назарове установили памятник, и я вместе с другими братьями присутствовал на церемонии. Так много трогательных отзывов прозвучало! Кстати, дочь сына моего родного брата похожа на свою знаменитую прабабушку как две капли воды, если бы назвали Мариной, была бы полной тёзкой. Но назвали Полиной.
— Где же на самом деле родилась Марина Ладынина? Почему некоторые источники указывают, что в Смоленской области?
— Родилась она недалеко от Назарова, в деревне Борсук (её уже тоже нет на карте). В Ачинске окончила школу с педагогическим уклоном. Работала какое-то время учителем, как и мой отец, а потом уехала в Москву и поступила в ГИТИС. Бывая в столице, я несколько раз гостил у неё. Потом мы встречались, когда она приезжала в Красноярск вместе с Крючковым. В своём семейном архиве бережно храним всё, что с ней связано: вырезки из газет и журналов, кассеты с фильмами, фотографии. Думаю, сила характера и верность своей мечте — это у нас наследственное…
Виктория КУЗНЕЦОВА