Театр как он есть

Длинные коридоры с монотонными рядами бесконечных дверей, какие-то путаные переходы и лестницы сугубо утилитарного вида — местами бетонные, а где-то и металлические. В такой деловой, традиционно-производственный интерьер, проходя через не менее традиционно-строгую проходную, попадает всякий, кто проникает в наш Красноярский театр оперы и балета через служебный вход. Вход, предназначенный не для принаряженной публики, а для работников большого и серьёзного предприятия по изготовлению «зрелищных мероприятий».

Даже обязательный казённый турникет не разрушает ощущения какой-то восторженной приподнятости, когда заходишь в это внушительное здание, разделённое на две части — парадную и сугубо производственную. Театр! Как видно, та золотая пыль, что мы, начиная с детства, всякий раз вдыхаем, попадая в его волшебное пространство, навсегда оседает в нашем сознании, оберегая от разочарований, когда нам случается оказаться в цехах по производству театральных чудес. Более того, действие чарующей магии театра в постановочных цехах значительно усиливается, не давая никаких шансов освободиться от его пут.

Видимо, это и происходит с теми, кто осмеливается переступить порог театра, намереваясь связать с ним свою судьбу. И совершенно не важно, в какой части сообщества служителей театра они оказываются — творческой или постановочной. Люди театра, к какой бы из этих двух частей они ни принадлежали, имеют нечто общее, их объединяющее. И те и другие любят театр, и каждый на своём месте верно служит ему, внося свою лепту в производство чуда.

Как можно ближе к границе возможного

Рабочий день на предприятии под названием «театр» для творческого состава делится на утреннюю репетицию и вечернюю. Начинается он в десять и длится с четырёхчасовым перерывом до девяти вечера. Распорядок действует и для музыкантов оркестра, и для хора, и для артистов балета, для которых всё начинается с урока классического танца. Урок этот со школы выполняется ими изо дня в день, отличаясь от школьного только большей сложностью. Он не привязан к конкретному спектаклю и призван лишь подготовить тело к репетиции или выступлению.

Как правило, урок длится час. А затем с пятнадцатиминутными перерывами до 14.00 идут репетиции. С шести и до девяти, если у артиста нет спектакля, его ждёт уже вечерняя репетиция.

Конечно, от этого расписания могут быть отклонения. Чаще всего в сторону увеличения, разумеется. По словам ведущего солиста балета и заведующего балетной труппой театра Ивана КАРНАУХОВА, который и отвечает за расписание, это обычное дело. В период постановки нового спектакля первая половина рабочего дня может растягиваться до трёх, а вторая начинаться уже в пять. И это без всякого насилия со стороны администрации. Ведь не ей крутить фуэте и взмывать над сценой, изображая при помощи вполне материального тела всякие там душевные состояния, по определению не требующие ну абсолютно никаких грубых физических усилий. Бесспорным доказательством тому служит возвышенно-одухотворённое выражение лица или безмятежно-счастливая улыбка артиста в самых драматичных для его тела позициях, что публика с удовольствием и наблюдает, удобно расположившись в мягких креслах.

Для создания этой прекрасной иллюзии на репетициях с педагогом артист всё досконально выверяет, оттачивает и доводит, казалось бы, до высшей точки. Однако довольно быстро к нему приходит понимание, что точку эту можно приподнять и повыше. А потом и ещё. Ну хоть чуть-чуть. Так что рабочий день артиста балета ограничивается, скорее, не трудовым законодательством, а чем-то более неумолимым — физическими возможностями человеческого организма. Беря во внимание, что артисту всегда хочется показать наилучший результат, стоит ли удивляться, что он предпочитает находиться как можно ближе к границам этих самых возможностей. Насколько позволяет здравый смысл, разумеется.

Но не всё так сурово — бывают и выходные. Конечно, это традиционный для театров понедельник. Суббота же в театре обычный рабочий день. И воскресенье тоже рабочий, но только укороченный. А вообще, выходные дни в театре, что называется, скользящие. И случается, что ждать их приходится довольно долго. У Ивана Карнаухова, когда ставился «Спартак», выходных не было два месяца. Что, впрочем, нисколько его не огорчало: «Все это воспринимается естественно, когда любишь театр, любишь балет. Ничего другого просто не хочешь. И когда попадаешь в какое-то чуждое тебе пространство, например в бухгалтерию, понимаешь, что живёшь в совершенно волшебном, просто сказочном мире.

Вообще, за стенами театра зачастую не замечаешь ничего. У меня дома даже телевизора нет. Смотреть его некогда, да, собственно, и желания нет».

Удивляться этому не приходится. Жизнь, замкнутая границами «волшебного мира», насыщена не только событиями воображаемого свойства (хотя, возможно, и их достаточно, чтобы не заскучать), но и событиями вполне реальными. Например, сейчас балетная труппа театра готовится к гастролям в Великобританию и Ирландию, которые пройдут с середины декабря до середины марта. Гастроли эти давно стали традиционными. Красноярских артистов там любят и ждут — залы всегда полны, и публика сидит, затаив дыхание. В этом году английский зритель увидит классику — «Коппелию», «Тщетную предосторожность», «Щелкунчика» и «Лебединое озеро».

Исключительно в головах

Производственный процесс по созданию спектакля в театре начинается, как и положено, с планёрки. С общей репертуарной планёрки, на которой художественное руководство составляет план по премьерам. Однако этому предшествует большая и сложная работа, объём которой трудно поддаётся измерению.

А всё потому, что работа эта происходит исключительно в головах и, будучи творческой, имеет привычку не покидать эти головы даже в так называемое свободное от работы время. Потому объёмы этого времени вполне могут ввести в заблуждение стороннего наблюдателя. Например, ему может показаться, что у солиста оперы (тем более в сравнении с артистом балета) свободного времени предостаточно. Но придётся его разочаровать. Сравнения здесь абсолютно неуместны. Голос — инструмент очень сложный, капризный и уязвимый. Всякие длительные и изнурительные действа ему совершенно противопоказаны. В работе с ним требуется совсем иной, особый подход.

Попытка расспросить об особенностях этого подхода была предпринята в коридорах театра у солистки оперы Анны КИСЕЛЁВОЙ, спешившей на примерку. В середине ноября у Анны бенефис, посвящённый пятнадцатилетию творческой деятельности, и, как следствие, всё её «свободное время» расписано буквально по минутам. Беседа длилась недолго и раза три прерывалась телефонными звонками – то кто-то просил о чём-то не забыть, то сообщалось, когда и куда подойдёт машина… А потому разговор получился почти телеграфный: «Рабочий день? Ну, это у всех по-разному. Кому-то надо каждый день заниматься, а кто-то может себе и позволить... Но уроки с концертмейстером обычно бывают каждый день. Как правило, не больше часа. Но если с перерывом, то можно и два. А потом, есть ещё и концерты. И в городе, и по краю. Вот завтра еду в Манский район. Спектакли? Если вечером спектакль, то артиста в театре уже ничем не занимают. Да и дома лучше ничем не заниматься. И лучше вообще никуда из дома не выходить. Певцу перед спектаклем силы растрачивать нельзя. Но всё, всё, всё… Побежала».

Так как в тот день Анне Киселевой силы растрачивать было можно, разговор о специфике труда солиста оперы пришлось прервать, продолжив тему с заведующей оперной труппой Василисой Дмитриевной КОСИНСКОЙ: «Моя работа — это, по сути, работа диспетчера. Существуют планы, составленные руководителями творческих коллективов. Моя задача, руководствуясь этими планами, составить на каждый день расписание для оперной труппы. Делается это вперёд на два-три дня. Определяется время и место для уроков, спевок, мизансцен. Но бывает, расписание приходится переписывать раз по десять. Всё может зависеть от одного певца. Человек заболел или уехал, и всё рушится, как карточный домик. Так что работа живая. Да здесь у нас другой и не бывает. Я уже тридцать седьмой сезон служу в театре, и мне это очень нравится. За всё время ни разу даже мысли не было заняться чем-то другим. И удивительно, казалось бы, за все эти годы столько всего перевидала, но когда прихожу на премьеру удавшегося спектакля — всегда такая радость, такое счастье!».

Это страшное слово «монтировка»

Упомянутые радость и счастье складываются из великого множества маленьких кусочков, которые изо дня в день производятся в собственных репетиционных пространствах оркестром, хором и солистами. И, конечно, в многочисленных цехах по производству костюмов, бутафории, театральных декораций… Кто же складывает эти пазлы в пространстве и во времени, обеспечивая непрерывность процесса создания спектакля?

Занят этим в театре репертуарно-плановый отдел. По словам его руководителя Марианны Борисовны КАЙДАНИ, чтобы обеспечить стабильность, надо свести в единое целое пожелания как творческой части коллектива, так и постановочной. Отделом составляется не только репертуар, но и расписание репетиций. Расписание это, конечно, постоянно меняется — волею обстоятельств пазлы могут быть рассыпаны и перепутаны в любой момент. Собрать их надо быстро и чётко. Дата премьеры определена заранее, а время, отведённое на её подготовку, изначально не предусматривает разброд и шатания. Производство есть производство — технологическая дисциплина должна соблюдаться. А иначе о каком качестве может идти речь?

Обеспечить стабильность производственного процесса в театре всегда непросто. Тем более, когда в дело вмешиваются внешние силы. Например такие, как дефицит концертных площадок в городе. Да ещё усугубленный ремонтом здания драматического театра. В итоге сцена в оперном сегодня занята семь дней в неделю — спектакли, репетиции, праздничные концерты, какие-то арендные мероприятия. Но при выпуске нового спектакля сцена дней на пять-семь посвящена только премьере. В это время на ней делается первая монтировка и идут сценические репетиции.

Монтировка — это подготовка сценического пространства. Развеска кулис, декораций, установка света. Всё, что делается в мастерских, а они находятся в другом здании, загружается, перевозится и разгружается. Процесс этот бывает довольно сложным. Так, для постановки «Бориса Годунова» потребовалось девять колоколов, один из которых был весом в полтонны. Вносили его, открыв портал на третьем этаже.

Вообще, художественные замыслы могут быть самыми неожиданными. И далеко не всегда они согласуются с суровой правдой жизни, о чём и рассказал заместитель директора по постановочной части Андрей Борисович КУЗЬМЕНКО: «Бывает, что ставятся совсем уж невыполнимые задачи. Художники — они же витают в облаках. Ну, а мы работаем как утяжелители, опуская их на грешную землю. Но так или иначе мы призваны воплощать замысел художника. И это воплощение художник обязательно отслеживает. К сожалению, у нас часто отслеживается не сам процесс, а уже его результат.

Дело в том, что художники в нашем театре, как правило, не местные, а потому бывают наездами. Случается, приедет в самый последний момент и заявит: «Нет, как-то оно не так… Перерисовываем!». Легко сказать. У нас одна только кулиса размером три на одиннадцать и задник шестнадцать на одиннадцать. А таких задников бывает до десяти штук. Вот и приходится работать ночами. Авралы бывают сутками. Потом, правда, позволяем себе отдохнуть. Но работать, конечно, интересно.

Признаюсь, работа захватывает и крепко держит. Ведь здесь всё грандиозно. Таких декораций, как у нас, в городе, пожалуй, больше никто не делает. Решения бывают очень сложные. Например, на «Аиду» объём получился почти пять тонн. И четыре пятых этого объёма висят на подъёмных механизмах. Один такой механизм удерживает до полтонны. Так что всё это достаточно серьёзно и требует основательных расчётов и грамотных конструкторских решений. А что касается технических возможностей театра, то они в полной мере отвечают современным требованиям».

Работа исключительно творческая

Действительно, все работающие с нашим оперным театром приезжие художники хорошо отзываются о его техническом оснащении. Далеко не каждый театр в стране может себе позволить такую серьёзную механику. Она у нас вполне современна и вся компьютеризирована. Один человек, сидя за пультом, может управлять всеми конструкциями. Тем не менее иногда в зависимости от спектакля его обслуживает до сорока человек. А в общей сложности в постановочной части трудится более ста двадцати. Это восемь осветителей, восемь машинистов сцены с верховым (есть такое старинное понятие в театре), пять человек в радиоцехе, один видеоинженер, костюмеры и много других специалистов, работающих в девяти цехах: бутафорском, декорационном, столярно-поделочном, в цехе росписи и цехе покраски тканей. И, конечно, в цехах по производству головных уборов, пошиву сценической обуви, пошиву мужских и женских сценических костюмов. В них трудится порядка семидесяти человек — кроят, шьют, красят…

Заведует художественно-производственной мастерской Инна Геннадьевна ЗАЙЦЕВА. Она, как и многие в театре, совершенно не представляет себя в каком-то другом месте: «В обычном ателье я не смогла бы работать. Сюда пришла в семнадцать, чтобы определиться с профессией, и спустя год поняла, что это моё. Семь лет сидела за машинкой, потом семь лет была закройщиком, а затем семь лет заведовала цехом. Теперь вот уже три года заведую мастерскими. Работа у нас очень интересная. Театральные технологии пошива во многом отличаются от обычных. Они разрабатывались годами и до сих пор корректируются. Мы эти изменения отслеживаем, осваиваем и применяем. И потом, костюм мы разрабатываем самостоятельно. Художники только его рисуют. Мы получаем эскизы, которые дают лишь общее представление. А вот как костюм выполнить в материале, определяем сами. Ткани, конечно, подбираются вместе с художником. Если есть необходимость, то ткань красится или разрисовывается. Короче, работа у нас исключительно творческая».

Искусство на расстоянии метра

С утверждением, что создание театрального костюма немыслимо без творческого подхода, никто спорить не будет. Вообще, на таком предприятии, как театр, любая продукция — штучный товар. Тем более продукция конечная — спектакль. И не важно, что многим оперным и балетным спектаклям давно перевалило за сотню. В каждом театре они разные, и с каждой новой премьерой — другие. Вот и сейчас театр готовит очередную премьеру — оперу «Амадей». Увидят её красноярцы уже в двадцатых числах ноября.

Это будет не совсем традиционная постановка. Лучше сказать, совсем не традиционная. В её основу положена камерная опера композитора РИМСКОГО-КОРСАКОВА «Моцарт и Сальери», написанная по одноименному произведению Александра Сергеевича ПУШКИНА. Но пользуясь тем, что опера не была завершена автором, режиссёр Надежда СТОЛБОВА и музыкальный руководитель, дирижёр Дмитрий ВОЛОСНИКОВ из московской «Новой Оперы» решили дополнить её фрагментами из произведений Вольфганга Амадея МОЦАРТА — «Дон Жуан», «Свадьба Фигаро» и «Реквием» в исполнении хора и солистов. А увертюрой к «Амадею» послужит увертюра к опере Антонио САЛЬЕРИ «Тарар».

Опера «Моцарт и Сальери» была написана как камерная, то есть предназначенная для исполнения в небольшом помещении. Римский-Корсаков даже считал, что она не требует оркестровки — достаточно одного рояля. Но так как в нашем оперном театре нет помещения, способного обеспечить эту самую камерность, было принято смелое решение — и артистов, и зрителей разместить непосредственно на сцене. Для этого на ней установят так называемые станки, которые должны будут вместить почти триста зрителей, шестьдесят артистов хора и почти столько же музыкантов. Вся «одежда» сцены будет поднята, образуя открытое пространство. Ну, а декорацией послужит затемнённый зрительный зал, который будет частично высвечиваться согласно замыслу режиссёра и художника.

Вообще, свет в оформлении этого спектакля призван сыграть ведущую роль. За его установку отвечает замечательный художник по свету Сергей СКОРНЕЦКИЙ. При полном отсутствии традиционных декораций именно его решения должны создать иллюзию камерности пространства.

Кстати, говоря о камерности, нельзя не вспомнить, что она требуется для многих оперных произведений. И отсутствие малой сцены очень обедняет репертуар театра, считает Надежда Столбова: «Сразу, как пришла в театр, а этот сезон для меня второй, поставила вопрос о малой сцене. Ведь для неё написано очень много. Например, совершенно замечательные комические оперы ОФФЕНБАХА. Смешные, искромётные. Убеждена, эта сцена не только бы не пустовала, а напротив, имела бы огромный успех. Особенно у молодой публики, которая лучше всего воспринимает искусство на расстоянии метра».

Без сомнения, эта убежденность молодого режиссёра в нашем городе ни у кого не вызовет возражений. Тем не менее, единственная свободная площадка рядом с Красноярским театром оперы и балета вот уже год как огорожена и дожидается строительства гостиницы, которая навсегда лишит театр пространства для развития. Будет очень обидно, если все мы потеряем возможность время от времени прикоснуться к оперному искусству, находясь от него на расстоянии вытянутой руки.

Галина ДМИТРИЕВА
Фото автора