Пацаны Щербакова

— Из чего, на ваш взгляд, состоит родительская ответственность?

— Много составляющих: активное участие в жизни и развитии ребёнка, в формировании его ценностей, где главные принципы — уважение к окружающим и порядочность. Честность, последовательность и постоянство в отношениях с ним. Чтобы ребёнок понимал, чего от него ждут, чтобы взрослые не требовали от него того, что сами выполнить не в состоянии. Странно, когда родитель запрещает ребёнку курить и материться, но постоянно делает это сам. Понимание, что сегодня, сейчас, ты влияешь на то, каким взрослым будет твой ребёнок.

— И вот такой ребёнок, воспитанный ответственным родителем, живёт потом в реальном мире. Где лгут, подставляют, разговаривают матом и т.д. Будет ли он счастлив?

— Важно помочь понять ребёнку, что и почему происходит в нашем обществе, и как лучше себя вести в разных ситуациях. Да, сегодня это тяжело, не в последнюю очередь потому, что власть в нашей стране долгое время по отношению к народу вела себя как безответственный родитель: и непоследовательно, и нечестно, и безнравственно. Потому и состояние общества соответствующее. Социальные проблемы привели к тому, что вокруг много людей морально и психически неустойчивых. И ответственных родителей немного.

— А есть ли внятно сформулированная норма родительского поведения? На что ориентироваться?

— С ориентирами сложности. Общество было искалечено довольно сильно, поэтому многие нормы деформировались. Но основные ценности никуда не делись. И они представлены в детской литературе.

Прочитайте «Денискины рассказы» В. ДРАГУНСКОГО, там и восприятие мира ребёнком, и правильное поведение родителей. Или ЧУКОВСКОГО, МАРШАКА, КРАПИВИНА, Эдуарда УСПЕНСКОГО, других детских писателей прошлого века. В детской литературе содержательно, смыслово гораздо больше взрослости, чем в литературе для взрослых. Читайте детскую литературу: сможете и себя лучше понять, и переживания ребёнка.

И всегда будьте честны с ним.

— Иногда честность может ранить…

— Если уважать ребёнка, то не раните. У ПЕТРУШЕВСКОЙ есть пьеса «Два окошка» — хорошая иллюстрация, к чему может привести ложь даже из лучших побуждений. К катастрофе. Потому что в природе человека заложено стремиться к честности, последовательности, к разумному и доброму.

— Чем сегодняшние дети отличаются от нас?

— Мы читали больше, но в наше время не было современного объёма информации, из-за которого детям сегодня не до чтения. Современные городские дети более перегруженные, уставшие, задёрганные. А как раз с ответственностью у сегодняшних школьников, на мой взгляд, всё в порядке. Они стремятся что-то делать на благо окружающих, всё больше появляется волонтёрских объединений…

— Почему вы работаете с детьми? Для мужчины это такая редкость…

— Если не поймёшь ребёнка, взрослого понять невозможно. Всегда знал, что психология — моё. В 14 лет взял почитать у учительницы книгу психиатра Михаила БУЯНОВА «Ребёнок из неблагополучной семьи», и для меня открытием стало, что чаще всего дело не в «органике», как думают иногда, а в социальных факторах — родителях, ближайшем окружении и т.д.

— Одноклассникам помогали?

— Немного. В 15 лет написал письмо однокласснику, у которого трудная ситуация в жизни сложилась, и он учёбу практически забросил… Мне важно было дать понять ему, что он не один, есть люди, которым есть до него дело. Дружим до сих пор.

Раздумий при выборе профессии не было, а образование психолога в Сибири можно было получить лишь в КГУ. Сюда я и приехал из Якутии.

— Но обратно не вернулись…

— Мои профессиональные и научные интересы были здесь. Я тогда увлёкся темой смеха в детском возрасте. Потом, правда, когда появился доступ к иностранной литературе, оказалось, что этот феномен на десять рядов исследован в мировой науке. Тогда энтузиазма поубавилось.

— Тема точного выбора профессии ведь тоже показатель. Того, насколько человек готов взять на себя ответственность за собственную жизнь. Поступить в институт не за компанию или не рядом с домом, а выбрав сознательно. Вы были ответственным ребёнком?

— Наверное. Чувствовал и ответственность за взрослых. Когда учился в четвёртом классе, мы с мамой уехали в Волгоград, где она должна была родить сестру. Помню, как мне хотелось защитить её, помочь.

В детстве старался держать слово и стремился к идеалам, которые ассоциировались с миром взрослых. Это стимулировало к развитию.

Сейчас-то понимаю, что взрослые от детей отличаются только габаритами. По-настоящему взрослых людей очень мало.

— Было что-то, что вас удивило в университете?

— Скорее, порадовало. Была возможность самоопределяться. Нас не штамповали, а позволяли выбрать свой путь.

— После института куда отправились?

— Остался в 106-й школе и через несколько лет ещё более утвердился в своём интересе к прикладной психологии, работе с эмоциональной сферой. Это самое важное — «подкорка», взаимодействие культуры с природой. Основа, на которой держится психика.

Через пять лет ушёл из школы, потому что хотелось более прикладными вещами заниматься. Друзья познакомили с руководством девятого детского сада. Обычный муниципальный садик, но заведующая была увлечённая, думала о детях и о развитии коллектива. И ей действительно удалось его поднять на хороший уровень, причём без особой показухи.

Например, мы два раза в год детей старше пяти лет опрашивали, насколько им комфортно в разных ситуациях: во время занятий, обеда или когда подходит какая-то воспитательница. Эти ответы учитывались при аттестации воспитателей. Редкий руководитель пойдёт на такое. И воспитатели поняли, что детям в саду должно быть хорошо. Кроме того, с воспитателями регулярно проводили тренинги по эффективному взаимодействию с детьми. Это же довольно простые навыки: комментировать действия ребёнка, чаще хвалить, поменьше задавать вопросов, поменьше побуждать к чему-то, но поддерживать его собственную инициативу.

Ну вот, через шесть лет всё было отлажено, понято, привычно, и я заскучал и стал искать другую работу.

В 2008 г. пришёл в интернат для сирот при Краевом центре психолого-медико-социального сопровождения. Полная противоположность предыдущему месту работы. В детсаде на Взлётке благополучные дети, яркий антураж, любящие, заинтересованные в развитии детей родители и воспитатели. А тут — окраина, Черёмушки, здание мрачное, колченогая мебель…

И, мягко говоря, недетская атмосфера, странные организационно-педагогические решения: могли из-за предписаний проверяющих органов изменять сложившиеся группы, разлучать детей и воспитателей… Учитывая, что у детей и без того дефицит любви и внимания взрослых, как у них возникнет доверие к людям, непонятно.

В коррекционных классах могло быть до 14 детей, это много. В этом году с 1 сентября вступило в силу постановление о том, что до четырёх лет детей-сирот может быть шесть в группе, после четырёх — не более восьми. И взрослые должны быть постоянные, пусть трое, но все они попеременно работают несколько лет с одними и теми же детьми. Иначе дети дезориентируются, перестают верить взрослым: «не верь, не бойся, не проси».

— С каким возрастом вы работали?

— От трёх и до 18. И на более чем 100 детей нас было два психолога. Вообще, школа-интернат — это ужасно: дети и живут, и учатся в одном здании, одни и те же взрослые, закрытая система, «бункер». Нет необходимого ребёнку разнообразия.

Конечно, как психологи мы просто физически не могли со всеми работать. Не знаю даже, как определить, кем мы были… Воспитателями, может. В моём рюкзаке всегда был детский крем, бальзам «звездочка», если кто-то вдруг простынет, ватные палочки, чтобы уши чистить, щипчики — ногти стричь… Через год Валеру перевели в другой детский дом, поскольку он закончил четвёртый класс и показал хорошие способности...

— Кто такой Валера?

— Ребёнок. Десять лет ему тогда было. Пять лет жил в детдоме. А родом из деревеньки под Большой Муртой. Брат-погодка остался в большемуртинском детдоме. Виделись они в последний раз во втором классе. Такая уж дурацкая у нас система: никому дела нет, что братьев или сестёр разделяют.

Они ко мне с первых дней привязались, Серёжа и Валера. Провожали, смотрели вслед, сидя на железных воротах интерната, как львы какие-то. Серёжа остался в интернате, но мы с ним всё время продолжали общаться.

Когда Валеру переводили, я пообещал, что обязательно его найду, приеду проведать. А когда приехал, он сказал, что хотел бы, чтобы я его забрал. У меня самого уже были мысли патронат оформить — это такая форма опеки, позволяющая забирать ребёнка из детского дома на выходные и на каникулы. Это детям помогает чувствовать себя не одинокими, чьими-то. И позволяет какие-то простые мелочи вовремя подхватить, которые в семьях в порядке вещей: зубы вылечить, уроки сделать. А Валерка к тому же английский не учил в интернате, надо было навёрстывать, репетитора найти.

— Не страшно было? Часто ведь в таких ситуациях у потенциальных опекунов или родителей возникают иррациональные страхи: а вдруг ребёнок ко мне привяжется, а меня машина собьёт?

— Я не собирался попадать под машину. Мне кажется, у меня на полную катушку включился родительский инстинкт. И я понял, что буду этим ребёнком заниматься, пока он не вырастет, не станет совсем взрослым и самостоятельным.

— Почему именно им?

— Он один оказался. В новых условиях: новые люди, новые стрессы. Сложности у него сразу начались, хотелось и помочь, и защитить. Я его потом в 106-ю школу перевёл и в 6-м классе на второй год оставил. И правильно сделал — он в себя пришёл, стал учиться. В этом году закончил девятый класс с хорошими результатами. И поступил в автотранспортный техникум на механика.

— А ваша жена как восприняла решение забрать Валеру?

— Жены на тот момент ещё не было.

— То есть вы, одинокий мужчина, решились на опеку мальчика? Но ведь для ребёнка важно воспитываться в полной семье, чтобы с детства воспринимать ролевые гендерные модели?

— Да, это не очень хорошо, но лучше, чем воспитываться в учреждении и без близкого взрослого. Даже если он просто навещает тебя время от времени. Я сейчас работаю в фонде «Счастливые дети», который консультационно поддерживает волонтёров, работающих с детдомовскими детьми. Просто с улицы к ребёнку, конечно, никого не допустят: нужно принести справки об отсутствии судимости и о состоянии здоровья, пройти тестирование. Потом двухмесячное обучение и репетиторство. И только после человек получает право быть шефом, наставником какого-то ребёнка. И мы работаем только с детьми старше семи лет, которые способны понять разницу между родителями и наставниками.

А Валере я оформил гостевое заключение, и он стал бывать у меня дома в выходные и праздники. Из интерната я уволился, потому как разрываться между двумя детдомами — местом работы и тем, где жил Валера, было нереально. Да и чем дальше, тем больше убеждался в бесполезности своей работы там.

Вот примерно в это время я и с будущей женой познакомился. Света тоже закончила наш ППФ по специальности «педагогика». Работала в Доме пионеров Свердловского района. А я там консультировал в кризисном центре «Верба». Но, конечно, непросто ей сначала с нами было. Не зная особенностей таких детей.

— Какие особенности?

— Дети в разном возрасте попадают в детдома, с разным опытом и своими историями. Но у всех повышенная потребность во внимании и теплоте и недостаток самостоятельности, их нужно постоянно «направлять». В целом с ними, конечно, возиться нужно больше, чем с детьми, которые живут в семьях.

— На тот момент вы же ещё не забрали Валеру?

— Нет, мы со Светой сделали это буквально через несколько месяцев совместной жизни, это казалось правильным и естественным. К тому времени мы уже перевели Андрея, брата Валеры, из большемуртинского детдома в красноярский, братья виделись, и нам хотелось, чтобы они жили вместе. Хотя в арендованной «полуторке» второго ребёнка было решительно негде разместить. Но потом забрали и его.

— Вы купили большую квартиру?

— Мы арендовали большую квартиру, трёхкомнатную. Сознательно планируя пополнение. Ведь ещё и Лёша появился.

— А он как появился?

— Пригласили в детский дом помочь диагностировать девочку. Разговорились с воспитательницей, оказалось, она увлекается туризмом, но об арке царицы Тамары, которая недалеко от них находится, не слышала. Так что я взял жену и мальчишек, эту воспитательницу, несколько ребят из того детдома, и мы пошли смотреть арку. Среди ребят был и Лёшка. А буквально через месяц я встретил его в психбольнице на Курчатова.

— А там вы как оказались?

— Заходил к знакомым детям как волонтёр. Там же детей и по три месяца держали, и дольше. А кто их проведывать будет?

— Есть работа, предположим, токаря: отработал смену, по гудку с чистой совестью домой ушёл. Есть работа психолога в детском саду: отработал нужное количество часов и ушёл домой. А у вас что за работа, если вы пропадаете то в детдоме, то в психбольнице?

— В идеале так и должно быть — нормированный день. Но у детсадовских детей есть родители, которые о них позаботятся. А у детдомовских — никого. И вот лежат они в больнице, где их ещё и нейролептиками кормят. Причём иногда не по показаниям, а в наказание. Сразу скажу, в последние годы ситуация изменилась. И койко-мест стало меньше, и реже детей туда кладут.

— С чем связаны изменения?

— Может, повлияло то, что «Вербе» удалось комиссию из Независимой психиатрической ассоциации России к нам привезти. Честно говоря, устали мы, что детей сюда в качестве наказания спроваживали некоторые руководители детдомов. На Курчатова такие случаи прекратились, сейчас, говорят, в Атаманово отправляют. Хотя, конечно, есть и психопатичные дети, их тоже хватает.

— Так что же делать?

— Оказывать помощь в дневных стационарах. Но у нас он один, на Копылова, и с правого берега туда возить детей сложно, транспорта всегда не хватает. Мы сейчас добиваемся, чтобы ещё один стационар детский открыли на правом берегу.

— Кто финансово поддерживает «Вербу»?

— В последние годы какие-то субсидии от государства получаем, сейчас у меня зарплата даже есть — 1700 рублей в месяц. Но поговаривают, что скоро субсидии уберут, и снова будем работать на энтузиазме. Начинали-то мы именно на нём. Наташа ПАЛЬЧИК в 1999 г. написала грант в фонд Форда на оказание помощи жертвам домашнего насилия, получила какую-то сумму. В Красноярске тогда ничего подобного не было. И вот нам в Доме пионеров выделили комнатку, там мы втроём консультировали по телефону, очно я один работал. Три года назад дали уже две комнаты в районе Матросова, Наташа на свои деньги привела всё в порядок, создала условия для работы. Теперь там и консультации, и группы проходят, и логопед принимает. Правда, собственного ресурса расселять людей у нас по-прежнему нет, но есть номера телефонов социальных гостиниц, перенаправляем людей туда.

— С кем вы работаете в «Вербе»?

— С женщинами, подвергнувшимися домашнему насилию, и их семьями. Но виноваты в ситуации всегда двое, помощь нужна обоим. Всё чаще в последнее время мужья это понимают и соглашаются приходить на консультации. Если отказываются, отношения, как правило, ухудша­ются.

— Так что с мальчиком Лёшей было?

— Он ещё в походе на арку обозначился, сказал мне: «Вот вы Валеру забрали, а лучше бы меня!». Не с претензией, а с каким-то горячим желанием. Ему тогда 12 лет было, в 11 попал в детдом, до этого рос в Железногорске в неплохих условиях, но бабушка, которая была его опекуншей, начала спиваться, и ребёнка забрали. Хотя если бы у нас были нормальные социальные службы, они бы вовремя поработали с бабушкой, и ребёнок не попал бы в детдом.

Ну вот, встретил его в больнице, поговорили: отец-инвалид, выпивает, мать покончила с собой, когда он совсем маленький был. А пацан любознательный, талантливый, это с первого взгляда видно.

Я навещал его, как и других детей, в психбольнице. Два с половиной месяца он там провёл, Новый год встретил. Прибавил в весе 10 кг — результат стресса и побочные действия лекарств. А потом он в ЦВИНП попал.

— Куда?

— В Центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей. Они с приятелем тырили велосипеды и телефоны в соседних дворах. Мы ничего понять не могли: сколько он у нас бывал в гостях, никогда ничего без спросу не брал. Потом выяснилось, что старшие ребята за разные провинности ставили их на «счётчик», а отрабатывать долги заставляли таким образом. Он и на заправках постоянно подрабатывал из-за этого. В общем, стало понятно, что ребёнка надо оттуда забирать.

В ЦВИНПе я был 1 июня 2013 г., летом оформил гостевое заключение. Весной 2014 г. о нас написали в «Новой газете», и несколько человек прислали деньги. Мы купили пацанам мебель: диван, кровать двухъярусную, отчитались. Посоветовались с женой да и забрали Лёшку. Решили, что этих детей мы дотянем. Я просто понимал, что если этого не сделаю, это будет моя личная трагедия. Но это такое благодарное дело… Серьёзных проблем ни с кем из пацанов не было. Лёшка этим летом съездил в лагерь «Солнечный» волонтёром, он там на хорошем счету.

— С учёбой тоже у всех всё в порядке?

— Если контролировать, заниматься, будет в порядке. Мы со Светой, когда Валера 9 класс заканчивал, приходили к нему каждую субботу справляться о его учёбе, без всякого гнобления, просто давали понять, что заинтересованы в его учебных результатах. И он чувствовал ответственность. Конечно, нужно быть готовым, что у мальчишек, живших в детдоме, будут проблемы с учёбой. Но всё решаемо.

— Сколько сейчас вашим мальчишкам?

— Валере 17, Андрею 16, Лёше 15. Самый весёлый возраст.

— Как они между собой общаются?

— Нормально, по-дружески. У каждого свои интересы, свои друзья. Лёшка шесть раз в неделю ездит на тренировки по трикингу в «Спортэкс». Это такая полуакробатическая штука, сочетание движений из боевых искусств, гимнастики, капоэйры, брейкданса. В лагере детей тренировал. Живёт просто этим, нашёл себя. А в детдоме не до подобных поисков.

Валера машинами интересуется, с электрикой возится. Андрей — учится на столяра и хочет заняться баскетболом. Ему труднее всех: дольше остальных жил в детдоме и только последний год становится более-менее домашним. Считается, что нужно примерно пять лет, чтобы приёмный ребёнок в себя пришёл, почувствовал, что такое семья, дом, смог расслабиться наконец-то.

— Знают ли об этом люди, которые планируют взять ребёнка в семью?

— После того как появилась Школа приёмного родителя при Центре семейных форм воспитания (ЦСФВ) — да. Школа теперь — обязательная процедура для тех, кто хочет взять ребёнка из детдома. И замечательная возможность «прочистить мозги», осознать свои мотивы, подготовиться к особенностям таких детей. Желательно, например, чтобы приёмный ребёнок был младше кровного. Нужно понимать, что впереди годы работы, в первую очередь — над собой. А вот бояться ничего не нужно. Поддержку и консультационную, и методическую можно получить в ЦСФВ и в нашем фонде «Счастливые дети».

— Для чего вы всё это делаете?

— Так просто всё. Нашим детям мы с женой честно говорим, что делаем всё для того, чтобы они в нормальных условиях росли и учились быть самостоятельными. И жили счаст­ливо.

Иван ПЕТРОВ