— Как Вы считаете, изменился ли учитель за последние 10-15 лет?
— Думаю, да, но далеко не везде. В первую очередь, это зависело от инициативы самих образовательных учреждений. Изменения происходили там, где коллективы пытались что-то сделать в связи с вызовами времени, где они были нацелены не на впихивание кучи сведений в детские головы, а на то, чтобы дети умели ориентироваться в информационном пространстве, умели налаживать коммуникации, решать жизненно важные проблемы, работать в командах. Наиболее массовые изменения учителей, произошли из-за внедрения информационно-коммуникационных технологий в школу — и в этом смысле учителя, конечно, другие, чем были раньше. Учитель, который стоит у доски с тряпкой и с мелом, практически ушёл в прошлое. Сейчас он у интерактивной доски. С Интернетом, с цифровыми ресурсами.
— Школа — относительно устойчивый коллектив. Текучка кадров ей несвойственна, и люди годами работают на одном месте. Это хорошо?
— Да, учительство — консервативная профессия. И это правильно. Но это же привело и к несоответствию времени.
— Как Вы думаете, почему так невысок статус учителя? Лет тридцать назад он был несоизмеримо выше, чем сегодня. А в деревне так и вообще учитель был очень значимой персоной.
— Статус определяется глазами общества. Общество изменилось, учитель — не очень. На селе статус учителя и сегодня достаточно приличен. В городе он совершенно другой, по крайней мере, на сегодняшний день. Думаю, ситуация скоро поменяется. Нужно ли поднимать статус учителя? Безусловно, да. Но ещё больше нужно менять работу учителя. Это долгий вопрос. «Дольший», чем наша с вами жизнью. С моей точки зрения, есть два принципиальных адресата бюджетного финансирования — это армия и школа. Военный и учитель. Война и развитие. Сейчас пытаются выровнять дисбаланс в пользу учителя, развития людей. Раньше было иначе. Потом опять… Что это отражает?
— Наверное, наши приоритеты.
— Да. И возникает вопрос: мы хотим воевать или хотим учить? Куда мы вкладываем средства и внимание? Статус учителя надо поднимать, прежде всего, через заработную плату, другие условия труда, бытовые условия. Тогда в школу придут лучшие. Тогда с ними можно будет что-то изменить.
— Учитель сегодня — что это за специалист?
— По современным меркам, учитель — уж очень обобщённое понятие. Ведь обучение детей в современных условиях — это колоссальное разделение и специализация. В школах появились информационные системы, компьютеры, интерактивные доски и парты и т.д. Появились люди, которые профессионально занимаются проектированием. Конечно, есть учителя, которые ведут уроки, но есть и те, кто ходит с детьми в походы, занимается с ними проектами, исследованием. Это колоссальное многообразие профессиональных позиций: системные администраторы, тьюторы, методисты, проектировщики, аналитики. Общество сегодня особо и не догадывается об этом многообразии. Хотя встречаются, и в большом количестве, имитации этого всего — название есть, а работы нет.
— Система повышения квалификации как-то изменилась за последние годы, и как это отразилось на деятельности вашего института?
— Нашему институту в этом году 75 лет. Он был создан как институт усовершенствования учителей (ИУУ), такие образовательные учреждения работали практически по всей стране. Раньше институт выполнял две базовые задачи — поддержка идеологии в школе и поддержка фундаментальности в преподавании дисциплин.
У нас была сильно развита — в какой-то степени это теплится и сейчас — фундаментальная подготовка детей по естественным дисциплинам и математике. Всё это поддерживали ИУУ. Но когда изменились общество и государство, изменилась школа, конечно, по крайней мере у нас в крае, поменялась и система повышения квалификации. И меняется постоянно, это естественный процесс. Учителя хотят, чтобы удовлетворялись их индивидуальные запросы в повышении квалификации. С моей точки зрения, это правильно, при условии, что это работает на развитие образования в школе. Надо сказать, у нас в крае за последние три-четыре года система повышения квалификации развернулась просто на 180 градусов. Раньше мы определяли, кого и чему учить, теперь это определяют наши заказчики. Мы сделали систему так называемого муниципального заказа.
— Заказчики — это кто?
— Муниципалитеты, школы, краевые учреждения образования. Мы хотим довести саму систему заказа — а она имеет полный электронный формат — до уровня учителя. Чтобы каждый учитель в Красноярском крае имел «собственный Яндекс», то есть, проще говоря, набор электронных сервисов, которые помогали бы ему строить индивидуальный образовательный маршрут, свою программу, заказывать место в общежитии, книжку на дом, статью. Всё это можно сделать, никуда не выезжая – из школы или из дома. Это во многом уже присутствует у нас.
— Как часто учитель должен повышать свою квалификацию?
— Раз в пять лет. Пока законодательно это не принято, но не менее одного раза в пять лет.
— В чём разница между формулировками «повышать квалификацию» и «подтверждать квалификацию»?
— Федеральное министерство с первого января 2011 года вводит новое положение об аттестации, смысл которого следующий: если ты хочешь быть специалистом первой или высшей категории, ты будешь должен доказать это, удовлетворив соответствующим квалификационным требованиям. А если, грубо говоря, не хочешь, то всё равно должен раз в пять лет подтверждать — не первую, не высшую, а какую-то минимальную категорию. Если не подтвердишь квалификацию, могут и уволить.
— То есть это контроль за качеством образования?
— Да. Те, кто хочет двигаться дальше, получат такую возможность. А тех, кто не хочет развиваться, законодательный механизм всё-таки заставит это сделать. Учитель остаётся учителем до тех пор, пока учится сам.
— Какие знания пользуются спросом у приезжающих учителей в вашем институте — методического плана или предметные?
— Самые разные, у нас примерно две сотни программ. Поэтому можно выбирать. Последнее время набирают популярность предметные знания по физике, химии другим предметам, менеджмент, государственное и муниципальное управление. Традиционно востребованы так называемые технологические подходы, методики преподавания. Популярны вопросы психолого-педагогической подготовки учителя, это очень важная составляющая подготовки, её, кстати, не было в советское время.
— К вам приезжают со всего края. Откуда, если не секрет, наиболее подкованные педагоги?
— Это известно. Традиционно, конечно, Красноярск, потому что это город, цивилизация, бОльшая доступность разных ресурсов, более активная экономическая жизнь. Традиционно сильны закрытые города — история их происхождения тоже понятна, там был серьёзный интеллектуальный вброс, и дети росли соответствующие. Север, разумеется, Норильск. Малые города, где население наиболее экономически активно и стремится попасть в центр. Мотивация населения, конечно, сказывается на качестве самих учителей. Канск, Ачинск, Железногорск, Зеленогорск, Шушенское активны всегда. Кстати, в конкурсе «Учитель года -2010» победила учительница из Шушенского Татьяна Лобанова (выпускница бывшего КГУ), и в номинации «Лучший классный руководитель» — тоже победитель из Шушенского.
— Нужна ли сегодня глобальная реформа образования или можно ограничиться отдельными мерами, не разрушая то, что накапливалось десятилетиями?
— Разрушать, с моей точки зрения, в образовании ничего не нужно, нужно преодолевать. Само по себе разрушение — оно бессмысленно. Реформа в образовании нужна всегда, это перманентное состояние всех приличных систем образования во всех странах. Это нормально.
Можно разные слова применить здесь — реформа, модернизация, развитие, но то, что образование подобно велосипеду — если не едет, то падает, это точно.
В этом смысле нужны постоянные изменения в системе. Нужны люди сообразительные, компетентные, предприимчивые — те, которые востребованы временем и современным поколением детей. Когда общество меняется, следом за ним должна измениться и школа. Иначе у общества нет будущего.
— Какое место должно занимать образование в национальной политике России?
— Я думаю, значительное. Вложения в школу — это вопрос приоритетов. Но при этом ресурсы должны работать. В этом смысле, чем сегодня не совсем устраивает система образования? Тем, что мы пока не знаем порог её чувствительности. Сколько нужно денег, чтобы система и её результаты изменились заметно для граждан? Пока больше денег — не значит больше результатов.
— А если давать больше полномочий?
— И больше полномочий не значит, что будет больше результатов. Нам с вами важно, чтобы дети не приходили в школу, где панели закрашены в тёмно-синий цвет, решётки на окнах, строгая учительница, никакой детской активности и гама, враждебная атмосфера, грязные туалеты. Всё-таки родителям хочется, чтобы к ребёнку хорошо относились, решали его проблемы, чтобы коллектив был дружный и добрый, чтобы дети могли бегать, прыгать, чтобы не боялись, чтобы в туалет можно было зайти, не опасаясь, что тебя выгонят оттуда старшеклассники, чтобы было больше книг, компьютеров, конструкторов, чтобы всё это было доступно любому, а особенно моему ребёнку, чтобы была возможность дополнительного образования — кружки, секции.
— Да, вот у меня, например, ребёнок учится в лицее, ему 11 лет. Он бесплатно занимается в волейбольной секции при школе, дополнительно немецким языком и планирует пойти в театральную студию в старших классах. Но, надо сказать, в других школах микрорайона таких услуг дополнительного образования гораздо меньше.
— Это вопрос конкретного коллектива, и в вашем лицее коллектив это сделал. Деньги (и полномочия, и все остальное) начинают работать, когда они выделяются под понятные идеи. Допустим, есть у человека представление о том, как сделать театральный кружок, в хорошем и точном смысле этого слова: набрать детей, написать сценарий, который им будет интересен, сделать спектакль в школе, в классе, ещё где-то, может быть, проект какой-то затеять. Попробовать детей на режиссёрские роли, на актёрские, декорации кому-то поручить. Понимаете, это целое дело, и тогда, конечно, денег не жалко, понятно, что результаты будут. А когда говорят просто: «Дайте денег», возникает вопрос: дадим, а что дальше? Вы их по карманам себе распихаете, и ничего не произойдёт!
— Как Вы считаете, где кадровая ситуация сегодня хуже — в начальной или средней школе?
— Хуже в средней. Потому что для неё нет пока ясной формы. Подростки сопротивляются той системе, которая им предлагается, и не потому что они такие плохие, возраст такой. Современная школа в своих решениях, связанных с порядками, регламентом, детско-взрослыми отношениями, очень слабо учитывает, если не сказать хуже, подростковый возраст. А начальная школа, в отличие от неё более благополучна. Если вы сравните работу учителя с первоклашками и с пятиклашками — семилетние дети готовы всё воспринимать, учитель для них – авторитет. А чтобы работать с подростками, надо иметь специальный характер. В вузах никто особо не готовит к подростковой школе, всех готовят к «началке». И это фундаментальная проблема общего образования. Она актуальна не только для нашей страны.
— Почему Вы в своё время перешли из школы в Институт повышения квалификации?
— Это логическое продолжение той работы, которую я вёл сначала в университете (в КГУ), а потом в «Универсе». В школу я в своё время перешёл из университета, где семь лет возглавлял кафедру социальной психологии, потому что она предлагала реальную, содержательную работу, карьеру и приемлемую зарплату. А уже из «Универса» перешёл в систему повышения квалификации потому, что я фактически занимался обучением учителей, федеральными и международными проектами в гражданском образовании, в области информатизации школы, проектами по развитию учительских сообществ, всероссийской конференцией. Результаты этих проектов до сегодняшнего дня поражают своим масштабом и точностью. Современный ИПК этим тоже должен заниматься сегодня.
Елена НИКИТИНСКАЯ