Дмитрий БЫВАЛЬЦЕВ закончил факультет промышленного менеджмента СФУ, но ни одного дня не работал по профессии. Он защитил диплом и через несколько часов попал под колеса иномарки. Травмы были настолько сильными, что сознание парня отключилось на три недели, тело парализовало. Это случилось 9 лет назад. За эти годы сокурсники сделали карьеру, создали семьи, завели детей, развелись, уехали за границу, вернулись… Дмитрий получил другой опыт: он знает, каково это — родиться во второй раз, что такое вера в себя и почему инвалидов по-настоящему не существует.
— Вы задумывались, почему именно с вами произошла такая серьёзная авария?
— Много раз. Я вспоминаю, что накануне были события-знамения. Как-то зашёл в автобус, и незнакомая женщина перекрестила меня. Вроде бы ничего особенного, но остался неприятный осадок. Я вышел на следующей остановке, увидел храм, решил зайти, и уже внутри другая женщина сунула мне деньги. Это было странно, неприятно, я разозлился… А сейчас понимаю, что наверное, эти две верующие что-то почувствовали, что-то плохое витало надо мной в то время.
— Что же это было?
— Наверное, каждому человеку есть за что себя винить. Конечно, я был неидеальным. С детства увлечённый карате, призёр Европейских соревнований, чемпион России, моё имя напечатали в «Золотой книге лучших спортсменов Красноярского края». Это было здорово, я хотел поступить на факультет физической культуры, летал на вступительные в Москву, но провалился. Вернулся в Красноярск разочарованным, и вдруг всё стало безразлично.
Поступил в Институт цветных металлов и материаловедения СФУ. Учился на тройки, даже нравилось осознавать, что я не ботаник. Где было можно — халявил, прогуливал. Дрался и много гулял: была большая компания, как мне казалось, друзей. Накануне защиты диплома спрашивал себя — ну вот, закончишь, что дальше? Оказалось, больничная койка.
— Авария и 21 день комы, каково это?
— Не помню машины и как всё это произошло. Мозг отключился, и я очнулся только в больнице. Кома похожа на дурной сон, долгий и тяжёлый. Беспамятство, беспокойство. В фильмах рассказывают про свет в конце тоннеля, это уже штамп, я видел свет, но где-то наверху. Было что-то вроде видения: поднимаюсь по лестнице с иконой в руках. Когда смог передвигаться, купил себе эту икону из сна, это лик Николая Чудотворца.
— Удивительно!
— И это не выдумка. Три недели без сознания — это много. Отец и мать плакали и переживали, больше всего верила, что я выкарабкаюсь, моя старшая сестра. Я действительно проснулся, но не мог говорить, есть, поднимать руки, ноги — вся правая часть тела обездвижена. Воспоминания путались, в голове вертелись обрывки прошлой жизни. Не узнавал родных, не мог вспомнить имя мамы, обижался на сестру, что она не позвала меня на свадьбу, хотя свадьбы никакой не было, обвинял в чём-то небывалом своего друга. Потом, наоборот, хотел их успокоить, сказать, что всё хорошо, но не мог.
— А что врачи?
— Поставили первую группу инвалидности, мне вообще пророчили жизнь овоща. Отпустили домой. Это было тяжелое возвращение. Помню, как лежал в своей комнате, смотрел на кимоно, оно на стенке висело. Не мог вспомнить, что это за одежда, злился, отворачивался.
— Помогала мама?
— Да, она была рядом, помню, что читала Омара ХАЙЯМА, всегда улыбалась. Папа пытался заниматься со мной гимнастикой. Он сам спортсмен, серьёзно занимался хоккеем и знал, что меня, опытного каратиста, на ноги сможет поставить только спорт. Уже в палату принёс штангу, думал, это меня вдохновит. Родители часто несут или краски, или музыкальные инструменты — в надежде увлечь, ведь больным после таких ЧП вообще жить не хочется. Я был сильным, здоровым, и вдруг в одночасье всё изменилось, так что не мог даже приподнять небольшой вес. В больнице, конечно, штангу я так и не поднял, даже не мог голову повернуть, чтобы посмотреть на неё, просто знал — она рядом.
— Когда началось возвращение к жизни?
— Оно шло неделями, месяцами, годами… Мне каждый день делали массаж, во время этого я учил цифры, со мной играли: заставляли умножать, делить. Сестра приходила показывала буквы: А, Б, В… Алфавит заново я узнал в 23 года. Мне казалось, быстро делаю успехи, как-то взял книгу, но не смог прочесть и строчки, оказалось, она вообще была перевёрнута вверх ногами, а я даже не понял. Был неприятный момент — набрал номер друзей, говорю, приезжайте за мной, едем гулять. Только мне казалось, что я говорю, на самом деле — пробормотал что-то нечленораздельное. Речь долго возвращалась. Друзья, кстати, не приехали. Их вообще стало меньше после произошедшего.
— Это обидно.
— Было, да, а потом я простил. Эти люди перестали меня интересовать, в моей жизни снова появился спорт. Папа отвёз меня в зал карате, о моих занятиях врачи не знали, они бы просто не позволили, но тренировки очень помогли. Я так и не мог заговорить, но постепенно начал делать упражнения, понимал, что спорт — единственное, в чём я уверен.
— Как на вас смотрели другие спортсмены?
— Называли красавчиком. Кивали мне. Я начал ставить рекорды, только совсем другие, не как раньше… Сначала не мог подтянуться ни разу, потом раз всё-таки получилось, потом получилось два раза. И это были настоящие победы. Уже было понятно, как жить дальше.
Нельзя сказать, что всё пошло как по маслу, случались обмороки, организм был слаб. Мы просто долго сражались, я и моя семья. Они очень много вложили сил, часто вывозили меня на природу в лес, чтобы я дышал, смотрел, наслаждался, а во дворе мы никогда не гуляли, избегая чужих взглядов. Постепенно опять стал ходить, разговаривать.
— Вы ведь даже пошли снова учиться?
— Да, несколько лет спустя, когда немного окреп, понял, что мне нужно другое образование, чтобы хоть как-то себя применить. Тренировки сделали своё дело: с трудом, но я вернулся в форму. Всё, что я могу и умею — заниматься с другими карате, для этого нужна педагогическая специальность, поступил в магистратуру.
— Это, наверное, ещё одно испытание?
— Рубеж. Нас было 6 магистрантов, все мне говорили: «Давай, учись!», а я несколько раз хотел бросить: не мог решить контрольные, давило, что остальные быстрее усваивают материал, а я ещё не могу сообразить. Когда пропускал, одногруппники писали: «Быстро на учёбу!». Преподаватели поддержали, в итоге я написал диссертацию по вовлечению инвалидов в спорт и даже защитил её на пятёрку.
— Вы молодец! Это момент, когда всё вернулось на круги своя?
— Нет, этого не произошло. Всё очень изменилось. Понимаете, когда слышат мою неловкую речь, часто думают, что я выпил, начинают задавать вопросы — ты что, пьяный, зачем явился? Так могут сказать в студенческой библиотеке, в магазине, в парикмахерской. Никто не думает, что со мной что-то произошло, легче ведь сразу обвинить.
Это парадокс. У каждого второго сейчас много каких-то проблем со здоровьем, тем не менее люди смотрят на меня искоса, называют инвалидом. Это очень обидное слово, а мне хочется рассказать, что диагноз как раз нужно ставить тем, у кого нет чуткости, понимания, которым проще повесить ярлык на человека. Я готов кричать, что инвалидов нет, есть люди с повышенными потребностями, и они заслуживают того, чтобы к ним по-человечески относились. Может быть, поэтому меня тянет в спортзал, там я могу многое, чего не умеют другие, беру вес, знаю приёмы, как рыба в воде, не чувствую увечий.
— Какой главный урок, на ваш взгляд, преподнесла вам жизнь?
— Ценить каждый день, я только сейчас понял, как это важно. Я женат, очень люблю супругу, родителей своих и её, сестру. Благодарен за этих людей Богу.
— Осталась пара недель до Нового года, это время, когда подводят итоги и строят планы на будущее…
— В будущем я бы хотел реализоваться, моя борьба продолжается. Жена есть, но когда будет ребёнок, что я смогу ему дать? Мне трудно заработать. Я вёл физкультурный факультатив в школе, в месяц платили две тысячи рублей. Вроде бы и образование теперь профильное, но работодатели не выстраиваются в очередь. Хотел бы найти зал, открыть секцию. А в остальном — живу, радуюсь, продолжаю лечение и читаю.
— Что сейчас не даёт опустить руки?
— А сейчас-то что опускать? Всё хорошо, надо дойти до финиша, а то когда середина дистанции — я так не люблю.
Александра МАРКЕВИЧ