«Лапу медведя надо носить при себе…»

— Расскажите о ваших исследовательских путешествиях на Север.

— С 2010 года наша кафедра культурологии организовывала несколько комплексных экспедиций. Мы, культурологи, были частью достаточно обширного состава команды, куда входили представители аграрного и педагогического университетов, аспиранты разных направлений. Ездили мы по нескольким поселениям Севера Красноярского края, расположенным в Эвенкии и на Таймыре. В Якутии посещали посёлок Хордогой.

Мы изучали степень сохранности и воспроизводства традиционного образа жизни коренных народов, их культурных ценностей и языка. Исследовали то, что осталось традиционным, а что пришло нового в связи с переменами в современном обществе. Это нас особенно интересовало, и, соответственно, как исследователи мы обращали внимание практически на всё, что было в диковинку нашему глазу. Всё, что мы слышали и видели, было зафиксировано и затем издано в виде нескольких отчётов, статей, монографий.

— Поразила вас жизнь на Севере?

— Конечно, поразила и удивила своей двойственностью, потому что, с одной стороны, Север в представлениях человека, который ни разу там не был, это вообще другой мир. Это жизнь, которая, казалось бы, остановилась в каком-то первозданном виде. Это чумы, люди в мехах, занимающиеся традиционными промыслами…

Но, с другой стороны, современный Север несколько отличается от твоих представлений о нём. Цивилизация давным-давно пришла сюда, у людей есть современные средства передвижения, средства связи, одеваются они примерно так же, как и мы, но образ их жизни всё равно отличен от нашего. Понятие комфорта у нас различается. Их совершенно не смущает отсутствие централизованного отопления, воды, канализации. Отсутствие большого выбора работы. Близость к природе заставляет этих людей жить по-другому, жить в экстремальных для нас условиях. Огромная территория и погодные условия обязывают человека быть выносливым, терпеливым ко всем невзгодам, потому что иначе просто никак. Если ты не будешь работать, ничего не произойдёт.

Это мы живём в городах и частенько ждём с неба манны небесной, что нас кто-то накормит, поможет или как-то само собой всё устроится. В любой момент мы можем сходить в супермаркет, купить еды… Ну, а на Севере всё совершенно по-другому. Там нужно постоянно находиться в ситуации активной деятельности, ибо выживание в этой среде возможно только благодаря определённым способностям: охотиться, ловить рыбу, добывать дикоросы. Ну и, разумеется, коротким летом нужно активно готовиться к суровой и достаточно долгой зиме.

— Вы приезжали туда летом?

— Мы были в поездках и летом, и зимой. Зимой мы посещали, конечно же, города и крупные посёлки, поэтому никаких проблем у нас не было. А вот летом мы ездили в достаточно отдалённые поселения. Например, одна из самых первых поездок — в посёлок Суринда в Эвенкии, мы летали туда в августе. Побывали в тайге и увидели много того, что зимой вряд ли было бы возможно увидеть.

— Комары вас, наверное, заедали?

— Заедали. И весьма серьёзно.

— А вы принимали участие в охоте?

— Сами мы не охотились, конечно, но мы общались с охотниками.

— Они не боялись, что вы сглазите их охотничий фарт?

— Нет. Они не боялись, тем более у них есть свои практики по привлечению удачи в охоте. Например, кормление Огня. Очень интересный ритуал. Это когда до того, как непосредственно пойти в лес и начать выслеживать свою добычу, неважно, зверя или птицу, нужно обязательно покормить духа Огня, кинуть ему кусочек еды, причём сделать это прежде, чем ты поешь сам. И тогда удача будет тебе благоволить.

Народы Севера в этом плане демонстрируют нам ещё одну важную черту, которая отличает их от нас, — это близость к природе, которая до сих пор сохранена в их верованиях, бытовых практиках.

Что нужно сделать, какой маленький магический ритуал нужно совершить, чтобы всё получилось — чтобы ловилась рыба, ловился зверь, чтобы медведь не попался на твоей дороге, и чтобы погода была хорошей, и можно было пройти охотничий путь безо всяких препятствий. Для этого они абсолютно естественно приносят небольшие дары природе.

— Оленеводство сегодня возрождается?

— В Эвенкии и на Таймыре есть прекрасные муниципальные предприятия, в которых оленеводческая традиция, утраченная в советское время, возобновляется. В 2010 году мы уже видели несколько оленеводческих бригад, которые аргишили, то есть кочевали в пространствах тайги, проходя гигантские расстояния вместе со стадами. И более того, они собирались только расширять своё производство и, соответственно, увеличивать поголовье стада. Этнический ренессанс, который сегодня наблюдается в Эвенкии, непосредственно связан с оленеводческим промыслом.

— Стада там большие?

— Когда мы увидели одно из стад, было такое ощущение, словно мы находимся в море, состоящем из ветвистых рогов и маленьких пушистых хвостиков. Их было очень много. Олень для представителей коренных малочисленных народов Севера, особенно для эвенков, — это практически всё. На оленях передвигаются, оленем питаются. Всё полезно, всё пригодится на Севере, включая кости, жилы, рога, копыта. Из меха шьётся одежда, которая сохраняет тепло и позволяет не замерзнуть в ситуации экстремального холода, рога и кости используются для изготовления всевозможных бытовых приспособлений, украшений. Ничего не выбрасывается, в обработку уходит всё. За счёт этого олень у эвенков особо почитается.

— Получается, семья удовлетворяет свои нужды за счёт определённого количества оленей, а всё, что сверх этого, они продают?

— Надо уточнить, что это не частные оленеводческие стада, это предприятия. Они работают по другому принципу. Сейчас у них стоит задача вернуть оленеводство как хозяйственную деятельность эвенков, возродить её, приумножить до приемлемого состояния. Ну и затем, конечно же, решать проблему с дальнейшими вопросами, созданием перерабатывающих комбинатов, например, которые могли бы поставлять оленину в южные районы края и другие регионы. Пока речь идёт о существовании стада и о частных закупках.

— Вы были там достаточно длительное время, чтобы заметить, как люди относятся к оленям, собакам. Наверняка это совсем не похоже на то, как относятся к своим животным горожане?

— Что касается отношений к животным, разница между нами и ними сразу заметна.

Для городского жителя животное представляется этаким эквивалентом ребёнка, существом, которое не способно на жизнь без помощи человека, без его поддержки. Отсюда и сюсюканье, и элитные корма, и покупка собачьей одежды для холодного времени года...

Северные народы относятся к животному, скорее, как к компаньону, как к равному существу, понимая, что они должны быть самостоятельными, выносливыми и сильными, чтобы существовать в условиях Севера. Например, собака — домашний питомец — в доме практически не появляется. Она живёт на улице и по большей части добывает пропитание сама. По той простой причине, что случиться может всякое, и она должна уметь сама прокормить себя. Она должна сохранять безупречный нюх, быть выносливой и в снег, и в дождь, и она должна сама справляться с трудными ситуациями. При этом собаки остаются вернейшими друзьями человека. Хочу сказать, что таких добрых собак, как на Севере, нужно ещё поискать. Собак, которые выведут человека из леса, спасут и помогут, если вдруг что-то случится.

— Собак там вообще не кормят?

— Нет. Ну их, конечно, подкармливают, но чтобы у них по расписанию были завтрак, обед и ужин, как у наших домашних животных — такого нет. Никто там шерсть им не вычёсывает и бантики не привязывает. Собака подкармливается, но она привыкает жить и впроголодь, и при этом находить сама себе еду, тем самым соответствовать образу северного животного.

В каждой нашей поездке — а в них принимали участие профессора, преподаватели, аспиранты и студенты — рядом с нами всегда были целые стаи собак. Мы иногда подкармливали их, а отзывчивость этих обитателей Севера была просто невероятной. Очень добрые и очень верные существа, которые действительно сопровождали нас в прогулках, и ты всегда был уверен, что ничего страшного с тобой произойти не может.

— Ездовых собак вы там не встречали?

— Нет. Хотя, конечно же, нам говорили, что лайки — собаки сильные и могут применяться в поездках, но в тайге Эвенкии, где хватает оленей, именно олень является средством передвижения. Он более удобен и более вынослив, чем собака. Собака помогает в поддержании порядка в стаде, она и пастух, и сторож.

— Оленеводы живут в чумах?

— Да, ведь это очень удобное жилище, потому что с помощью жердей и брезента летом или с помощью шкур зимой его можно легко собрать и разобрать. Оленеводческая бригада находится в постоянном движении, едет вслед за оленями, которые ищут новый корм. А коль речь идёт о больших стадах, то приходится передвигаться практически постоянно, примерно каждые два-три дня. Жилище должно быть мобильным, и такая традиционная форма чума там востребована. Если же говорить о деревнях и сёлах, то там, конечно же, стоят привычные нашему глазу избы.

— В иерархии животных у северных народов кто находится на первом месте?

— Это смотря какая иерархия. Есть животные, которые с древних времён считаются наиболее значимыми в плане религиозных практик. Например, в шаманских практиках, которых сейчас нет, но которые, так или иначе, отголосками встречаются в культуре, в фольклоре, национальной одежде, в языке — это образ оленя или лося, образ медведя и птицы — гагары, лебедя либо журавля. Это главные образы по той причине, что они являются тотемными животными. Они сохраняют в себе образ первопредков, духов, которые позволяли человеку Севера чувствовать себя сопричастным окружающему миру.

Собака не удостаивается такого почтительного отношения, она действительно просто компаньон и друг. А тотемные животные вызывают более трепетное отношение.

— Охотятся ли северяне на своего тотемного животного — медведя — или стараются при встрече разойтись?

— Охотятся. В разговоре с разными охотниками, которых было довольно много — и кето, и эвенки, и долгане — кто-то высказывался в том духе, что с медведем лучше разойтись, потому что хозяин тайги должен чувствовать себя спокойно, и тогда он не будет близко подходить к человеческому жилищу. А кто-то допускал охоту на медведя, если соблюдать при этом определённые правила. Ну, допустим, такие, что убивать медведя надо только в определённом количестве. Если продолжить охотиться после определённой цифры, то жертвой будет уже не медведь, а сам охотник. Более того, есть ритуалы, связанные с убийством медведя, — его лапу надо носить при себе, ни в коем случае никому не давать, и тогда с тобой всё будет хорошо. Мясо его нельзя употреблять в пищу и вообще лучше захоронить, взяв только шкуру.

— Получается, медведя добывают ради шкуры?

— Да. И шкура имеет несомненную ценность. Например, во времена, когда ещё были шаманы, шкура медведя была одной из составляющих костюма шамана — проводника между миром людей и миром духов.

— Шаманов вы встречали?

— Нет, после революции, с приходом советской власти шаманские практики были запрещены. И те, кто называл себя шаманами, подвергались гонениям. Те северяне, с которыми мы общались, говорили, что и сегодня есть люди, способные лечить заболевших, снимать головную боль, но всё равно шаманов, таких, как прежде, способных впадать в состояние транса, открывать душу небу, превращаться в птицу и тем самым изменять ход вещей — нет. Современные жители Севера предпочитают сегодня обращаться к профессиональному врачу.

Елена НИКИТИНСКАЯ

Люди и звери

Национальные особенности отношения к животным, как и наиболее почитаемые животные, были у всех народов. Где-то эти практики утрачены. Но до сих пор на планете есть места, где люди и животные взаимодействуют точно так же, как и тысячи лет назад.

Масаи и коровы

Для африканского племени масаи коровы — это смысл жизни. Это и еда, и приданое, и денежная единица, и показатель благосостояния. Даже свои дома они строят, используя в качестве скрепляющего строительного материала коровий навоз. Кстати, мясо коров масаи едят нечасто, а вот молоко используют во всех видах. Кроме того, у них существует такой страшноватый обычай, как пить коровью кровь, когда с едой возникают проблемы. С помощью стрелы пробивается шейная артерия животного и набирается кровь в сосуд из тыквы. Затем, чтобы остановить кровотечение, отверстие замазывается навозом.

Все войны масаи обычно устраивали из-за коров — люди как защищали свой скот, так и пытались отбить чужой. Они до сих пор верят, что их главное божество по имени Нгаи создал коров специально для масаев, и все коровы в мире принадлежат им. Так что если какой-нибудь масай отобьёт корову у соседнего племени, воровством это не считается.

Чукчи и киты

Морской зверобойный промысел чукчи стали возрождать в середине 90-х гг. прошлого века. Сегодня добыча кита начинается шумным гуляньем за день до выхода в море. На следующее утро бригада охотников на пяти-шести катерах отплывает на охоту. Самый большой катер предназначен для буксировки животного к берегу. В Беринговом проливе кита обнаруживают по фонтанам воды, которую он выбрасывает, всплывая на поверхность. Дальше начинается преследование. Кита пытаются загарпунить, и если это удаётся, обнаружить его можно будет с помощью оранжевого буя, привязанного к гарпуну. Когда-то вместо буя использовались желудки моржей, наполненные воздухом. А вот гарпун, который кидают в кита, остался неизменным с древних времён.

Чтобы кит не ушёл на глубину, в него стреляют из карабинов. Убитое животное буксируют к берегу, а там уже толпится всё население посёлка. Самые лучшие куски достаются охотникам, потом добычу делят остальные жители. Самое ценное в китовой туше — это мясо и кожа. Кожу с тонкой прослойкой сала можно есть и сырой, что люди и делают. На вкус мясо кита, говорят, похоже на телятину с рыбным привкусом.

Аборигенная охота на китов разрешена Международной китобойной комиссией только американским эскимосам и российским береговым чукчам и эскимосам. Российская квота составляет сто тридцать пять серых китов в год.

Индейцы и ламы

Древние инки поклонялись божеству по имени Уркучильай, он считался хранителем пастухов, и его изображали в виде разноцветной ламы. Это животное было чрезвычайно важным для индейцев, остаётся таковым и до сих пор. Лама в горах сегодня — единственное вьючное животное, которое используют местные жители. Мало того, их завезли и в европейские Альпы, потому что ламы лучше всех приспособлены к жизни на высокогорье.

Встречаются две разновидности этих животных. Во-первых, это альпака, высота которой в среднем составляет около 1 метра, а вес около 60-70 кг. Разводят её ради длинной и мягкой шерсти в Перу, Эквадоре, Северном Чили и в Западной Боливии.

Второй — дикий вид — гуанако, стада которых пасутся в Андах на высоте 4000 м. Индейцы кечуа называли их wanaku. Гуанако неприхотливы к еде и могут долго не пить, бегают они весьма быстро. Они крупнее альпаки, и на них также охотились ради шерсти, что привело к значительному сокращению стад. Только ряд законов, направленных на их сохранение, которые приняли в некоторых южноамериканских странах, позволили этим животным сохраниться и даже увеличить популяцию.

Естественные их враги — пумы, снежные леопарды и гривастые волки. Часто гуанако помещают в питомники, где их кормят и защищают от хищников. Местные крестьяне тоже активно разводят лам. Из шерсти и шкур изготавливают одежду и одеяла, мясо употребляют в пищу, из жира топят свечи. В селе не найдёшь дома, где не было бы этого неприхотливого существа. На праздниках жители выступают с дрессированными ламами и показывают всякие чудеса, потому что эти животные очень легко обучаются.

Едят ламы буквально всё — и траву, и ветки, и листья, и сено. Домашних лам подкармливают зерном, овощами, фруктами, у них трёхкамерный желудок, который может переварить что угодно.