5 октября открылась 12-я Красноярская музейная биеннале «Мир и мiръ». Несложно подсчитать, что это значимое событие в культурной жизни Красноярска проводится в городе уже 22 года. И пока нынешний проект представляет художественное исследование изменений мира российской деревни, произошедших за последние сто лет, мы попытаемся обернуться к истокам красноярской биеннале, понять, как был задуман и менялся этот формат.
Разобраться с событиями прошлого помогли Сергей КОВАЛЕВСКИЙ, арт-директор КМЦ «Площадь Мира», и Ана ГЛИНСКАЯ, один из авторов первой биеннале. Также разговорами и материалами помогли художник Виктор САЧИВКО и бывшая заведующая экспозиционным отделом КМЦ «Площадь Мира» Вера ПОТЫЛИЦИНА.
Как возникла идея
Сергей Ковалевский: «Что-то зрело-зрело и потом внезапно придумалось, сцепилось и поскакало. Это был 1995 год. С 1993 года в музей пришла работать активный менеджер, культурный политик Ана Глинская. Она пригласила работать меня, художника Виктора Сачивко, и архитектора Вадима МАРЬЯСОВА, познакомила с Михаилом ШУБСКИМ. Ана искала возможность музейной инновации вместе с дирекцией. Потом мы шутили, что «нулевой биеннале» стал фестиваль «Новые территории искусства»: мы об этом подумали задним числом, так как тот фестиваль уже был про современное искусство, разогрел аппетит, интерес и новые возможности.
Одновременно Красноярский культурно-исторический центр, как он тогда назывался, искал себя, искал предмет деятельности. По советам Михаила ГНЕДОВСКОГО и Николая НИКИШИНА, сотрудников Российского института культурологии, которые разработали концепцию КИЦ, было решено заниматься собиранием музейных инноваций.
А в 1995 году мы втроём (М. Шубский, А. Глинская, С. Ковалевский) выехали на семинар на теплоходе «Александр Пушкин» по Волге; на этом семинаре собрались видные культурные политики — О. ГЕНИСАРЕТСКИЙ, В. ГЛАЗЫЧЕВ и др. Помимо российских культурологов, музеологов была плеяда европейских экспертов, Амстердамский летний университет был приглашён в их ряду. И вот в результате разговоров и обсуждений собралась маленькая компания и начали обсуждать, какой перспективный проект можно сделать на базе КИЦ. Н. Никишин и М. Гнедовский обсуждали фестиваль музейных инноваций — то, что было важно на тот момент. Голландцы поддержали, а также произнесли слово «биеннале». «Зачем фестиваль? Не звучит! Давайте делать биеннале». И решили делать в этом же году!
Семинар проходил летом (июнь), а уже в декабре открылась первая биеннале, она была сделана практически за полгода. Это была попытка соединить музейные экспозиции, которые сами музейщики везли сюда на ярмарку «идей экспозиций». Одновременно с музейными презентациями начали привлекать к биеннале отдельных художников — их либо приглашали музеи, либо они сами заявлялись. Например, неожиданно выставили свои работы Н. РЫБАКОВ, С. АНУФРИЕВ, приехал художник КАЛМЫКОВ из Екатеринбурга.
В 1995 году на призыв КИЦ живо откликнулись музейщики Сибири — около 30. В основном из Красноярского края, но один приехал с Ямала, со стойбища оленеводов, свою экспозицию он привёз КАМАЗом. И там, где сейчас столярка (подвальное помещение), он поставил свой чум и лабаз, там же проживал всю биеннале. Это был «живой музей» Юрия ВЭЛЛЫ — подвижника во всех смыслах.
Первая биеннале. «Сад земных наслаждений». Е. Худоногова, А. Александров. Из каталога: «Экспозиция несет зрителю первичную информативность газетными страницами, в которых упакованы произведения. Любопытство и желание посмотреть, что же скрывается под общей повседневностью, удовлетворяется акцией срыва упаковки, открывающей авторскую индивидуальность 10 художников, которых объединяет культурная среда и средства самовыражения».
Я хотел сказать, что первая биеннале родилась спонтанно — в международном коллоквиуме, в живом обсуждении перспектив. И это продолжилось в том, что в экспертный совет Ана Глинская смогла пригласить видных деятелей современной культуры из Лондона: Билл МАКАЛИСТЕР — создатель английского Института современного искусства; куратор галереи Хейворд — Эндрю ДЕМПСИ. И это сразу ввело Красноярский музей в мировой контекст.
Были и другие зарубежные гости — приехал приятель Олега ПОНОМАРЁВА Оливье ДАВИД из города Нант, молодой художник, который сделал в гараже интерактивную инсталляцию. Почему я навсегда запомнил этого участника: он приехал с новостью, тогда ничего не значившей для меня, что несколько дней назад умер Жиль ДЕЛЕЗ, книги которого ещё не были переведены на русский. Оливье привёз с собой «Тысячу поверхностей», которую я увидел в переводе только лет через 20. И первая биеннале запомнилась мне, в частности, такой случайной связью с философом, ставшим впоследствии моим важным собеседником».
Ана Глинская: «Идея первой биеннале — разбудить городскую вертикаль. И через это пробуждение соединить Красноярск с другими вертикальными пространствами на этой планете.
О чём это? Это о том, что на переходе от Средневековья к Возрождению вертикальное измерение бытия было для человечества в значительной степени свёрнуто, пребывало в основном в спящем состоянии. А нынче мы живём в эпоху, когда это измерение просыпается и разворачивается заново, уже в другом качестве.
Что было в промежутке? Было господство горизонтали, «срединного мира», прагматики белой североатлантической колониальной цивилизации. Был музей как один из инструментов этой цивилизации. Теперь ситуация ощутимо меняется».
Таким образом, для первой красноярской биеннале было крайне значимо определение «музейная», так как речь шла о том, что в 1990-е годы необходимо полностью преобразовать роль музея в обществе. Вместо того чтобы быть хранилищами объектов, музеи должны были стать центральными площадками по созданию инновационных смыслов, коммуникационными центрами.
Первая биеннале. «В комнатах». Приморская картинная галерея г. Владивосток.
Во многом первая биеннале справилась с обеими этими задачами. Очевидцы вспоминают, что на экспозиционных площадках творилась неразбериха, так как принималась практически любая музейная заявка на участие. Наравне с новаторскими инсталляциями оказались представлены стенды филателистов, наравне с уникальными коллекциями коренных народов севера России — композиции флористов и т.д. Но несмотря на эклектичную экспозиционную смесь, первая биеннале добилась самого главного: была установлена сеть межмузейной коммуникации, музейщики получили профессиональные ориентиры — творческий импульс при создании экспозиций. Художник начал восприниматься как главный помощник при проектировании выставочного пространства. Осознана необходимость использования новых креативных технологий в музейной и выставочной деятельности.
Легенды первой биеннале
Первоначально биеннале существовала как конкурс по трём номинациям: «Лучшая музейная экспозиция», «Лучшее музейное видео», «Лучшее музейное издание».
Гран-при получил проект Юрия Вэллы «Летнее стойбище оленевода» (на фото).
Из каталога первой биеннале: «Экспозиция воспроизводит фрагмент жилого комплекса оленевода тюменского Севера в летний период. В экомузее все как в жизни: чум с бытовыми вещами и очагом, лабаз для хранения продуктов и добычи, изгородь вокруг стойбища, нарты и многое другое. Каждый экспонат — это необходимый предмет в повседневной жизни оленевода».
Помимо атрибутов оленеводческой жизни в экспозиции находился и сам оленевод, непрерывно рассказывающий жизненные истории; вот это коммуникационное пространство и вызвало наибольший интерес жюри и зрителей.
Если пытаться выделить некоторые отдельные тематические направления первой биеннале, то станет заметно, что культура коренных народов была представлена довольно значительно — «Мир женщины Севера», «Ангарская старина», «Духовная культура шорцев», «Традиционные жилища и занятия ительменов», «Ритуальная скульптура нанайцев». Гран-при биеннале просто продемонстрировал, что наиболее перспективный формат работы с коллекциями традиционной культуры — живой рассказ о ней, а не сосредоточение на материальном.
Второй Гран-при — «501 стройка» (А. МОИСЕЕВ, Ю. Калмыков).
Из каталога: «Экспозиция повествует о жизни и работе заключённых на строительстве № 501 МВД СССР железнодорожной трассы Салехард — Игарка. Решение о строительстве дороги было принято Совмином СССР 29.01.49 г. После смерти Сталина строительные работы были прекращены. А в Заполярье осталась заброшенная дорога, напоминая нам, современникам, о тысячах заключённых, погибших на её строительстве».
Здесь было также задано одно из центральных направлений дальнейшего развития музеев — историческая память, зачастую о трагичных исторических событиях. Сергей Ковалевский даже предлагал переименовать весь формат в «биеннале искусства памяти», чтобы научить зрителей прислушиваться к историческому прошлому.
Наконец, именно первая биеннале несёт ответственность за появление жанра инсталляции на сибирской земле. Так, среди объектов биеннале встречались не совсем понятные первым зрителям замысловатые объёмные композиции — «Кожа мира» (О. Давид), «Ботанический проект» (Т. МЫСЛИВЦЕВА, Е. ДОРОХОВ), «Малая сибирская композиция» (С. Ануфриев, А. ИЛЬИЧЕВ), «Факс искусства» (В. Сачивко, В. Марьясов, С. Ковалевский, О. Пономарёв) и др. В конечном счёте биеннале научила красноярских зрителей спокойно воспринимать и анализировать подобные «непонятные», а на самом деле просто сложные объёмные композиции, которых с каждым годом становилось всё больше, а качество всё лучше.
Ана Глинская утверждает, что проекты биеннале отвечали замыслу — пробудить связь города с миром. По её мнению, делалось это разными способами: «Первый — экспозиция «Летнее стойбище оленевода» лидера биеннале Юрия Вэллы. Этот слой в симфонии мироздания стремится удерживать ту ноту, в которой звучит Традиция. Это нота утраченного рая. Это про ту эпоху в жизни человечества, когда Небо было на своём месте.
Второй был предложен красноярской командой на экспозиции «Затяжной прыжок». Она о тех пространствах, где человеку удаётся проживать полноту Жизни перед лицом Смерти. Это про те экстремальные способы, которыми человек возвращает себе утраченное Небо.
Третий вариант пробуждения связи человека и мира — создание личных «храмов». Здесь важны такие проекты, как мужской «Факс искусства» и женское пространство «В комнатах». Это о том, как люди — и как по-разному мужчины и женщины! — несут по горизонтальной жизни свои вертикальные незримые храмы. За пределами институциональных религий».
Из каталога о проекте «Затяжной прыжок» (В. ФЕТИСОВ, С. Ковалевский, В. Сачивко): «Экспозиция переросла из выставки «Боль моя — Афганистан» и содержит в себе материал военных конфликтов в горячих точках на территории России и за её пределами: Афганистан, Чечня, Таджикистан. Художественное «прикосновение» к теме неправедной войны и священной памяти погибших выразилось в мемориально-символистическом тоннеле «полёта души». Инсталляции и объекты: Бомба, Стена Плача, Каменный Мешок, Дембельский Чемодан стали контрапунктами этого «путешествия» к смерти». Инсталляция до сих пор существует в музейном пространстве.
Пальма первенства и новые дали
Можно ли считать Красноярскую биеннале первым событием в России в этом формате? Или есть серьёзная разница между Красноярской музейной биеннале и нынешней Московской биеннале современного искусства?
Сергей Ковалевский: «Если быть до конца честным и исторически точным, то первые красноярские музейные биеннале нельзя назвать художественными — это биеннале музейных инноваций, музейного творчества, музейного видео, музейной печатной продукции. Поначалу художников приглашали как агентов изменений. На третьей биеннале художники участвовали уже более активно, более широко внедрялись в проекты. То есть поначалу участие художника в меньшей степени ощущалось, но надо отдать должное, сразу получилась связка, что художник и музей в биеннале — это два основных субъекта.
В некоторых наших последних биеннале мы проводим тему музейности уже по-другому — через дух коллекционирования, через практики памяти, практики наследия. И художник в этом смысле — субъект, дающий язык и оптику. На первой биеннале не было фигуры куратора, а был открытый open-call: поступали заявки, и практически всех принимали, потому что они ещё и ехали за свой счёт.
По факту — да, можно говорить, что мы открыли самую первую биеннале в России. Чуть позже появилась Калининградская графическая биеннале, потом Новосибирская графическая биеннале. И только через десять лет в Москве состоялась крупнейшая биеннале современного искусства.
Если говорить о том, что сохранилось в биеннале до сегодняшнего дня, а что изменилось: сохранилась некая концептуально осмысленная «музейность». Тема «искусства памяти». Хотя мы стараемся каждый раз искать новое ситуативное выражение музейно-художественной предметности биеннале. Сегодня — это перезапуск «Музея революции» в Красных залах бывшего Музея Ленина. В этом знаменательном году он вступает в диалог с деревенской темой основного проекта биеннале.
Интерес к сотрудничеству с музеями перерос в понимание необходимости авторской интерпретации музейной идеи, образа и коллекции. Мне как куратору биеннале стало понятно, что правильнее не привозить музейный проект в КМЦ «Площадь Мира», а скорее, создавать его прямо на месте — как, например, в случае с проектом А. Кузькина в Музее тюрьмы (2011).
Изменилось то, что был введён кураторский, концептуальный подход к проектированию экспозиции. Биеннале стала в большей степени художественной, авторской нежели институциональной. Если раньше она была конкурсом, на который приглашалось солидное жюри, то постепенно мы от этого отказались. Отказались, когда в 2010-х перешли в формат концептуального искусства, где возможность оценки — кто лучше — стала сомнительной: художники этого не любят».
Вспоминаем сходу
На каждой из 12 красноярских биеннале были знаковые идеи и проекты. Сергей Ковалевский приводит свой список, почти не задумываясь. Так и зафиксируем.
Вторая биеннале — «Глаза музея» АБ студии. Размещённый на фасаде здания во всю стену светящийся объект стал брендом-символом музейных биеннале. Настолько ярким, что даже не вспомнить, что было внутри.
Третья биеннале — уличная экспозиция «Алюминиевая страна» Виктора Сачивко.
Четвёртая биеннале «Искусство памяти». Здесь впервые была предпринята попытка ввести кураторскую концепцию. Плюс — построена огромная платформа в аванзале, собранная из одинаковых квадратных ячеек, перекрытых или стеклом, или квадратной крышкой. Такой «планшет сцены Театра памяти» позволил ввести единый принцип экспонирования — каждому музею был отведен кубический бокс. Из проектов — «Стокгольмские письма» Евгения ДОБРОВИНСКОГО.
Проект «Зрелищ и хлеба!» Авторы – А. Дубинин, А. Колосов, Е. Рязанцев, И. Смирнов. Региональная организация по развитию современного искусства «Мастерская актуальной культуры». 4я биеннале «Искусство памяти». 2001 г.
[Вот какая рецензия была написана на этот проект: «В Швеции художник посетил старинный Стокгольмский собор, где в пространство пола «вписаны» могильные плиты, под которыми захоронены самые уважаемые в XIII веке горожане. Это настолько поразило Добровинского, что он опустился на колени, достал бумагу, сделал несколько «затирок» по орнаментам плит и на них наложил собственные экспромтные графические фантазии. Получился как бы диалог творца XX века с людьми далёкого века XIII. Под лампами дневного света, помещённые в кубы, рисунки эти сначала вызывали недоумение, потом, по мере знакомства с ними, интерес, а затем и восхищение художественной фантазией автора. Это, действительно, самый умный, глубокий по мысли и оригинальный по исполнению проект, достойный самой высокой награды». (Виктор ЕВГРАФОВ, «Биеннале переходит в пятый класс», 2001 — информационный портал красноyarsk)]
Пятая биеннале «Ценность перемещения…». Был сделан свежий ход: к набережной возле музея с помощью Речного пароходства подогнали баржу. На барже-платформе стояло 12 контейнеров, в которых появились инсталляции на общую тему «Северный завоз». Это — редкая попытка выйти буквально на Енисей. Лучшей работой в таких экстремальных условиях стала «Минус 40» Кати КАНДЫБЫ и Игоря ДЕМИДЕНКО.
Шестая биеннале «Вымысел истории»: развитие искусства памяти в искусстве рассказа. Но больше всего запомнился приз биеннале – вязаный Лев Толстой, «махеровый рассказчик», как его прозвали. Его придумал Виктор Сачивко исходя из того, что на биеннале была представлена его световая инсталляция «Война и мир» — постранично расшитые тома известной всем книги.
Седьмая биеннале «Чертёж Сибири». Начало художественного осмысления территориальной идентичности. Впервые были совершены экспедиции художников по музеям Красноярского края, откуда они привезли на «Площадь мира» свой «хабар» — выставочный проект.
Восьмая «Даль». Это «краснознаменная» биеннале, так как за неё мы получили государственную премию в области современного искусства «Инновация». Биеннале имела широкий городской резонанс. Красноярские архитекторы откликнулись и приняли участие со своим проектом паблик-арта. Из произведений — инсталляция голландской художницы Марьян ТИУВЕН в готовящемся к сносу деревянном доме. Она создала грандиозный художественный реверанс «Чёрному квадрату» К. Малевича. И, конечно, я буду помнить свой перформанс открытия, когда с мачты высотой 50 метров запускал четыре буквы «Д», «А», «Л», «Ь» в небо над городом. Они полетели на север. Было пасмурное небо, но ощущение возвышенности и подъёма. Такой концептуально чистый и ясный перформанс.
Девятая «Во глубине». Это была тяжёлая, тёмная биеннале, где проявилась чёрная материя. Например, светящая «Звезда земли» Леонида ТИШКОВА была вкопана на газоне возле музея. Это — финал трилогии сибирских биеннале про землю, воду, воздух воображаемой Сибири.
Десятая «Любовь пространства». Про раскрепощение чувств, где я хотел заняться любимым предметом. Из проектов до сих пор сохранилась инсталляция «ЛЮБИ МЕНЯ» Андрея БАРТЕНЕВА. К слову, это одно из последних участий украинских художников в российских проектах — у нас побывали Никита КАДАН и Лада НАКОНЕЧНАЯ.
Одиннадцатая «Практики соприкасания». Здесь ставился вопрос о сообществе и сообщительности. Проявилась и довольно традиционная для биеннале кладбищенская тема, так как «искусство памяти» в пределе несёт в себе минорный мотив, его экзистенциальность «выверена смертью».
Александра СИТНИКОВА Фото из фондов музейного центра «Площадь Мира»