Родители ведущего специалиста Центра геотехнологических исследований «Прогноз» при СФУ Владимира МЕЖУБОВСКОГО — Владимир Григорьевич и Валентина Илларионовна — приехали в Хатангу в 1974 году, к самому началу создания Полярной геологоразведочной экспедиции. Там собрались специалисты разных профилей и из разных мест: геологи — из Красноярска, буровики — из Ангарской экспедиции и Норильска. Предстояла большая работа по освоению северных месторождений твёрдых полезных ископаемых.
Неудивительно, что Межубовский-младший, закончив школу, поехал поступать в Красноярский цветмет. Конечно, на геологоразведочный факультет — другого варианта просто не видел, потому что с самого детства был, как говорится, «в теме». После диплома в 1985 году распределился на Север, в Норильскую экспедицию. Однако судьба распорядилась иначе — в тот год Норильск отказался от молодых специалистов, и по приглашению Валерия Тихоновича Кириченко, однокашника отца, Владимир оказался, как и родители, в той же Полярной геологоразведочной экспедиции.
— Владимир Владимирович, помните свои первые впечатления?
— Помню, уже тогда опытные люди мне сказали: ты на Север опоздал лет на двадцать.
— То есть всё было разведано, найдено и отдано недропользователю?
— Отнюдь. До этого далеко и сегодня. Дело, скорее, в снижении интереса к северным территориям: после ликвидации ГУЛАГа, главной силы в освоении Севера, с вольнонаёмными дорого всё стало доставаться. Если «на материке» содержание 5-7 процентов, допустим, свинца или цинка на тонну руды считается рентабельным для добычи (Горевское месторождение), то на Горном Таймыре даже 23-процентное содержание в рудах Партизанского или Суровоозерского проявлений — инвесторов не вдохновляет. Деньги в геологические исследования таких отдалённых площадей недропользователем вкладываются весьма неохотно.
Взять, к примеру, работы на лицензионной Восточно-Челюскинской площади, выполнявшиеся в последние годы по заказу ГМК «Норильский никель». В первый год отряд Полярной экспедиции под руководством ведущего геолога Г.Г. Лопатина начал активно вести геологические исследования. Примерно половину площади «закрыли» геохимическим опробованием по квадратной сети 500 на 500 м (американская методика), отобрали пробы почв, проанализировали и получили совершенно феноменальные по размеру и интенсивности комплексные аномалии золота и элементов-спутников. Однако на следующий год работы приостановились — и не возобновились до сих пор, хотя Восточно-Челюскинская площадь по-прежнему находится в распределённом фонде недр Норильского ГМК.
Это сейчас Полярная экспедиция занимается, главным образом, бурением структурных скважин на нефть, а когда я туда пришёл, геологические исследования широкого спектра от съёмки до разведки шли полным ходом на огромном пространстве от Эвенкии на юге и Якутии на востоке, вплоть до мыса Челюскина — самой северной точки нашего материка. Защищались запасы коренных и россыпных месторождений золота, алмазов и других видов сырья. Ведь на северном побережье Таймыра что ни речка, то с золотом, а если есть россыпи, значит, где-то должен быть и коренной источник. Работать пришлось на самых разных направлениях — на поисках россыпей алмазов и медно-никелевых руд норильского типа, геохимическом опробовании. Потом лет десять отдал геологической съёмке — очень интересной специализации, требующей специфических знаний. Прошёл довольно хорошую школу. В 80-90 годы в Хатанге сформировался очень сильный коллектив геологов. Довелось работать под руководством геологов старшего поколения – таких, как М.М. Гончаров, В.В. Чернокнижников, В.Т. Кириченко, Г.Г. Лопатин, Л.А. Моркович, от которых почерпнул много полезного, а также совместно с геологами более близкого мне возраста — О.П. Кривошеевым, С.В. Макаровым, А.Н. Фатиным. Разные школы, подходы к решению той или иной проблемы – богатая пища для анализа и накопления опыта и знаний.
— Геолог-съёмщик — первопроходец?
— Можно сказать и так. С компасом, картой и молотком в руках первым выходит на неизвестные просторы. В поле приходится полагаться только на себя — свои знания, жизненный опыт, наблюдательность, умение выделить главное в огромном объёме информации. В поле важно не пропустить информацию, всё тщательно зафиксировать, в том числе, казалось бы, незначительные мелочи — ведь второй раз вернуться на то же место вряд ли удастся. Основная концепция и наиболее правильные представления о геологических особенностях территории формируются именно во время полевых наблюдений.
— Неспециалисту трудно представить, в чём заключается работа геолога. Обычный стереотип – бородатый человек с рюкзаком идёт по тайге и разглядывает камни…
— На самом деле геология — исключительно многогранная профессия. Во-первых, с окончанием летнего сезона работа не останавливается: всё, что летом собрано и описано в поле, зимой в лабораториях будет досконально изучено со всех сторон, расклассифицировано и «разложено по полочкам». Потом будет лабораторная обработка материала — определение микроэлементного и химического состава, изучение тонких спилов породы — шлифов — под микроскопом и масса других исследований. Затем последует долгий и кропотливый анализ всей информации в камеральных условиях — сейчас за компьютером, а раньше с карандашом и листком бумаги. То есть полевые работы, по которым обычно представляют себе геологию — лишь часть айсберга, хотя и первостепенной важности.
Состав работ тоже может быть очень разным. Та же геологическая съёмка в зависимости от масштаба бывает трёх видов: «миллионная», «200-тысячная» и «50-тысячная». Чем крупнее масштаб (меньше цифра), тем более детально изучается площадь и более прикладное значение имеют результаты такой съёмки. Отсюда и разные задачи и методы работы: упрощённо говоря, если «миллионная» съёмка определяет самые основные закономерности геологического строения больших территорий, то съёмка в масштабе 1:50000 больше ориентирована на поиски полезных ископаемых, на выделение конкретных рудных объектов для дальнейшей оценки и даже разработки.
Любые производственные геологические работы — это большой комплекс исследований, чётко расписанный по стадиям, видам, задачам и т.п. Мало того, работы эти строго регламентированы инструкциями и достаточно тщательно проверяются потом контролирующими органами. Так что рюкзак и молоток — это лишь начало. И, конечно, символ.
— Вы удачливый геолог?
— Когда я был молодым специалистом, один из корифеев сказал: нельзя считать себя настоящим геологом, пока не защитил лист Государственной геологической карты на научно-редакционном совете (НРС) в головном геологическом институте, или запасы месторождения в Государственной комиссии по запасам. У меня на Таймыре четыре листа Госгеолкарт масштаба 1:200 000, защищённых на НРС. На днях Василий Федорович Проскурнин, ведущий специалист Всероссийского геологического института, подарил мне недавно изданный лист Госгеолкарты миллионного масштаба, который мы вместе с ним создавали в последние годы моей работы на Севере (2004-2006 годы). Там всё: полный набор карт различного содержания и пояснительная записка, которые характеризуют строение и металлогению почти четверти Таймырской территории.
В этом проекте участвовала и моя жена — Оксана Анатольевна, которая тоже заканчивала Цветмет, работала в Полярной экспедиции геологом. А три года назад мы распрощались с Таймыром и переехали в Красноярск. Так, через 22 года, я оказался в стенах родного института, а точнее — в Центре геотехнологических исследований «Прогноз». Созданный при кафедре геологии месторождений и методики разведки Института горного дела, геологии и геотехнологий СФУ, он является отличной производственной базой для подготовки настоящих геологов-специалистов: здесь студенты проходят практику, выполняют курсовые, пишут дипломные работы и участвуют практически во всех проектах.
Недавний проект — особенный: «Прогноз» в довольно короткие сроки (за четыре года) провёл комплекс работ от опоискования огромной, в 1,5 тысячи квадратных километров, слабоизученной Нойбинской площади Енисейского кряжа до подсчёта запасов выявленного месторождения «Золотое», защиты их в Территориальной комиссии по запасам и постановки на баланс заказчика-недропользователя (ООО «Соврудник»). В 80-90-е годы здесь уже работали геологи, выявили золоторудную минерализацию, но финансовые проблемы «эпохи безвременья» не позволили дать ей должную оценку. Мы, хоть и не являемся первооткрывателями, но превратили «потенциально золотоносную» площадь в конкретное экономически обоснованное месторождение. Положили в копилку государства и недропользователя свою долю золотого запаса.
Ну, а возвращаясь к вашему вопросу, могу сказать: поскольку у меня на счету есть изданные листы Госгеолкарты и месторождение с защищёнными запасами, я могу считать себя состоявшимся геологом.
— Раньше геологи выполняли государственный заказ. А кто финансирует отрасль сегодня?
— Центр выполняет широкий спектр работ — от прогнозных построений на большие территории до разведки конкретного месторождения. В сферу нашей деятельности не входят разве что геолого-съёмочные работы, поскольку это довольно специфический вид работ, требующий особенной подготовки и квалификации. И заказчиками выступают разные структуры.
Частично это государство в виде федерального заказа: мы выполняли поисковые работы на золото в Восточном Саяне и на марганец на Енисейском кряже. Но в последние годы маятник сильно сместился в сторону предприятий-недропользователей, инвестирующих в геологоразведку собственные или заёмные средства. Причём это не только прямые поисковые работы или оценка известных месторождений — всё чаще нас привлекают к прогнозным исследованиям на ранних стадиях, на площадях неясной перспективности, когда нужно как раз и наметить эти самые перспективы, определить участки для поисковых работ.
К примеру, работая по договору с ЗАО «Полюс», мы создали комплект прогнозно-металлогенических карт Енисейского кряжа с выделением наиболее перспективных площадей для получения на них лицензий и вовлечения в сферу их геологического изучения и отработки. Такие объекты – безусловный коммерческий риск: недропользователи вкладываются в исследование новых, слабоизученных площадей, не имея каких-либо гарантий «отбить» эти средства. Но иного выхода нет: на сегодняшний день практически все золоторудные объекты, найденные в советское время, находятся в распределённом фонде недр, то есть «расписаны» между золотодобывающими компаниями. Хочешь, не хочешь, а приходится рисковать.
— А если ваши прогнозы не оправдаются?
— Тогда с нами просто никто не будет сотрудничать. Хотя бывает: все признаки налицо — должно быть месторождение, начинаем копать — пусто! А потому что природа в своих проявлениях более многогранна, чем мы можем предположить: ей тесно в рамках математических алгоритмов. Есть, правда, один чёткий «ориентир»: где наши деды с лопатой прошли и что-то нашли — там и мы находим.
— Как повлияла частная форма собственности в системе недропользования на эффективность геологоразведочных работ?
— В теории взаимный интерес геологов и недропользователей очевиден: запасы не бесконечны, а без геологических исследований нечего и думать о наращивании ресурсного потенциала. Но на деле часто всё по-другому: приходится искать недропользователя и чуть ли не красноречием коммивояжера — оч-чень интересное предложение и только для тебя! — обращать на себя внимание. Разговариваем на местах с директорами, главными геологами — это вполне адекватные люди, которые понимают проблему. Однако все вопросы решает Москва.
У нас в крае по пальцам можно пересчитать добывающие предприятия, хозяева которых «местные». В подавляющих случаях хозяева находятся в столице. Это молодые юристы, банкиры, дельцы. Их больше интересует тема валютных и фондовых бирж: где подешевле купить, куда подороже продать. Начинается разговор «за геологию» — глаза мороженные. «Я дам тебе миллион долларов, ты завтра пять принесёшь?» — «Нет». Разговор окончен.
— Но ведь и государство заинтересовано в объёмах добычи, а значит, должно всячески поддерживать геологическую отрасль, как-то стимулировать…
— В советское время была программа: покрыть всю территорию страны «200-тысячной» геологической съёмкой. В западной части страны это в целом удалось, но Север, Дальний Восток, Сибирь так и остались большими «белыми пятнами». То есть значительная часть территории России не имеет даже стандартной геологической основы, на которой должны базироваться все дальнейшие работы — только «миллионная» съёмка, определяющая самые общие закономерности строения! И никаких особых изменений ситуации к лучшему, увы, не наблюдается: геолого-съёмочные работы, производство которых возможно только за государственные деньги, финансируются крайне вяло.
По поисковым работам картина та же. Каждый год от красноярских геологических организаций, в том числе и от ЦГИ «Прогноз», в наше территориальное управление по недропользованию поступает масса предложений о проведении геологических исследований. Верстается программа работ, которая проходит многоступенчатую процедуру согласований, одобрений, утверждений. Часть объектов отсеивается, но даже из одобренного на всех уровнях, вплоть до министерства природных ресурсов, списка финансируются 1-2 объекта, и то в урезанном виде. Так что никакой государственной программы развития нет. Сколько на этот год выделено из бюджета, столько и будет потрачено на геологию. А должно быть наоборот — сколько надо на развитие геологии, столько и будет выделено из бюджета.
Ещё одна большая «государственная» проблема — закрытость информации. Существуют специальные фонды, куда с дореволюционных времён стекались все геологические отчёты.
Однако воспользоваться этой информацией сегодня не так-то просто. Во-первых, она платная и весьма дорогая, что сразу отпугивает значительный круг заинтересованных лиц, ограниченных в средствах (научные, бюджетные организации, малые предприятия и др.). Но этого мало — на многие материалы надо получать разрешение, и не на местах, а в самой Москве, да ещё обосновать, что тебе эти материалы действительно нужны. По здравому размышлению, эту фондовую информацию не прятать надо, а сделать её общедоступной, вплоть до того, что выложить в Интернете! Ведь для того, чтобы недропользователь заинтересовался какой-нибудь перспективной площадью и купил у государства лицензию на неё, он должен иметь информацию – что, собственно, на этой площади есть, какие работы были проведены раньше, какие перспективы. А информация — за семью замками… Государство само себе перекрывает возможности развития — ну разве не парадокс?
Так что на сегодняшний день, как я уже сказал, мы предпочитаем работать не с объектами федерального заказа, а с недропользователями. Им деваться некуда, почти все известные месторождения находятся в отработке, а что добывать завтра? Перспективно мыслящие недропользователи идут на коммерческий риск, берут слабоизученные площади, ищут надёжных партнёров среди геологических организаций и вкладывают деньги в поисково-разведочные работы. Правда, Северу и здесь не повезло: каждый недропользователь хочет найти объект как можно ближе к инфраструктуре своих предприятий, которые базируются всё же в более южных районах.
— То есть на сегодняшний день экономических предпосылок для добычной экспансии на Север нет?
— Василий Фёдорович Проскурнин составил в прошлом году карту золотоносности Таймыра, посчитал его ресурсный потенциал — это порядка двух тысяч тонн золота. Но, я думаю, реальный ресурсный потенциал выше, потому что он оперировал имеющимися, более-менее достоверными данными, а есть площади, о которых вообще никаких сведений нет. По своему строению и территории Таймыр очень близок Енисейскому кряжу (междуречье Ангары и Подкаменной Тунгуски), который является одним из лидеров золотодобычи в России. Добавьте сюда свинец, цинк, платиноиды, нефть и газ, уголь. У северных территорий края потенциал и будущее, безусловно, есть. И экономическая экспансия на Север сегодня вполне возможна. Но при одном условии: вот здесь государство должно помочь недропользователям, взять затраты на себя. Хотя бы по таким высоколиквидным полезным ископаемым, как алмазы, золото, платиноиды и ряд других. И это должны быть не случайные порции денег, выдаваемые по принципу «шаг вперёд и два назад», а цельная, внятная государственная программа развития Севера. Мы, во-первых, добывающая страна — весь бюджет «висит» на добыче нефти и газа, а во-вторых, северная страна. Еще Ломоносов говорил: «Богатство России будет прирастать Сибирью», а Сибирь — это на 60% Север. А у нас спустя триста лет на этих территориях тишь да гладь, да большие перспективы…
Одним словом, если Россия не собирается обогнать Японию в производстве аудио- и видеоаппаратуры, а немцам утереть нос в автомобилестроении, то у нас нет иного выхода, как развивать добычную промышленность, а с ней и геологию. И в основном, конечно, за счёт отдалённых и слабо изученных территорий. Не возьмёмся за них мы, возьмутся китайцы. Они уже давно согласны.
Любовь Габербуш