Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
декабрь / 2018 г.

«Нельзя бесконечно использовать природу»

Насколько серьёзной является проблема изменения климата и какова в этом роль человека? Как за последние 50 лет изменились сибирские зимы и что будет с нашим лесом? Почему климатологам важно работать вместе с экономистами, а чиновникам — прислушиваться к результатам их исследований? Об этом мы поговорили с Надеждой Михайловной ЧЕБАКОВОЙ, доктором биологических наук, климатологом, старшим научным сотрудником Института леса им. В.И. Сукачёва.

— Надежда Михайловна, вы — один из самых цитируемых учёных нашего города. Как так получилось?

СПРАВКА

У Надежды Михайловны Чебаковой — 160 научных публикаций в рецензируемых научных международных и отечественных журналах, в главах монографий (шесть — в издательстве «Шпрингер»), в материалах конференций. База данных Web of Science проиндексировала 49 статей с её авторством, которые были процитированы 1850 раз; индекс Хирша — 22. Статья «Climate-induced boreal forest change: Predictions versus current observation» была опубликована в журнале Global and Planetary Change в 2007 году и вошла в список 50 наиболее цитируемых публикаций в этом журнале (более 300 цитирований). С 2016 года Чебакова входит в редколлегию высокорейтингового (первый квартиль Q1, импакт-фактор 4.5) международного журнала Environmental Research Letters.

Насколько серьёзной является проблема изменения климата и какова в этом роль человека? Как за последние 50 лет изменились сибирские зимы и что будет с нашим лесом? Почему климатологам важно работать вместе с экономистами, а чиновникам — прислушиваться к результатам их исследований? Об этом мы поговорили с Надеждой Михайловной ЧЕБАКОВОЙ, доктором биологических наук, климатологом, старшим научным сотрудником Института леса им. В.И. Сукачёва.

— Надежда Михайловна, вы — один из самых цитируемых учёных нашего города. Как так получилось?

— В следующем году будет 30 лет, как я участвую в международных научных проектах. Моя первая статья в журнале, регистрируемом Web of Science, вышла в 1993 году, 25 лет назад. Международное сотрудничество помогло мне понять, как писать статьи. Я думаю, что за 25 лет у меня накопилось много опыта, который реализовался в хорошее цитирование. А тому, что я была готова к международному сотрудничеству, способствовало моё базовое образование — школа, университет и страсть к английскому языку.

Я окончила с медалью среднюю школу с математическим уклоном в Нижнем Новгороде. Моя учительница по математике ждала, что я буду поступать на мехмат в наш Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, но я уехала в Москву — на географический факультет МГУ, там есть отделение, где готовят океанологов, гидрологов, климатологов. Туда был большой конкурс, 12 человек на место. Я прошла, потому что умела решать математические задачки. Географию учила уже в университете, мне было всё интересно, мы ездили на дальние практики, на Кавказ, например.

По окончании университета мне предложили аспирантуру в Красноярске. Опять интересно! Мы там, в Европе, думаем: ну, Сибирь — это вообще! Медведи по улицам ходят, и всё такое. Я приехала сюда в 1972 году и осталась. Понравилась местная природа. Свою первую диссертацию я делала в горах Западного Саяна.

Моё образование и хороший английский язык пригодились в 1990-х годах, когда страна открылась. Директором Института леса им. В.И. Сукачёва тогда был академик Александр Сергеевич ИСАЕВ, мы его потеряли совсем недавно. Благодаря ему я поехала в летнюю школу Международного института прикладного системного анализа в Австрии, куда приезжали молодые учёные, которые уже написали диссертацию или ещё только готовили её. Там мне предложили двухлетний контракт в биосферном проекте.

Я работала в Австрии два года, немного работала как приглашённый ученый в Голландии, Норвегии, Америке, куда стала ездить каждый год в период январь-март — писать научные статьи. Так у меня завязалось много хороших научных контактов. В России денег на науку тогда не было, а пробиться в западные научные журналы было очень сложно, мне, конечно, помогали. Теперь уже в более чем половине статей я пишу первым автором.

— Как вы заинтересовались темой изменения климата?

— В Австрии я попала в проект «Динамика биосферы», а динамику определяло как раз изменение климата. В проекте я занималась биоклиматологией и моделированием влияния климата на растительность, на её распределение, продуктивность и т.д.

В Главной геофизической обсерватории в Ленинграде работал всемирно известный климатолог Михаил Иванович БУДЫКО, он сделал схематическую модель зависимости распределения растительности от климата, и я использовала эту модель, чтобы спрогнозировать динамику глобальной растительности в зависимости от изменений климата по различным климатическим моделям и сценариям. Первая моя публикация называлась «Глобальная модель растительности на основе подходов Будыко». Мы опубликовали эту статью в 1993 году, её цитируют и 25 лет спустя.

— Что значит «климатические модели и сценарии»?

— В мире есть десятки центров (у нас в России — это Институт вычислительного моделирования РАН), которые разрабатывают модели циркуляции атмосферы и океана. Эти модели используются для прогнозирования климата в будущем. Все вопросы, связанные с изменениями климата, включая их последствия для нашей планеты, анализируются в крупных, обобщающих докладах Межправительственной группы экспертов по изменениям климата, МГЭИК (Intergovernmental Panel on Climate Change, или сокращенно IPCC). Эти доклады начали публиковаться ещё в 90-е годы, и каждые 5 лет выходит новый выпуск, в котором обобщаются результаты, полученные за последние 4-5 лет.

Уже вернувшись в Красноярск, наша небольшая группа из двух человек (я и коллега Елена ПАРФЁНОВА) и наш американский коллега Боб МОНСЕРУД из Службы леса США, с которым мы начали работать в Австрии, стали продолжать наши исследования. Мы переключились с глобальной растительности на сибирские леса. Моделировали влияние изменения климата на сибирские леса по различным сценариям.

Мы начинали с нескольких моделей, трёх-четырёх, сейчас уже задействуем 20 моделей для расчёта и получения средних показателей, потому что модели очень разные. Есть, скажем, экстремальные прогнозы: всё, конец света — аридизация, ведущая к опустыниванию. А есть очень умеренные сценарии: почти ничего не изменится.

Мы прогнозируем разные вещи: влияние изменения климата на растительность и структуру и продуктивность сибирских лесов, сельское хозяйство, исследуем вспышки размножения насекомых, болезни растений Сибири и т.д. Недавно я ездила в Австрию, в свой родной институт, где представила стендовый доклад большого коллектива учёных нашего Института леса про изменения, которые могут произойти в сибирских лесах к концу века.

— Насколько серьёзной является проблема изменения климата?

— Когда я приехала сюда в 1972 году, зима была сумасшедшая, а сейчас у меня нет зимнего пальто, оно мне не нужно. Человек, который прожил эти пятьдесят лет здесь, в Красноярске, безусловно, может оценить эти изменения по самоощущениям. Возьмём, например, осень этого года — она была тёплая и длинная. Если у нас в середине октября раньше выпадал снег, и это была климатическая норма, то сейчас снежный покров только-только установился в ноябре, а температура была меньше десяти градусов.

Когда я была студенткой, на курсе климатологии нам говорили, что повышение средней температуры даже на полградуса — это очень много, а если она повышается на градус, то это катастрофа. Сейчас мы, делая оценки температур для средней Сибири в пределах Красноярского края, видим, что в некоторых районах средние температуры января поднялись на 2-4 градуса всего за 50 лет, это очень много.

Изменения особенно касаются зимних температур на северных широтах, где отмечается смягчение суровых зим. Для Средней Сибири –300С — это нормально; –400С не так часто, но бывает. А –450С уже практически не бывает. Всё это очень серьёзно, на мой взгляд.

— А юга это касается?

— На юге — хоть в Африке, хоть в Хакасии — катастрофа другого плана. Давайте возьмём Тыву, куда мы с коллегой, экологом лесных пожаров Амбер СОЙЯ из NАSА (на фото рядом с Н. Чебаковой — ред.), ездили в экспедицию. Местные лесники рассказали нам об участившихся пожарах и о том, что всё время подсаживают новые деревца, в основном сосну, потому что это пожароустойчивый вид дерева: толстая кора, защитные механизмы. Но сосна не успевает вырасти и противостоять пожарам. На юге межпожарный интервал сократился. То есть об изменениях можно судить уже по последствиям.

Полевые работы в черневых кедрово-пихтовых лесах Западного Саяна, наиболее продуктивных и богатых по биоразнообразию. При потеплении климата по жесткому сценарию (повышение средней температуры 5-6 градусов) в целом площадь лесов в Сибири может сократиться, но площадь черневых лесов увеличится (на фото Н. Чебакова — вторая справа).

Полевые работы в черневых кедрово-пихтовых лесах Западного Саяна, наиболее продуктивных и богатых по биоразнообразию. При потеплении климата по жесткому сценарию (повышение средней температуры 5-6 градусов) в целом площадь лесов в Сибири может сократиться, но площадь черневых лесов увеличится (на фото Н. Чебакова — вторая справа).

— Почему происходят эти изменения климата?

— Механизм один. У вас сад или огород есть? А теплицы? Вы догадываетесь, для чего они нужны?

— Чтобы огурцы и помидоры быстрее созревали.

— Правильно, чтобы период созревания растений был длиннее. Как это работает? Когда вы выходите из теплицы, у вас другие ощущения. Плёнка в теплице не пропускает длинноволновое излучение, которое отвечает за повышение температуры. Также работает слой СО2, который накопился в атмосфере в результате деятельности человека — он не пропускает длинноволновое излучение. Коротковолновое излучение от Солнца к Земле проходит беспрепятственно через атмосферу, а назад длинноволновое излучение от нагретой земной поверхности не проходит через молекулы СО2 и водяного пара, задерживается и накапливается. Слой повышенной температуры окутывает Землю. Это принцип теплицы.

— Какая роль человека в таких изменениях?

— Прямая. У нас горят леса, мы жжём ископаемое топливо — нефть, уголь, газ, бензин, на котором ездят машины. Много-много факторов. Климатолог Михаил Будыко поднял этот вопрос ещё в 60-х годах, он предупреждал, к чему приведёт антропогенная деятельность человека. Тогда это казалось не очень актуальным, а потом… Технический прогресс идёт в геометрической прогрессии, и его темпы всё увеличиваются. А люди не хотят вкладывать деньги в то, чтобы затормозить этот процесс. Например, использовать не ископаемое топливо, а альтернативную энергию — солнечную, ветряную, водяную. Придумывать что-то нужно. Это ведь так просто — достал нефть из земли, и вот они, деньги, на столе. Нельзя бесконечно использовать природу. Она ответит так, что мало не покажется. Надо думать о будущем.

— Некоторые учёные отрицают изменения климата.

— Да, они говорят про циклические изменения, которые вызваны астрономическими причинами. Над проблемой изменения климата работают тысячи учёных по всему миру, и 96% из них считают, что с бОльшей долей вероятности причина изменений климата — антропогенная. Конечно, 4% не соглашаются, и это нормально в науке.

Да, циклы могут совпадать, что приводит к повышению температуры, но здесь не рассматривается факт быстрого увеличения концентрации углекислого газа в атмосфере. Раньше этот фактор не учитывали, потому что его в атмосфере 0,03%. Казалось бы, ну что там. Но оказалось, что добавь чуть-чуть концентрации тепличных газов, и это будет главным фактором катастрофических изменений.

— Несколько лет я слежу за проектом фотографа Влада СОХИНА «Тёплые воды», для которого он ездит по всему миру и снимает эффект глобального потепления. Например, остров-посёлок Кивалина на Аляске, который через несколько лет исчезнет с лица земли, или Камчатку. Поразительно, насколько визуально видны эти изменения.

— Посмотрите, что творится на северо-востоке Африки из-за сухости климата. А где-то — наводнения, а где-то всё горит, как в Калифорнии. Причина — изменения климата. И вы никогда не узнаете, где ударит в следующий раз.

Сейчас президент Трамп отозвал подпись США под Парижским соглашением (соглашение в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата. — А.С.); мне кажется, это очень недальновидно. Нельзя жить сегодняшним днём. Я работаю и общаюсь с друзьями из Америки, и они тоже расстроены этим решением: у них сокращаются программы по изучению изменений климата, потому что их президент считает, что это не так важно, важнее снизить или повысить налоги, а климат подождёт. Прежде чем делать такие выводы, хорошо бы консультироваться с профессионалами.

В той же Америке люди не знают, куда деться от катастроф, особенно от пожаров и наводнений, если вы находитесь в эпицентре событий. Я получила письмо от приятельницы, и она говорит, что в Калифорнии пожар за секунды слизывает дома. Ветер, погода сухая. В Хакасии были страшные пожары несколько лет назад. Люди на дачах прятались в своих подвалах и задыхались там от угарного газа. Это ужасно. Считаю, нам всем важно задуматься.

— Если говорить о лесе, то в этом году, когда я ходила в Ергаки, меня удивило, что многих болот нет, они высохли, хотя раньше к некоторым озёрам сложно было пройти, не вымочив ноги по щиколотку.

— В своё время я еле проходила там по болоту. Безусловно, всё меняется. Вообще, это удивительно, потому что там высокогорье, подгольцовый пояс, близко граница леса. Возможно, лето было сухим, поэтому вода ушла из этих мест. Но это не значит, что в следующем году, если будет много осадков, болота не пополнятся. За изменениями надо наблюдать.

Я не готова сказать, что болот в Ергаках больше не будет, возможно, в этом случае есть некоторая цикличность. Но экстремальные события случаются чаще и чаще, потому что происходит перестройка климатической системы.

Если говорить о лесе… Есть и некоторые плюсы от потепления климата, например, в перспективе могут прекратиться вспышки такой болезни, как шютте обыкновенное, которая поражает сосну и кедр. По самому жёсткому сценарию изменения климата, когда будет очень жарко, ареал шютте сдвинется на север, а сосна в эти места не придёт, так как её не пустит вечная мерзлота. Болезнь будет пульсировать, но вспышек не будет. Такой вариант.

Или сибирский шелкопряд. Он настолько адаптирован к суровому сибирскому климату, что оттепели весной или осенью в перспективе могут его погубить. Шелкопряд зимой уходит в спячку, но из-за неустойчивых температур и дождей весной и осенью гусеницы шелкопряда будут просто вымокать.

— Анастасия КНОРРЕ, заместитель директора «Столбов» по научной работе, считает, что такой короед, как полиграф уссурийский с Дальнего Востока, который сейчас активно поедает наши пихты, чувствует себя хорошо в наших тёплых и малоснежных зимах.

— Это важное наблюдение и деталь. Происходят изменения всей природной обстановки. Сюда в Сибирь приходят теплолюбивые виды растений и насекомых, на Дальний Восток с тёплыми течениями приплывают акулы. Это тоже характерная черта изменений климата. Ровно так же — с человеческими болезнями. Мы не приспособлены к новым болезням, которые приходят. Как бороться с ними?

Мы прогнозируем, что южные границы леса будут сдвигаться к северу из-за более частых пожаров. Что делать с площадями, которые будут освобождаться? Сажать новые леса или сельскохозяйственные культуры. Как это сделать — нужно исследовать и просчитать экономически. Сейчас мы с коллегами-экономистами из Института географии им. В.Б. Сочавы СО РАН разработали такой исследовательский проект; если нас поддержат, мы сделаем это исследование.

Самое интересное: как будет человеку в нашем регионе? Сейчас мы прогнозируем, что мигранты из тёплых регионов могут сюда приехать и работать. Они уже не будут так страдать из-за сурового климата и могут здесь задержаться. Мы изучаем фундаментальные вопросы, а управленцам, которые принимают политические и экономические решения, следует учитывать научные прогнозы о том, чего ожидать в будущем. Приглашать ли нам сюда мигрантов? Может, своими силами обойдёмся? Куда вкладывать инвестиции?

— Управленцы прислушиваются к голосу учёных? Ведь изменения климата напрямую влияют на экономику.

— Хороший вопрос. Мы с экономистами пока не работали. Приведу в пример Канаду. Как я сказала, можно сажать лес там, где его уничтожил пожар. Но какой лес? Если посадить такой же, неустойчивый к изменениям климата, это будет выбрасыванием денег на ветер, а вот если посадить другие климатипы… Что такое климатипы? Есть ареал вида, скажем, сосны. Это самый широкий ареал на Земле, например, в Евразии сосна начинается со Скандинавии и кончается в Монголии. Климат в этих местах — небо и земля: там — морской, здесь — континентальный, очень суровый. То есть ареал сосны подразделяется на климатипы. И вот в Канаде уже стали использовать для возобновления утраченного леса климатипы, которые будут соответствовать будущему климату, например в 2050-е годы. Так можно поддержать лесные ресурсы. Такую работу мы делали с нашим американским коллегой Джерри РЕЙФЕЛДОМ из Лесной службы США, и это сейчас очень востребовано.

А недавно мы отправили на рассмотрение проект, касающийся именно экономических последствий изменений климата, которые мы оцениваем для Азиатской России — Иркутская область, Красноярский край.

Но у нас в России… Мы избалованы ресурсами, у нас так много всего, в том числе леса. И лес никто не считает. Конечно, всё зависит от решений, которые принимает власть, но те, кто задумываются о будущем, да и о нашем настоящем, должны понимать, что всю практику надо строить на фундаментальных исследованиях.

Да, хотела бы отметить такой парадокс: на ближайшей сессии Президиума СО РАН, посвящённой лесным ресурсам Сибирского федерального округа, нет ни одного доклада по научным прогнозам будущего лесов Сибири.

— В условиях глобальных изменений какая ответственность лично у каждого из нас может быть? Что нужно делать, а чего не нужно делать?

— Эти вопросы в цивилизованных странах решают, насколько я знаю. В Европе есть День Земли, когда везде отключают свет; есть дни, когда люди не ездят на машинах, а ездят на автобусах и велосипедах. В США, если ты едешь в машине один, ты платишь за это больше (везде установлены видеорегистраторы), а если ты везёшь с собой больше людей, ехать будет дешевле.

Я считаю, что вся беда — в недостатке образования. Я живу в Академгородке. Моя весна начинается с того, что, гуляя с собакой, я собираю в лесу мусор: пакеты, пластик, бутылки. И если вижу, что люди сидят и жгут костёр на прошлогодней траве, я говорю: здесь нельзя разводить огонь, это же зелёная зона. Но жители ближайших домов то и дело тушат пожары в лесу. Да, я провожу воспитательные беседы, но какой у них результат? Иногда вижу, что люди действительно уберут за собой, но это бывает нечасто.

Борюсь и с теми, кто вырывает последние «башмачки» — сибирские орхидные. Говорю: что вы делаете, они же никогда не возобновятся. Мне отвечают: «А ты откуда знаешь?». Это воинствующее хамство, полное наплевательство. Поэтому я надеюсь только на экологическое образование.

Всё зависит от того, насколько мы проникнемся идеями сохранения природы. Уже сейчас нужно думать о том, что останется после тебя, каким будет мир, и стараться ему как-то помочь.

Анна СОБОЛЬ