От метафизики к практическим исследованиям

— Что для вас наука? Способ мыслить, философия, творчество?

— Наука со школьных лет была для меня большой мечтой. Я родом из очень маленького городка, где, конечно, никаких научных организаций не было, но рядом был Свердловск (сейчас — Екатеринбург) с могущественным и прекрасным университетом. Как только ты туда попадал, ощущал себя в неком священном месте, где занимаются невероятно благородным и прекрасным делом. Ощущение сакральности происходящего для меня навсегда связано с Уральским государственным университетом им. А.М. Горького, который сейчас — часть Уральского федерального университета.

Когда я немного обжилась в вузовской среде, поняла, что наука — это не только нечто небесное, священное, но и совершенно конкретный труд с конкретными технологиями и методиками. Тогда совершился мой переход от чистой философии к собственно научным исследованиям, потому что если философия — это, прежде всего, метафизика и язык метафизики, где очень важно продемонстрировать логику и интеллектуальные движения, то собственно наука — это сумма доказательств того, что твой научный результат получен с помощью верно избранных методик. Это с одной стороны.

С другой стороны, наука — это невидимый колледж или республика учёных, и очень важно определить своё место: с кем ты, кто твои единомышленники, чьим последователем ты являешься, какие задачи ты можешь ставить своим ученикам, какие инструменты им давать? Наука — это профессиональное сообщество с невидимыми границами. Это не территориальные границы и не границы университета, это люди, которые движутся вместе к определённой цели, и существует целая группа мероприятий, обозначающих это академическое сообщество: конференции, семинары, круглые столы, издания, публикации, ссылки и так далее.

— Расскажите о вашем коллективе, как вы его оцениваете и какими исследованиями он занимается?

— Мы сосредоточены на этнологии (исследовании этнокультурных групп), культурной антропологии и социальной антропологии Красноярского края. Постепенно наши исследования стали регионоведческими, они посвящены Центральной Сибири, Красноярскому краю, широкому спектру этнических феноменов, включая коренные народы, миграцию, художественные практики, музейную деятельность, творчество современных и традиционных красноярских художников, скульпторов, архитекторов.

Я полагаю, что наш коллектив — один из самых сильных, может быть, в России. В основном это молодые люди, но дело даже не в возрасте, а в мироощущении. Нам удалось сделать самое главное — обучить молодых исследователей тому, что означает заниматься наукой. А это означает выбрать и обосновать применение научного метода, выбрать конкретную научную методику, применить её к фрагменту познаваемой реальности и выдать результат в той форме, в какой он может обсуждаться академической средой.

Это было сложно сделать, потому что изначально гуманитарии склонны к неким декларациям, манифестациям, эмоциональным высказываниям, оценочным суждениям. У молодых много в рассуждениях субъективного, ничем не подкреплённого, пафосного, я бы даже сказала. Это была задача — внушить молодым учёным, что самое главное — доказать истинность полученного результата. Наука — это доказанный результат. Сегодня наши диссертации, научные публикации, выступления на конференциях по такому ключу и собираются. Мы показываем методики, результат и готовы вступить в дискуссию.

— Какой результат коллектива кажется вам наиболее качественным и содержательно важным?

— В 2010 году мы начали полевые исследования на северных территориях Красноярского края в местах компактного проживания коренных малочисленных народов (прим. ред. — далее сокращенно КМНС). Сегодня мы исследовали все восемь этнокультурных групп КМНС нашего края. Главное то, что основа — это полевые исследования. Мы подготовили неплохих полевиков, это Ксения РЕЗНИКОВА, Александра СИТНИКОВА, Юлия ЗАМАРАЕВА, Мария КОЛЕСНИК, Наталья ЛЕЩИНСКАЯ, Екатерина СЕРТАКОВА, Наталья ПИМЕНОВА, Анастасия КИСТОВА, директор «Площади Мира» Мария БУКОВА, Владимир ЛУЗАН, директор Красноярского художественного музея им. В.И. Сурикова. В исследованиях принимали участие и наши студенты, магистранты, аспиранты, целый пул.

Нам удалось преодолеть известный барьер: трансформировать кабинетных учёных в полевиков — это международный стандарт, этнические исследования обязательно должны сопровождаться полевыми. Выводы, которые делают учёные, должны быть обоснованы фактами из среды, где проживают этносы и где они осуществляют свою деятельность.

В течение восьми лет у нас ежегодно проходят 2-3 экспедиции. Точки на карте такие: посёлки Сурда, Байкит, Носок, Караул, Хатанга, Пасечное, где проживают чулымцы, Туруханск, деревня Фарково, где проживают селькупы, Дудинка сама по себе как некий центр, где многое аккумулируется. Пожалуй, кроме нганасанских поселений (это Волочанка и Усть-Авам) наши полевики побывали везде. Накоплен огромный материал. В этом году мы ездили в Байкит, где работали с детьми, которые проживают в интернате, это эвенки, кеты.

— В этом году вы ездили и к энцам.

— Да, была невероятно интересная и сложная поездка в Потапово, это место компактного проживания энцев — маленького народа, который есть только в Красноярском крае. И сегодня наш самый интересный проект — юридическое закрепление энецкой письменности. В этом деле есть энтузиасты, они проживают на Таймыре; наше дело — аккумулировать усилия лингвистов, культурологов, общественников, органов местного самоуправления. Мы подготовили документы к заседанию комитета по созданию и закреплению энецкой письменности, и надеемся, что в России появится новая, 201-я азбука, 201-й алфавит, а одна из последних в мире бесписьменных культур — энецкая — получит юридически закреплённую письменность. Это очень интересный проект. Но у нас каждый год интересные проекты.

— Кто их поддерживает финансово?

— Краевой фонд науки, Российский фонд фундаментальных исследований. Отрадно, что в этом году нас поддержал бизнес — «Востсибнефтегаз», это дочерняя компания «Роснефти», которая финансировала одно из наши последних книжных изданий, сайт по возрождению эвенкийского языка и полевые исследования в Байките. Мы надеемся на продолжение сотрудничества с ними. Ещё один интересный партнёр — Проектный офис развития Арктики, или «ПОРА», они сделали сайт энцы.рф, там — часть наших материалов.

— Наверное, только малая часть материалов?

— За девять лет мы накопили огромное количество аудио-, фото-, видеозаписей. Мы публикуем, может быть, одну пятидесятую нашего архива, потому что у нас есть научная лаборатория и всего одна маленькая ставочка для работы в ней. Все наши исследователи преподают, наукой они занимаются тогда, когда не находятся в аудитории со студентами. Конечно, хотелось бы, чтобы в будущем у нас появилось обособленное научное подразделение, потому что полевого и иного материала у нашей команды много, и он представляет глобальный интерес. Это наше уникальное предложение, которое хорошо представлено в международной среде, и, конечно, хотелось бы, чтобы у наших молодых учёных было больше времени для того, чтобы эти результаты показать.

— Язык в качестве объекта исследования выбран, потому что это самый сильный маркер этнической идентичности?

— Это когда-то был самый сильный маркер. Сегодня есть интересные примеры. Например, сойты — народ, который свой язык потерял, но у которого сильное этническое самосознание. Постепенно на первое место выходит даже не язык, а этническое самосознание и экономические преференции, которыми государство поддерживает малочисленные народы. Именно это позволило стабилизировать этнокультурные группы КМНС.

— На что может опираться этническое самосознание? Не только ведь на экономические преференции.

— Преференции были бы ничем без исторической культурной памяти, которую народы в себе несут. Сегодня возникла курьёзная ситуация (это феномен последнего времени, он зафиксирован нашими коллегами из Великобритании, Германии, Канады, США, мы тоже подтверждаем его): культурная историческая память народов опирается на исследования учёных, которые проводились в 20-30-40-е годы и вплоть до 70-х годов ХХ века. Мы можем увидеть, что интеллигенция коренных народов чтит советских учёных и опирается на их исследования, школам присваивают их имена, например советского лингвиста Глафиры ВАСИЛЕВИЧ. Постоянно републикуют их исследования, активно черпают оттуда информацию, чтобы представить её как информацию об истории своего народа.

— Статьи вашей научной школы, что достаточно редко для отечественных гуманитариев, публикуются в международных журналах. Почему это важно?

— Требование иметь международную презентацию результатов своих научных исследований для гуманитариев возникло позже, чем для представителей естествознания и математики. Например, к 1991 году существовало огромное количество журналов по математике, физике, химии, биологии, которые в 1991 году, когда создавалась информационная база Scopus, почти все туда вошли.

Гуманитарных журналов в постсоветское время осталось немного: «Вопросы философии», «Вопросы истории», «Вопросы психологии» и ряд других. Их тоже высоко оценили в мире, и практически все академические гуманитарные журналы вошли в эти базы, но их было мало, может быть, 5%. Но задача войти в мировую науку перед гуманитариями не стояла. Она появилась, когда российские университеты начали ярко презентовать себя в мире. Я очень сожалею, что первые наши публикации — это 2014 год, мы могли бы начать на десять лет раньше. Но тем не менее мы сегодня опережаем многие научные коллективы, наша кафедра неплохо смотрится внутри России, внутри публикаций Scopus и Web of Science.

Мы подбирали журналы, с одной стороны, которые представлены в базах Scopus, с другой стороны, ориентированные на российских учёных и, наконец, занимающиеся схожей проблематикой — этническими, коренными исследованиями. Большое внимание мы уделили знаменитому издательству Springer Science. Мы всегда радуемся, когда получаем положительное заключение именно от него.

— Сложно опубликовать статью в иностранном издании?

— Организация зарубежной публикации — это целое дело. Много публикаций отсеивается сразу. Если журналы берут вашу статью в рецензирование, и вы получаете большущую развёрнутую рецензию с огромным количеством замечаний, это прекрасно: с вами вступили в диалог, вам делают конкретные профессиональные замечания, вашу статью отправляют в пространство, где ваша проблема интересна большому кругу читателей. И вам даётся время (довольно много — 4-6 месяцев), чтобы вы учли все замечания рецензентов. На этом этапе важно проявить большое уважение к рецензенту, соблюсти научную вежливость, поблагодарить и дать чёткий ответ.

Мы с течением времени разработали форму в виде таблицы, где пишем замечания рецензента, наше отношение к ним (как правило, уважительное) и указываем, как на конкретных страницах фрагменты статьи учитывают замечание. После такого доработанного вида статья ещё раз отправляется рецензентам, редактору и публикуется.

Российская наука должна быть представлена в глобальном сообществе, и когда у нас это получается, мы очень радуемся, тем более что СФУ сегодня эту работа неплохо стимулирует.

— Поменялась роль гуманитарных наук в мире за то время, что вы в науке?

— Этот вопрос связан с моей жизнью, с самосознанием себя в академической среде. Здесь надо сказать о тех изменениях, которые произошли в России и в мире. В Советском Союзе был интересный феномен, когда идеологические конструкты получали статус наук, более того — настаивалось на том, что та или иная идеология обязательно научная. И хотя внутреннее её существование было исключительно декларативным, я бы даже сказала эпигонским, нас учили, что это и есть наука.

Когда в 90-е годы эта форма науки подверглась жесточайшей критике, первая реакция была такая: возможно, где-то там далеко, на Западе, всё по-другому, там есть наука, свободная от идеологических зашоренностей. В это время многие коллеги, и я в том числе, занимались освоением западного способа философствования. Мы изучили огромное количество концепций, теорий. Потом пришло осознание, что есть разные форматы академических действий, есть философия, но постепенно она утрачивает свои позиции, она критикуется как метафизика.

Сегодня основной пафос гуманитарных и социальных наук связан с тем, что наука должна, как говорил Макс ВЕБЕР, расколдовывать мир. Каждый новый шаг гуманитарных и социальных наук постепенно расколдовывает очередной фрагмент реальности, показывает закономерности, причины, следствия и взаимодействия разных переменных. В конце мы всегда видим исток, причину и можем сделать какой-то прогноз.

Россия — это огромный простор, огромная страна, очень сложное общество, потрясающие культурные взаимодействия, и это всё до сих пор научно не до конца прозрачно. Я думаю, что переворот в гуманитарных и социальных исследованиях совершился. Праксис научный нам чрезвычайно симпатичен, и, как правило, наши исследования заканчиваются рекомендациями, указаниями, научным моделированием, которые позволяют что-то спрогнозировать. По крайней мере, мы к этому стремимся. Это была и моя собственная эволюция от метафизики, которая дала очень много, к практическим исследованиям, которые завершаются каким-то маленьким улучшением, пониманием, академическим результатом и одновременно научной моделью.

— Вы редактируете «Журнал СФУ. Гуманитарные науки». Сложно его делать?

— Журнал существует 11 лет. Он был создан не случайно. Решение быть или не быть гуманитарному журналу в СФУ было принято ректором академиком Евгением ВАГАНОВЫМ, главным редактором научного журнала СФУ Михаилом ГЛАДЫШЕВЫМ и тогдашним проректором Владимиром КОЛМАКОВЫМ.

Появление журнала было результатом дискуссии. Действительно ли в СФУ есть академический потенциал, который позволит этому журналу занять достойное место? Это не было что-то само собой разумеющееся, ведь в состав СФУ вошли на три четверти технические вузы, да и в КГУ гуманитарные науки только формировались. Мы были первопроходцы. Само появление журнала — результат размышлений, эксперимента.

Нам поставили сложную задачу, и под неё были аккумулированы невероятные ресурсы. Имеет ли СФУ лингвистов такого уровня, которые могут презентовать научные исследования на международном научном языке? Оказалось, имеет. Ещё нужно было быстро сориентироваться и всё время быстро существовать в зоне положительного решения ВАК, чтобы могли продвигаться наши аспиранты, докторанты, потому что ВАК выдвинул определённое требование. И это тоже была дискуссия. Однажды нам пришлось принимать жёсткое решение, когда у нас развивалось 10 научных направлений, а за журналом федеральным законом было велено оставить только три. Мы просили дать нам время и шанс, чтобы, когда мы перейдём на следующую ступень, это ограничение было снято. Потому что когда журнал в Scopus, то ограничения по наукам нет, а когда только в перечне ВАК, мы можем лишь три направления презентовать для аспирантов и докторантов.

Далее — выбор статей. Ежегодно больше 1000 статей проходит через редакционную коллегию, и нам надо выбирать направления, качество и авторов. Мы получили три развёрнутых и внимательных рецензии Scopus, каждый раз эксперты анализировали наш журнал за несколько лет, они делали нам серьёзные, жёсткие замечания, и три раза мы изменялись, это тоже было очень непросто. Я считаю, что в 2006-2007-х годах, когда формировалась программа развития СФУ, и в этой программе была прописана стратегическая задача — ввести одну или несколько серий журналов в международные издательские базы, гуманитарные науки рассматривали в самую последнюю очередь. А мы вошли в базы. Это потребовало трижды перестройки всей редакционной деятельности.

На самом деле всё только начинается. Войти-то мы вошли, теперь важно удержаться. Журнал — очень большая часть моей жизни. Я бы сказала, что это бОльшая часть моих суток. В каждом моём дне этот журнал занимает своё место.

—В моём списке вопросов изначально был и такой: как вы всё успеваете?

— В своё время боги меня поцеловали в темечко, и я встретилась с тем, для чего я была рождена, узнала его и смогла выполнить завет Карла МАРКСА, а точнее, ГЕГЕЛЯ о ликвидации отчуждения труда. Для меня нет деления на труд и отдых. Для меня очень странно, когда люди говорят, что у них выходной или нерабочее время. Это означает, что когда люди трудятся, им трудно. Мне чисто физически бывает надо отдохнуть, но никак не перестать чем-то заниматься.

Второе — это, конечно, команда. Нет, это первое. Мы подготовили одних из лучших учёных в России. Молодые, энергичные, эти люди кроме интеллектуальной перспективы должны ещё иметь перспективу социальную.

— Какие серьёзные задачи и вызовы вы себе ставите на ближайшее время?

— Следующий шаг — закрепление позиций и институализация тех процессов, которые сегодня развиваются достаточно стихийно. Хотелось бы, чтобы у нас развивалась научная лаборатория. В Красноярске почти нет гуманитарных научных институций, только лаборатория археологии под руководством ДРОЗДОВА, так что и городу это нужно.

Нам крайне интересна издательская деятельность. Была концепция, что для научного издания важно не только содержание, но и форма, и мы каждое наше издание рассматриваем ещё и с точки зрения формата, серийности, эстетики.

Хотелось бы не потерять искусствоведческую линию исследований. Хотелось бы, чтобы наши молодые учёные получили высокий социальный статус, который помог бы им стабилизироваться.

Хотелось бы, чтобы наши исследования служили основой для тех важных политических, экономических и социальных решений, которые сегодня принимаются в Красноярском крае.

Анна СОБОЛЬ