Они прикасаются к мозгу

К счастью для нас, ныне живущих, в медицине каждые десять лет происходят почти революционные изменения, позволяющие делать то, что ещё вчера казалось фантастикой. И нейрохирургия здесь в первых рядах. В этом может убедиться каждый, кто волею судьбы окажется в отделении нейрохирургии Красноярской краевой клинической больницы. (Хотя лучше, конечно, туда не попадать, а ограничиться прочтением этой статьи, чего автор всем и желает.)

Хирурги — люди исключительно интересные, правда, очень занятые. Стороннему наблюдателю совершенно невозможно понять, как они умудряются всё успевать — многочасовые операции, дежурства, дистанционные консультации, выезды к тяжёлым больным в другие больницы, а то и вылеты. А ещё надо помочь больным подняться на ноги. Больные — народ пугливый. С родственниками и друзьями делать первые шаги после операции на позвоночник они зачастую побаиваются и упорно ждут своего хирурга, справедливо полагая, что он-то знает, что и как надо.

И он, конечно, знает. А нам бы хотелось знать, кто они и какие — нейрохирурги. Только найти время для вопросов при их занятости совсем непросто. Вот и разговор с руководителем отделения начался со слов: «У меня есть только 10 минут. Успеем?».

Ну, если времени так мало, то начнём без лишних вступлений. Итак, Юрий Яковлевич ПЕСТРЯКОВ, врач-нейрохирург высшей категории, заведующий нейрохирургическим отделением краевой клинической больницы:

— Нейрохирургия в нашей больнице сегодня на самом высоком уровне. Вся аппаратура, которая есть в нейрохирургических отделениях клиник Европы и Соединённых Штатов, есть и у нас. Операции выполняем тоже на мировом уровне. И дело не только в оборудовании. Специалисты у нас просто первоклассные. От самых опытных до только начинающих. А это очень важно для слаженной работы коллектива: старшее поколение обладает огромным опытом и всегда может вовремя подсказать молодым. Ну а молодые рвутся в бой — осваивать новые технологии. Так что планов у нас много.

Единственная сложность состоит в том, что нейрохирургия — это очень ресурсоёмкая специальность, требующая немалых финансовых вложений. Если государство нас ими обеспечит, то мы не подведём. С освоением новых технологий проблем не будет. Здесь надо сказать, что у нас вообще проблем нет, а есть только рабочие моменты, которые нами успешно решаются. Решаются во многом потому, что мы находим понимание и у руководства больницы, и у нашего краевого министерства.

Через наше отделение проходит до двух тысяч человек в год. Это пациенты с сосудистыми патологиями, с дегенеративными заболеваниями, травмами позвоночника и головного мозга. Мы оказываем весь спектр нейрохирургической помощи. С недавнего времени у нас осуществляется дистанционное консультирование коллег из районных больниц края. Теперь есть возможность проведения полноценных онлайн-консультаций, когда хирурги в реальном времени видят и пациента, и лечащего его врача. Как прежде работает и служба санитарной авиации. Доктора по нескольку раз в день консультируют и почти каждый день летают.

На этом отпущенные десять минут истекли, и Юрий Яковлевич стремительно удалился. На остальные вопросы отвечали его коллеги, врачи высшей категории — доктор медицинских наук, профессор Павел Геннадьевич ШНЯКИН и Андрей Владимирович ДУНАЙЦЕВ. И вот первый, вполне традиционный вопрос:

— Скажите, какой путь надо пройти, чтобы стать нейрохирургом?

П.Г. Шнякин: Долгий. Сначала надо отучиться шесть лет, потом два года ординатуры по общей хирургии, а потом ещё два года уже по нейрохирургии. Но и через десять лет придётся походить в ассистентах. К большим серьёзным операциям сразу не допустят. Так что путь долгий. Но у кардиохирургов, кстати, он ещё дольше. Дело в том, что у нас большой спектр вмешательств — начиная от черепно-мозговой травмы и кончая хирургией аневризмы. Понятно, что травму уже ординаторы могут оперировать. Могут что-то и при остеохондрозе позвоночника... И так понемногу подходят к сложным операциям. Вообще, работы хватает всем. В нашем крае только инсультов в год случается до одиннадцати тысяч. Только через нашу клинику по этому поводу проходит 900 человек. А ещё нейрохирургия есть в БСМП, в Норильске, в Железногорске, в Ачинске.

— Сколько же нейрохирург как врач работает в полную силу, если он почти до четвёртого десятка в мальчиках ходит?

П.Г.: У нас есть нейрохирурги, которым около семидесяти, и они в строю. Конечно, если многочасовые операции, то это для них сложно. Но какие-то операции можно выполнять и сидя. А это проще.

Вообще, если доктора сами не болеют, то работают до семидесяти.

— А как вы оба решили стать хирургами?

А.В. Дунайцев: Я совершенно случайно. До девятого класса и не думал. Но моему школьному другу (он сейчас хирург в 20-й больнице) сделали операцию. Тогда он и загорелся стать хирургом. И весь выпускной год потихоньку направлял меня в сторону Красноярского медицинского института (мы жили в Назарове). А я, вообще-то, на архитектуру планировал поступать. У меня объёмные изображения всегда хорошо в голове получались. Кстати, мне и сейчас это помогает. С теми же сосудами, например.

П.Г.: А я в этом отделении на третьем курсе санитарил. До этого у меня совершенно другое было представление о нейрохирургии. Как красиво! Как романтично! Пришёл работать санитаром и увидел совершенно другое. Увидел и рутинную работу, и тяжёлых пациентов, которые, к сожалению, не всегда выздоравливают. Профессор Михаил Григорьевич ДРАЛЮК всегда говорит, что нейрохирургия — это грустная специальность. Слишком много неизлечимых патологий. И травмы случаются тяжёлые. Морально бывает очень тяжело. Так что есть этот неприятный эмоциональный момент.

Например, хирургия аневризм. Это очень напряжённая ситуация. Аневризма всегда может порваться во время операции, когда до неё только добираешься. И это ещё ничего, когда уже рядом. А если нет? При разрыве всё сразу крайне усложняется. Это можно назвать боевым крещением для тех, кто только начинает оперировать аневризму. Если справился с ситуацией, то ты настоящий нейрохирург. А вообще, надо сказать, что аневризмы все разные, и от них всё что угодно можно ожидать. Так что всякий раз ждёшь разрыва, сколько бы ни оперировал.

— Кошмары потом ночью не снятся?

П.Г.: Бывает. После сложной операции и вечером дома о ней думаешь, и ночью вспоминаешь.

— Нам, далёким от медицины людям,трудно себе это даже представить: вот вы вскрываете череп и видите святая святых — мозг человека. Что в этот момент испытываете?

А.В.: Мы видим это изо дня в день. Отношение совершенно спокойное. Другое дело эмоции после операции. Здесь соглашусь с коллегой. При каких-то нестандартных ситуациях всегда переживаешь, обдумываешь. Но всё зависит от результата. Недавно на дежурстве шесть часов оперировал разорвавшуюся аневризму. Закончил только к часу ночи. Конечно, физически был совершенно измучен. Но операция прошла успешно — аневризму нашёл, заклипировал. И результат после операции был хороший. А когда заканчиваешь на хороших эмоциях, усталости не чувствуешь. Удалось! А бывает и операция небольшая, минут на 40-50, но всё идёт не так, как надо. Или видишь, что мало чем можешь помочь. Особенно, когда травмы не совместимы с жизнью. Вроде ты сделал всё, что только можно было сделать, но знаешь, что мозг нежизнеспособен и человек погибнет. Психологически это очень тяжело, хотя физически и не устал.

— Да, работа тяжёлая. Думаю, она требует хорошей физической формы. А вообще, что можно и чего нельзя хирургу? Есть ли какие-то ограничения? И ещё: когда наблюдаешь за жизнью отделения изнутри, то кажется, что вы все прямо здесь и живёте, что это и есть ваш настоящий дом.

А.В.: Можно и так сказать. Но это воспринимается как должное. Ведь ты к этому шёл, к этому стремился. А что касается ограничений, то их, можно сказать, нет. Конечно, руки бережёшь. Лишний раз с машиной возиться не станешь. Ну и разных слесарных работ лучше избегать. Любая микротравма может изменить ощущения во время операции. Хотя у всех по-разному. А если говорить о физической форме, о занятиях спортом, то есть хирурги, которые совсем с ним не дружат. Но есть и вполне спортивные. Для меня, например, заняться спортом после операции — это разгрузка. Я даже состою капитаном волейбольной команды нашей больницы. Мы и в соревнованиях участвуем.

Конечно, надо быть в форме. Тем более что у нас в правилах хорошего тона самим перекладывать пациента с операционного стола. Да и кто это будет делать? А пациенты бывают и по 200 кг. Так что проблемы с позвоночниками и у нас случаются. Никаких приспособлений на этот случай нет. Всё как сто лет назад.

П.Г.: Зато основное оборудование просто первоклассное. Здесь надо сказать, что нам в последние десять лет повезло с федеральными программами. Благодаря им оснастили всю Россию. Эндоскопы, микроскопы, навигация… А сейчас пошла новая волна модернизации. Красноярск, конечно, тоже задействован. В нашу больницу, например, со следующего года будут поступать новые микроскопы. Это будет серьёзное импортное оборудование, аналогов которому в России пока нет.

— Оборудование сложное, без подготовки на нём работать нельзя...

А.В.: Конечно, высокотехнологичное оборудование требует специальной подготовки. Если раньше специализации были широкого профиля, то сейчас нейрохирург, как правило, специализируется на чём-то конкретном. Например, кто-то больше занимается вертебрологией, т.е. хирургией позвоночника, а кто-то сосудами. Это как раз мы с Павлом Геннадьевичем. А кто-то периферией занимается — нервы шьёт. Но все без исключения владеют часто встречаемыми патологиями. А раньше узкой специализации не было. Доктора старой школы, которым по шестьдесят, делают всё.

— Вы сказали, что специализируетесь на сосудах. Расскажите немного об аневризмах. Как понять, что она есть? Что может насторожить?

А.В.: К сожалению, всё это совершенно бессимптомно. Это как бомба замедленного действия. Что здесь можно сказать? Если мучают головные боли, то это уже показание для МРТ. Если при исследовании обнаруживается аневризма, то многое зависит от её размера. До трёх миллиметров мы просто наблюдаем. А есть и такие, которые однозначно надо оперировать.

Если говорить о группах риска, то это люди с высоким давлением. Должны побеспокоиться и те, у кого поликистоз почек. Как это ни покажется странным, но здесь есть определённая связь. Таким больным надо обязательно обследовать и сосуды головы. Но чаще всего аневризмы всё же находят случайно. И здесь упреждающая операция всегда лучше, чем когда приходится исправлять ситуацию при уже лопнувшей аневризме. В этом случае высок риск тяжёлых осложнений.

— И как часто случаются эти разрывы?

А.В.: Главный нейрохирург России Владимир Викторович КРЫЛОВ привёл статистику разрывов аневризм на сто тысяч жителей. Если учесть, что нас в крае три миллиона, то можно ожидать 150 разрывов аневризм в год. Возможно, статистика будет со временем меняться, т.к. МРТ сосудов становится всё доступнее.

П.Г.: Уже сейчас, если сравнивать с тем, что было лет 10-15 назад, когда в основном были экстренные операции, плановых у нас стало больше. А плановые, как вы понимаете, это неразорвавшиеся аневризмы. Правда, аппаратура, способная обнаружить аневризму,пока есть только в областных и краевых центрах. К сожалению. И здесь повторю уже сказанное — если часто болит голова, то лучше сделать МРТ. Тем более что кроме аневризм есть ещё много других патологий, которые при оперировании на ранних стадиях дают очень хорошие результаты.

— Трудно согласиться на операцию по клипированию аневризмы, если она, как было сказано, совсем не беспокоит.

А.В.: Это так. Но мы сразу и не настаиваем, если большой угрозы нет. Наблюдаем. Операция — решение серьёзное и, к сожалению, предсказать результат на все сто процентов невозможно. Здесь следует отметить, что у нас клиника государственная, а потому соответствующие подходы. Мы, в частности, смотрим сопутствующие заболевания, замедляющие процесс восстановления. Здесь всё очень индивидуально. В коммерческих клиниках, конечно, иной подход. Там расширенные показания. Например, предлагают оперировать даже незначительные грыжи позвоночника, с которыми люди, хоть и с некоторым дискомфортом, но спокойно могут жить. Или тот же остеохондроз. Жизни он не угрожает, и по возможности надо пытаться лечить его консервативно. И только если при активном лечении нет стойкого результата и МРТ показывает отсутствие позитивных изменений, можно склониться в пользу оперативного вмешательства.

— То есть надо бороться и держать ситуацию под контролем.

А.В.: Да. Но и тянуть до последнего не стоит.

— Вопрос Павлу Геннадьевичу как доктору медицинских наук: а как в отделении с наукой? Какие-то научные работы ведутся?

П.Г.: В первую очередь у нас ведётся лечебная работа. Но всё же наше отделение является одной из баз кафедры травматологии, ортопедии и нейрохирургии с курсом ПО (КрасГМУ). А потому часть докторов вовлечена в научную работу. И есть несколько кандидатов наук, которые защищались на нашей кафедре. Сейчас готовится к защите одна докторская и две кандидатские. И почти все нейрохирурги занимаются наукой на уровне анализа получаемых ими результатов. У нас есть требование — представлять всё это на конференциях. Когда мы отправляем докторов на конференции, то не только для того, чтобы они других послушали, но чтобы представили и разработки нашей клиники.

А ещё у нас есть совместные проекты с физиками. У них бывают интереснейшие идеи. Например, одна тема касается изменения кардиоритма при наших операциях. Получены интересные результаты. Конечно, фундаментального вклада мы в их работу не вносим. Как правило, физикам от нас нужна только информация. Своими непостижимыми для нас математическими моделями на основе этой информации они умудряются построить нечто. Удивительные получаются вещи. Мы их фиксируем, но объяснить пока не можем.

Надо сказать, что с каждым годом работать всё интереснее. Лет 20-30 назад ещё и не помышляли о тех операциях, которые выполняются сегодня. Многие зоны мозга казались совершенно недостижимыми. Не было систем навигации, систем мониторинга. И вот появились МРТ и КТ, и мы получили возможность лучше видеть мозг. Это всё очень интересно.

А.В.: Да, работать у нас интересно. К нам отовсюду приезжают люди, проходят конференции, проводятся мастер-классы. Так что есть возможность пообщаться с коллегами из других клиник. Появляются какие-то новые направления. Например, сейчас начала развиваться функциональная нейрохирургия. Вот уже электростимуляцией лечат хроническую боль в позвоночнике. В перспективе — лечение болезней, связанных с возрастом, например паркинсонизма. Лечение состоит во вживлении электродов в определённые зоны головного мозга. Несколько наших неврологов уже ездили на специализацию. А это значит, что пациенты, которые всю жизнь сидят на препаратах, могут получить возможность избавиться от них и жить полноценной жизнью.

— Впечатляет. Но вместе с тем мы всё чаще видим негативное отношение к медицине и докторам. Вас это не задевает?

П.Г.: Негативно отзываться о докторах стало, видимо, модно. СМИ совершенно не понимают, какой вред они наносят больным людям, вселяя в них недоверие. Понятно, обывателю интереснее почитать, что доктор что-то не так сделал. Если всё правильно сделал, то где здесь интрига, где острота… Конечно, мы не отрицаем, что в медицине, как в любой другой профессии, случаются ошибки. Да и люди в медицине, как и везде, разные. Так что обоснованные жалобы, конечно, есть, и они обязательно разбираются. Но много и необоснованных.

— К тому же, есть вещи возможные, а есть невозможные. И доктора не боги.

П.Г.: В любом случае мы стараемся сделать всё, что от нас зависит. Но об этом как-то не говорят. Это СМИ не интересно. Как-то я приглашал телевидение на очень важное мероприятие, и журналисты вроде согласились и даже уже выехали. Но не доехали. На какой-то стройке тогда упал башенный кран. Конечно, съёмочная группа повернула туда. Им нужен негатив, нужна эффектная, цепляющая зрителей картинка. В том числе умершие в приёмном покое пациенты, неправильно поставленные диагнозы… И в результате мы видим, что за последние лет десять отношение к врачам сильно изменилось. Старшее поколение ещё привыкло врачей уважать, а к молодым пациентам, бывает, на обходе подходишь, а они в свои телефоны играют.

Что ж, упрёк справедливый. Здесь доктора могли бы сами спросить: «Когда вам очень больно и страшно за свою жизнь, к кому вы обращаетесь за помощью?».Но этот вопрос они, конечно, задавать не стали. Да и ответ здесь очевиден.

Галина ДМИТРИЕВА