Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
февраль / 2020 г.

«Мы придумали историю о том, что Красноярск — это целый мир»

«ВЕЧЕРА на WHOtorе» — так называлось мероприятие, которое прошло недавно в одном из автосервисов Красноярска. Не удивляйтесь! Всё дело в том, что второй этаж этого большого угрюмого гаража на задворках Академгородка — это фактически красноярский центр современного искусства: там работают художники-концептуалисты.

18 января в этом странном и необыкновенном месте играли рок-музыканты, читали стихи поэты. Одним из участников был известный красноярский музыкант Владимир БУШ — лидер группы «Ху=Хи», рокер, художник и бывший работник телевидения. Бывший — потому что сегодня Буш практически не видит, по его словам, может различать лишь свет и тьму. Что не мешает этому позитивному человеку творить, выступать на сцене и быть коронным номером практически любой концертной программы. А песни и видеоклипы, которые Буш написал и снял ещё 30 лет назад, и сегодня находят своих поклонников и удивляют.

Мы условились говорить о нём самом, но Буш постоянно переходил на людей, с которыми работал, и как-то так получалось, что они у него крутые, образованные, величайшие. Что тоже, согласитесь, о многом говорит.

Поскольку общаться предстояло с музыкантом, к разговору был привлечён музыкальный критик Дмитрий НИКИТИНСКИЙ. Но в основном мы слушали и смотрели на Буша — в концертном золотом пиджаке, с троцкистской бородкой, отбивающего ладонью ритм на полированном столике.

— Когда ты впервые услышал рок?

— Как ни странно, в фильме «Афоня». В те годы из каждого приёмника, из каждого утюга неслось что-то вроде «Строим путь железный, а короче БАМ!» или «Любовь, комсомол и весна!». Ты только от одного радио отходил, к другому подходил — а там снова про это. И так надоедало! Потом вышел «Афоня». Фильм как фильм, ничего особенного, но там был фрагмент, когда Афоня приходит на танцы, где играет какая-то группа. Мы тогда не знали, кто это играет. Но были ошарашены.

— Это же группа «Машина времени» была?

— Да, «Солнечный остров» она тогда называлась. Мы потом только узнали, что это МАКАРЕВИЧ. И вот на фоне «Любви, комсомола…» и прочего возникает вдруг такой текст на русском. Мне было лет 14, у нас уже команда была, я там играл на барабанах. Вот эта песня и стала зацепкой.

— А где ваша команда играла?

— В школе.

— И что же вы играли, если до «Афони» ничего такого не слышали?

— Ну, «Битлз», ещё что-то подобное. Это всё условно было.

— То есть «Битлз» вы услышали до «Машины времени»?

— Естественно. А вот настоящую рок-поэзию на русском языке я впервые услышал у Макаревича. А так, конечно, какая-то музыка проскакивала — и «Голос Америки», и диски кто-то привозил. Тогда уже магнитофоны начали появляться. Но народ начинал с дисков. Например, была такая история: один деятель привёз диск Сьюзи КВАТРО (в то время она была крутой) и говорит нам: прокрутим только один раз, чтобы не запиливать диск. Принесли четыре или пять магнитофонов, последовательно их зацепили, и вот он ставит диск, протирает его, включает, настраивает индикаторы…

Записи доставались очень тяжело. Это сейчас можно скачать всё что угодно. Я преподавал в пионерлагере, и один парень другому говорит: я музыки накачал 10 гигабайт. Спрашиваю: кого именно накачал? «Да разное», — говорит. Офигеть! Мы-то каждого музыканта знали в лицо и поименно, каждую группу.

— Вроде фирменный диск тогда стоил чуть ли не ползарплаты?

— Полтос, а то и семьдесят. При том, что средняя зарплата была 120 рублей.

— Вы со своей командой пытались деньги зарабатывать?

— Ну, мы играли на танцах, ещё где-то… ДК «Химик», есть такой, вот там играл один из наших первых составов. Мы там и репетировали… Играли разные песни. Тогда такое выражение было — «петь на говяжьем языке». Это когда знаешь несколько строчек на английском, а остальные так — придумываешь. (Поёт: «Is there anybody going to listen to my story и чего-то там»… — Е.Н.).

— Власти вас не гоняли?

— Нет. Спокойно смотрели. Гонения начались, когда какая-то свобода попёрла и попёр рок совковый. Когда пошли такие команды, как «Аквариум», «Машина времени», «Воскресение». Записи доставались на бобинах, неподписанные. Записи приходили, они нравились, а информации о них не было.

— Информацию совсем негде было брать?

— Переписывали что-то друг у друга, брали с дисков. С диска снимали всё, что там было, — переписывали, переводили.

Потом уже Александр ШУБ — был такой деятель, он собрал красноярскую группу «Амальгама» — начал сочинять тексты, темы. Я там барабанил. Потом у них другой барабанщик появился, Слава САДЛИНСКИЙ — он сегодня приедет, — а я стал играть на перкуссии.

Много прошло музыкантов через группу «Амальгама», она довольно известная была.

Но вот один из самых сильных барабанщиков — это Слава. В этой группе был Петя ШНАЙДЕР, который потом играл в «Яхонте». А сейчас он в Москве, играет в группе «Синяя птица» и является её арт-директором. Буквально в том году они приезжали сюда и в Институте искусств делали концерт.

А с «Амальгамой» получилось вот что. Александр Шуб в какой-то момент уехал в Данию — это было в начале 90-х, и группа фактически перестала существовать. Пару лет назад планировали собрать «Амальгаму» и поиграть. Шуб хотел собрать в Москве, но я ему сказал: Саня, там дорого будет, репетиционные точки и всякие дела. Лучше здесь. Жить есть где, репетиции бесплатно, пресса худо-бедно своя, Игорь ЮСЬМА, владелец «Афонтово», — тоже музыкант, он бы предоставил зал. Я себе это представлял так: музыканты собираются, репетируют пару недель, поднимают весь старый репертуар, потом делают концерт на базе «Афонтово», снимают всё это на видео, монтируют и делают телевизионную версию концерта для последующей раскрутки, но… В общем, не получилось.

— А когда ты собрал собственную группу?

— В 1990-м. Я собрал команду под названием «Ху=хи». Первый состав — это Олег КОРОБЕЙНИКОВ, я и Жора СЫСОЕВ, который, к сожалению, умер в 2018 году.

— Чем «Ху=хи» отличается от современных групп, как ты думаешь?

— Я слушаю современные команды, ну, там такие тексты — ни о чём! Казалось бы, сейчас тем для написания текстов ещё больше, чем в наши времена было, и тем не менее поют про какую-то любовь…

— Так, может, это не рок, это поп?

— Ну, они думают, что это рок… (присутствующие смеются — Е.Н.). Мы-то всё равно какие-то скандальные вещи делали, я понаписал песен… Например, вот эта: «Если ты меня не любишь, значит, дура ты!» и тому подобное. Это не то что бы песни протеста, но они хулиганские. Отчего во мне это проснулось? Оттого, что вся юность прошла в комсомольской теме. Достала эта комсомольская лирика!

— Сейчас какое-то травоядное мировоззрение у молодых.

— Сейчас свобода. С годами приходишь к выводу, что, когда есть пресс, тогда есть протест. А если пресса нет, не знают, про что петь. Им и так хорошо. Они думают, что если спеть про ж..у, ещё что-то там, то это круто.

— Это только в России так: чем больше жмут, тем лучше творчество.

— Да везде так!

— Ну, вот, Вудстокский фестиваль, кто их там особенно жал?

— Там хитрая штука. Их не давили, а дали свободу, чтобы они сами захлебнулись в своей наркоте.

— У тебя есть очень интересный клип «Майя» на тему Красноярска. Как он снимался?

— Песню и мелодию придумал я. А помог записать её Игорь НОР, потрясающий гитарист. Потому что я владею гитарой не так технично, как нужно было, а надо было сыграть тонко. Позвонил Игорю. Он сказал: «Приезжай». И мы буквально за час, с перекурами, записали. А потом был такой товарищ Тимур ХАРЛАМОВ, мой друг, это величайший был художник, мультипликатор. Очень образованный человек. Мне в жизни часто не хватало какого-то театрального, художественного образования, и если у меня были вопросы, Тимур мне всегда развёрнуто объяснял. И вот с Тимуром мы придумали такую тему — человек ходит по своему городу и видит какие-то вещи мировой культуры. Ведь очень много народу прожили жизнь, не выезжая из этого города, и видели красоты мира только на картинке. И мы придумали историю о том, что Красноярск — это целый мир.

Мы, в общем, обговорили сюжет, а потом уже он рисовал эти концептуальные картинки: когда в небо улетает часовня, когда в море уходит Коммунальный мост, потом вместо Ильича — истукан с острова Пасхи, многоэтажка превращается в сфинкса... Все эти концептуальные вещи придумал Тимур. А потом весь материал собрал и отмонтировал Саша АБРАМОВИЧ, тоже величайший телевизионный режиссёр, музыкант, поэт русского рока и создатель группы «Саламандра», сейчас он находится где-то между Иерусалимом и Варшавой. Занимается телевидением и делает очень качественные телевизионные продукты. Иногда мне что-то присылает.

— Когда я сегодня пересмотрела клип, вспомнился русский авангард — Татлин, Малевич, Кандинский.

— Я три года как Малевича даю. Когда первые картины рисовал, я что-то видел ещё, а вот последние — уже не видел, но тем не менее делал разметку на холсте. Мне помогали, а я просто говорил, что и как красить. Развиваю тему «Концепция телевидения», все эти полосатые картины. И самое забавное, что никто по этому полю не ходит. Я придумал такую вещь — взял квадрат Малевича, подснял его пропорции и сделал телевизионный вариант — полосатый и чёрный квадрат. Потом была большая серия полосатых картин под названием «ГЦП» — генератор цветных полос. Эта цветная тема в простонародье называется «перерыв».

— Что ты ещё и художник, не все знают.

— Я давно увлёкся этим делом. Просто сейчас уже никаких цветов не различаю, но тем не менее буквально неделю назад купил 12 небольших холстов, чтобы эту телевизионную концепцию сделать в маленьком формате. Когда я делал её в большом, холсты получались огромные и люди опасались брать такие домой, потому что они очень энергоёмкие. Даже на телевидение их не брали, вот я и заказал холсты 20 на 20 сантиметров. Концепция та же самая — «Полосатые квадраты». Буду рисовать.

— С детства рисуешь?

— Нет, начал я в 90-х годах. В то время я сильно устал от телевидения и занялся живописью. Многих художников до этого уже знал, а с Васей Слоновым вообще, кажется, всю жизнь знаком. Познакомился с Артуром АЛЕКСАНДРОВЫМ, у него была студия, и вот я к нему ездил в студию, делал подрамники, натягивал холст, грунтовал, рисовал, насколько денег хватало, потом кому-то раздавал, что-то продал. Я в то время работал на «Афонтово» и рисовал большие картины. Ну, и заявил о себе, что я такой весь крутой.

Потом, когда первый раз была организована передача «Утренний кофе с Афонтово», меня режиссёр канала Олег ЛУПИНИН попросил: «Нарисуй картину, чтобы был город, рассвет и небо». Я говорю: «Легко!». Сделал картину — синие, зелёные дома, солнце восходит. И отдал им, они её повесили в студию. Так на фоне этой картины шла утренняя программа, наверное, лет пять-десять.

— А к абстрактной живописи как ты пришёл?

— В 90-х был юбилей у телекомпании «Прима», пригласили Сергея КИМА, и он говорит мне: «Вова, у тебя есть картина с телевизионной тематикой?». — «Конечно, есть», — отвечаю. И рисую вот эту картину «Перерыв», такими сермяжными красками, толщина слоя краски с палец. Не жалел ни красок, ничего. И у меня её купили. Это было круто, я сразу поднялся в глазах художников! (смеётся). Это была первая обалденная продажа. Сергей Ким хотел, чтобы я вышел на сцену и подарил картину Наталье СЫСОЕВОЙ, директору «Примы». А праздник был в БКЗ, мы с Александром Абрамовичем выходим на сцену, я несу картину боком, не показывая залу, говорим какие-то слова, разворачиваем эту штуку, и зал грохнул от смеха. Все поняли, про что кино. Все же телевизионщики в зале сидели.

Если для обывателя это была просто настроечная таблица, для телевизионщика — это старт в эфире. Когда начинают монтировать какое-нибудь кино, клип, всё что угодно, сначала прописывают ГЦП — генератор цветных полос. С этого всё начинается.

— Кем ты хотел стать в детстве?

— Сложный вопрос. Я занимался музыкой, но вот мыслей о том, чтобы стать музыкантом — этого не было. Когда пришла пора, я начал трудовую деятельность на алюминиевом заводе под названием КрАЗ, в бригаде сварщиков. А перед этим был техникум, который я бросил, потому что нужны были деньги на барабаны. Потом армейские дела, потом снова учёба в металлургическом техникуме и постоянно какая-то музыкальная деятельность.

— То есть музыку поначалу рассматривал как хобби?

— Я никогда не рассматривал музыку как что-то, что будет меня кормить. Хотя в то время можно было зарабатывать в ресторанах. И очень большие деньги! Обычный человек в среднем получал 150-200 рублей в месяц, а музыканты зарабатывали до тыщи рубликов, это было очень круто. Но и спивались при этом многие. Я тоже подрабатывал в ресторанах, какие-то деньги были, но мне почему-то казалось это неправильным. Вот работать на заводе — это нормально. Сейчас думаю, что если бы я работал в ресторанах, не дожил бы и до сорока. Музыка и алкоголизм, они ведь рядом ходят.

— Один знакомый сказал, что из российских музыкантов, работающих в стиле Тома УЭЙТСА, Буш — один из лучших. Видимо, большое впечатление Том произвёл на тебя в своё время?

— Тома Уэйтса я услышал случайно. В те времена было модно кабельное телевидение, но мы часто не знали, кого слушаем. И вот я был в гостях, а там бац — начинается фильм «Биг тайм» с Томом Уэйтсом. Фильм конца 80-х, кажется. Очень древний. И я увидел этого музыканта и пришёл в восторг. От музыки такой, от такой подачи.

Я не знал, кто это такой, и начал искать информацию. И вот как-то общался с замечательным художником Максом ШАРАЕВЫМ, описал ему манеру игры и внешность этого музыканта. Макс говорит: да это мой любимый певец! И выясняется, что у Шараева имеются все альбомы Тома Уэйтса. И я окунулся во всё это и на пару лет попал под влияние Уэйтса по полной программе. А потом ещё начал тянуть музыкантов в эту сторону. Конкретно песня «Если ты меня не любишь, значит, дура ты, и всё!» написана под его влиянием. Потом «Шизофрения». Там такой затянутый рифф… (отбивает рукой ритм по столу и поёт — Е.Н.). Будто бы музыканты играют, а их кто-то тянет назад. От многих песен такое ощущение, как будто их на замедленке играют. Это очень непросто, на самом деле.

— Том Уэйтс говорил, что оркестр должен играть так, как будто он падает с лестницы.

— А падать можно по-разному. Тянуть так же сложно, как играть быстро музыкальную партию.

— Ты ведь и клипы снимал?

— Навскидку сейчас вспомню… «Чёрный ворон» для группы «Яхонт», «Дундари» для Андрея ИГОЛКИНА, потом для команды «Золотой корень». Конечно, и свои клипы есть.

— Они какую-то раскрутку получили за пределами края?

— «Майя» попала даже на MTV. «Чёрного ворона» тоже в Москве крутили. Нам с Абрамовичем даже заплатили какие-то деньги. «Чёрный ворон» в исполнении Сергея СЕЛИВАНОВА, бывшего солиста «Яхонта», считается лучшим исполнением этой песни в стране. А вообще, у нас, если хочешь раскручиваться, бери команду в кулак, вооружайся, изучай каратэ и езжай в Москву.

— Даже так?

— Да. Потому что просто песенки петь — такое не пройдёт. Надо биться за место на сцене и даже не стесняться кого-то оттолкнуть и двигаться дальше. Вот есть замечательная группа «Led Zeppelin», они такие лирики, так всё хорошо и замечательно, а какой продюсер у них был? Посмотрите сериал «Винил». Он был натуральным уголовником, это просто караул! То же самое «Битлз». Там продюсером был очень продвинутый, талантливый экспериментатор, который просто на ходу изобретал продюсирование и новые законы в этой профессии. Брайан ЭПШТЕЙН его звали. Конечно, «Битлз» — талантливая группа, но глядя на то, что он сделал, можно сказать, что он поднял бы и другую команду.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— У меня со зрением всё очень плохо, вот даже рук своих не вижу… Так вот на Тотмина есть центр социальной реабилитации, и туда я с гитарой прихожу, мы с инвалидами и пенсионерами поём песни.

— Ты там кто?

— Я там самый главный заводила.

Мы занимаемся тем, что берём песни из фильмов, разбираем гармонически — я разбираю — и потом играем их, поём, учим, выступаем. Я там работаю на полставки. Сейчас много дат подходит, освобождение Ленинграда, например. Мы готовили несколько военных песен, и я им предложил Гребенщикова «Поезд в огне». Это ведь абсолютно про это время. Они говорят — давай, классно!

Познакомился со слабовидящими из Екатеринбурга. Там есть организация «Белая трость», которую возглавляет Олег КОЛПАЩИКОВ. Они занимаются реабилитацией слабовидящих и организуют регаты на яхтах для инвалидов разных категорий; это и колясочники, и глухие, и слепые. Я тоже принимал участие. Написал для них песню под названием «Паруса духа» и «Вера». Записать «Веру» мне помогли два человека: Денис ИКОННИКОВ, очень крутой музыкант, прекрасный человек, и Игорь ГАВРИШИН, продюсер и талантливый музыкант.

— Да, именно через Дениса мы договаривались о встрече с тобой. Предполагали, вдруг ты откажешь из-за проблем со здоровьем, вдруг у тебя депрессия? А он такой: «Что?! Да Вова жизнерадостней всех нас в десять раз!»

— А что делать-то?! У меня единственная проблема — добраться куда-то. Но это тоже решаемо. Вот я, человек практически слепой, сегодня успешно доехал сюда на такси с водителем, который не знал дорогу. А этого места на картах нет! И ничего — доехали.

Елена НИКИТИНСКАЯ