Архитектура на передовой

Уже заявлено, что на территории городка возникнет некий культурно-исторический центр, концепция которого ещё разрабатывается, и что строительство там не будет хаотичным. Строительство? Какая же судьба ждёт военный городок завтра, когда отгремит праздничный салют? Не разделят ли здания городка участь тех, что уже пали в неравной борьбе? Сегодня время поговорить об этом. Поговорить и о тех, что пали, и о тех, которые ещё держится.

Нашим собеседником будет заместитель директора по экспозиционно-выставочной работе и маркетингу Красноярского краевого краеведческого музея Илья КУКЛИНСКИЙ. В неформальном сообществе борцов за сохранение архитектурного наследия Красноярска он состоит и по долгу службы, и по зову сердца. Какова же сегодня в Красноярске ситуация с памятниками?

— Очевидно, что сегодняшняя застройка города, часто варварская, вызывает раздражение уже у большинства жителей, — утверждает Илья. — И в центре, и на окраинах. И дело не только в нехватке инфраструктурных объектов. Сегодня люди понимают, что это ненормально, когда сносятся исторические памятники. Понимают, что в городе должен быть баланс исторического и современного. А застройщикам это не интересно. Я общался с некоторыми из них, когда надо было что-то сохранять в историческом центре, и убедился, что их не волнует, какие памятники стоят там, где они собираются строить. Застройщики видят только зарытые на этом участке деньги. Но люди-то понимают, что не должно такого быть, когда приходит какой-то дядя и застраивает всё высотками только потому, что ему это выгодно.

— Такие решения принимаются тихо. И как показывает практика, общественные слушания здесь не спасают. А у вас как людей более посвящённых есть возможности оперативно реагировать на приход такого «дяди»?

— Возможностей немного. Личное общение с единомышленниками, социальные сети... Понятно, что часто бывает поздно вмешиваться в ситуацию. Вообще противостоять этому сложно. Люди могут возмущаться, писать в службу охраны памятников, но им дадут формальную отписку, что всё продано бизнесу, а значит, ничего сделать нельзя. Реставрация стоит дорого, а потому легче вывести памятник из реестра и снести.

— Но и при таком раскладе что-то всё же удалось сохранить?

— К счастью, кое-что удалось. Например, признали памятником флигель Николая Николаевича ГАДАЛОВА на улице Парижской Коммуны напротив музея Сурикова. Это одноэтажное здание, которое относится к усадьбе и стоит рядом с объектом культурного наследия. Там ещё по соседству есть деревянный дом, связанный с именем ДУБРОВИНСКОГО, а потому находящийся в списке памятников с советских времён.

Если говорить о сохранении, то нельзя умолчать о так называемом историческом квартале на Горького. Он признан памятником как комплекс и будет сохранён. Вот только как это сохранение происходит? С моей точки зрения, оно совершенно не корректное. Дома просто разобрали под ноль, и большая часть брёвен признана не подлежащими сохранению. Сейчас дома заново собирают. Это будут такие «пряничные домики», как в известном квартале в Иркутске, который представляет собой совершеннейший новодел. Там, зайдя в дом, не можешь избавиться от ощущения, что посетил современный офис. Конечно, снаружи ставни и прочее, а заходишь — потолки по три метра. И даже в подвальном этаже. А они в старых домах обычно не высокие.

Я считаю, что если уж мы что-то сохраняем, то надо сохранять и ощущение пространства. Именно оно даёт возможность погрузиться в среду, совершить путешествие во времени. К счастью, благодаря нашему великому земляку такая возможность у нас есть. Усадьба Василия Ивановича СУРИКОВА сохранилась. Когда заходишь в дом, кажется, что ты провалился во времени. Вот там максимально попытались сохранить подлинность. Я вообще считаю, что в новоделе теряется сам смысл сохранения. Получается просто красивая пряничная оболочка.

— Сохранить не новодельно и при этом угодить публике – большое искусство.

— Не спорю. Конечно, это непросто. Но ведь есть примеры совмещения, вхождения современного в историческое. Мне, например, нравится восточное крыло здания Главного штаба на Дворцовой площади в Петербурге, которое сейчас относится к Эрмитажу. Там часть историческая кирпичная, а потом пошло остекление. И переход получился интересный. Это тоже попытка сохранить подлинность и в то же время сделать так, чтобы выглядело современно и соответствовало сегодняшним требованиям. А как у нас получится, пока не знаю. Это всё очень тонко.

Вообще, когда я стал в эту тему погружаться, то пришёл к выводу, что там, где есть ценные исторические здания, надо просто делать парки и скверы. Пусть это будут тихие зелёные зоны. Городу нужны такие островки в сегодняшней застройке, от которой мы все устали. Вот пусть памятники этими островками и будут. И они, на наше счастье, в Красноярске есть не только в историческом центре, но и там, где и зелёных зон нет, и с объектами культуры проблема.

Взять тот же военный городок в районе Краснодарской. Уникальный уголок, связанный с целым рядом событий начиная с Первой мировой войны. Часть зданий там пустует и разрушается, в некоторых живут. И, насколько я знаю, там нет построек, внесённых в список объектов культурного наследия. Хотя мы письма, конечно, писали.

Наша группа предлагала сделать там музей военной истории Сибири. В нём можно было бы о многом рассказать. Известно, что сибиряки и в Отечественной войне 1812 года участвовали. Уже не говорю о Великой Отечественной. (Красноярский край занимал первое место в Сибирском военном округе по мобилизации людских ресурсов.— прим.авт.) Кстати, по теме сохранения военного городка замечательный проект сделали студенты Сибирского федерального университета под руководством Дарьи БЕЛОВОЙ.

В каком состоянии сейчас этот вопрос — не знаю. Вроде бы обещали, что какой-то комплекс будет. Но по факту в прошлом году сгорел очередной дом. И рядом вовсю идёт строительство. А зона эта, повторю, уникальная, непростительно было бы городу её потерять. Тем более что эта часть Красноярска обделена достопримечательностями и просто зеленью. Можно сделать прекрасную рекреационную зону.

Многие, кто там живёт, это понимают. Например, мы брали интервью у Валерия ТЕРЁШКИНА. Он как раз живёт в городке и в своём доме всё сам восстановил. Конечно, он человек искусства и понимает ценность исторической застройки. А человек бизнеса? Зачем ему эти кирпичные двухэтажки?

— К сожалению, пока последнее слово остаётся за бизнесом. И что в результате мы имеем?

— А мы имеем снесённый дом урядника казачьей сотни ЕРМОЛАЕВА на улице Перенсона (напротив стадиона Локомотив) и снесённый дом учителя МАЦВЕЕВА по соседству. За дом урядника борьба шла долго. Нас и казачество поддержало. Они готовы были принять участие в судьбе дома, поддержав идею создания в нём музея казачества. Появление такого музея было бы оправдано. Город основали казаки, а ничего от них не сохранилось. Этот дом был последним.

К сожалению, мы проиграли. Памятниками эти дома не признали. Надо сказать, здесь получилась некрасивая история. Оба дома были включены в реестр как объекты, обладающие признаками культурного наследия. Но потом их из этого списка потихоньку убрали. А ведь там был целый квартал, была практически нетронутая историческая среда.

Кроме этих объектов были небольшие баталии по участку Вейнбаума — Маркса. Это Городская больница № 1: угловой корпус работы архитектора ФОЛЬБАУМА и дом МЯСНИКОВА. Это уникальнейшее здание середины XIX века. Одно из старейших в городе. Оба здания — объекты культурного наследия. Со стороны Маркса было ещё два кирпичных здания. Наши местные архитекторы сделали экспертизу и подтвердили их ценность, сказав, что их надо сохранить как входящие в комплекс Фольбаума. Но нынешний владелец этой территории заказал экспертизу в другом городе. Понятно, что специалист, получивший заказ, заявил, что сохранность у этих двух зданий плохая и в комплекс они не вписываются, плохо сочетаясь с теми, что признаны памятниками.

На этом основании был сделан вывод, что нет никакого смысла приводить в порядок весь существовавший на тот момент комплекс. А это значит, что «не вписывающиеся» здания надо снести. Служба охраны памятников с этим согласилась, а следом согласились и депутаты. Здания снесли. По закону всё правильно. Но все красноярские специалисты выступали за сохранение! Только их мнением пренебрегли. Кстати, собственник участка собрался строить там восьмиэтажный дом. Он, значит, не будет диссонировать с комплексом, как те два снесённых двухэтажных здания. Печально. После этого просто руки опускаются.

— А вот этого не надо. Противостоять таким подходам необходимо. И чем больше горожан будет включено в это противостояние, тем больше шансов сохранить то, что ещё не успели уничтожить. Ваша недавно изданная книга «Красноярский архитектор Леонид Чернышёв» тоже на это работает. Кстати, почему вы выбрали именно этого красноярского архитектора? Яркая личность? Много сохранилось материалов?

— И личность яркая, и материала много. Дело в том, что Леонид Александрович был не только автором проекта здания нашего музея, но имел с ним тесную связь. Начало этим отношениям положили ещё его родители. Отец, Александр Семёнович ЧЕРНЫШЁВ, в 1890 году передал в городской музей каменное долото с реки Сенжул, это приток Базаихи. Мать, Евдокия Васильевна, тоже передавала музею разные предметы. И сам Леонид Александрович не раз это делал. К тому же у него не было прямых наследников, и уже через четыре дня после кончины его имущество было описано и передано в музей. Сегодня из наследия Чернышёва у нас находится более пятисот единиц хранения.

Конечно, идея сделать книгу не возникла сама собой. Я больше десяти лет работаю в музее. Когда начал заниматься с фондами, мне стали попадаться материалы, связанные с Чернышёвым. Причём во многих обнаруживалась путаница. Кто сестра, кто дядя… Много материалов было не атрибутировано. Я стал во всё это вносить ясность, и постепенно начали вырисовываться разные темы.

Занимался и коллекцией картин архитектора. У Чернышёва была небольшая коллекция, в частности, имелись работы КАРАТАНОВА, ЧОРОС-ГУРКИНА.

Вообще, Леонид Александрович общался со многими художниками — дружил с КАРАТАНОВЫМ, был близко знаком с СУРИКОВЫМ. А ещё много фотографировал. К счастью, большая часть его снимков сохранилась. В идеале из них можно отдельный альбом сделать.

Чернышёв серьёзно увлекался фотографией. Когда только время на это находил. Он снимал близких, друзей, виды города, заповедник «Столбы». Конечно, снимал и свои постройки. Сохранились его снимки со строительства музея, зданий в посёлке стеклозавода и, конечно, со строительства собственного дома.

В книге есть уникальные материалы. Например, проекты для Западно-Сибирской сельско-хозяйственной выставки в г.Омске в 1911 году. Среди них и авторские эскизы, и фотографии уже реализованных проектов. Ни одно из этих зданий не сохранилось. Они были из дерева, и после выставки их разобрали.

Надо сказать, что эта книга — не первая попытка рассказать о Чернышёве. Александр Леопольдович ЯВОРСКИЙ, первый директор заповедника «Столбы», много лет являлся сотрудником музея, был знаком с Чернышёвым и в 50-е годы написал первую биографию архитектора. Она, к сожалению, при его жизни не была опубликована, но у нас сохранилась в виде машинописной копии. Она есть и в краевом архиве.

А наша книга «Красноярский архитектор Леонид Чернышёв» вышла благодаря программе «Книжное Красноярье». Купить её можно в нескольких магазинах и в самом издательстве «Поликор». Книга есть и в интернете. В частности, на сайте газеты «Наш Красноярский край» в разделе «Книжное Красноярье». Надо сказать, что интерес к книге большой. И у красноярцев, и у жителей других городов. И даже у иностранцев. Признаться, я этого не ожидал.

— Ваша книга стала победителем краевого конкурса «Книга года — 2019». Успех её очевиден. А это значит, что надо продолжать. Какие-то идеи уже есть?

— Обязательно. Готовим ещё одно издание, посвящённое не только архитектуре Красноярска, но и разным городским событиям. Вообще, музей старается раз в год выпускать по изданию. Делаем это когда на гранты, а иногда и на свои средства.

Есть идея издать каталог проектов Чернышёва, которые хранятся у нас и в Государственном архиве Красноярского края. Кстати, мне часто говорят, что надо бы и по СОКОЛОВСКОМУ, и по ДРИЖЕНКО что-то сделать. Но материалов по этим архитекторам, хотя они ушли из жизни значительно позже Чернышёва, сохранилось немного. Конечно, можно ещё в Российском историческом государственном архиве посмотреть. Но такого объёма, как по Чернышёву, уже не будет.

— Главное, что дома этих архитекторов до сих пор стоят и украшают наш город. А значит, есть о чём говорить. Кстати, имеются ведь и спорные объекты, которые неизвестно кому принадлежат. Работа над книгой о Чернышёве внесла в этот вопрос ясность?

— Например, дом на улице Парижской Коммуны, расположенный по соседству с недавно выявленным флигелем, о котором я говорил в начале.

В коллекции Чернышёва есть изумительного качества стеклянные негативы с этим домом, который в списке объектов культурного наследия проходит как дом САВВИНЫХ. Авторство приписывалось архитектору Соколовскому. А я нашёл сведения, что это особняк Николая Гадалова, да и по авторству здание спорное. Я утверждаю, что оно ближе Чернышёву, а не Соколовскому.

Есть ещё путаница с домом нотариуса ИЦИНА. Изначальный проект выполнил Чернышёв. В музее сохранились его акварели с двумя вариантами этого дома. А строительством занимался уже Соколовский. Возможно, он и внёс некоторые изменения в фасад. И это позволило ему внести этот объект в свой список проектов.

Надо заметить, что у Соколовского, Дриженко и Чернышёва были и совместные проекты. На крупном объекте они могли и вместе работать. Например, в некоторых документах указано, что над проектом работали инженер Дриженко и архитектор Чернышёв.

На самом деле неизвестного ещё много. Не исследованы московские архивы. И сделать предстоит многое. По тому же военному городку надо что-то решать.

Да, по военному городку надо срочно что-то решать. Иначе мы его потеряем. Потеряем, а потом будем годами эффектно лить слёзы и картинно сожалеть. Это у нас получается хорошо.