Независимые суждения, открытая позиция, образная речь, движение против течения. Таким мы знаем Олега ПАЩЕНКО — бессменного главного редактора краевой «Красноярской газеты», депутата Законодательного собрания четырёх созывов, члена Общественной палаты Красноярского края. В сентябре Олег Анатольевич отметил свои 75 лет, но наше интервью с ним — лишь отчасти юбилейное. Слово Пащенко, ёмкое и точное, служит своеобразным ориентиром красноярцам не одно десятилетие. И мы хотели этого диалога, хотя не во всём согласны с автором идейно.
Олег Пащенко в своём кабинете депутата Заксобрания с женой Галиной Алексеевной
— Олег Анатольевич, вы были старшим у пятерых своих братьев и сестёр. Это «старшинство» наложило на вас отпечаток?
— Старшинство моё чувствовали мои младшие братья и сёстры. На мне — лишь отпечаток этого. Что также значимо и важно. Я был промежутком от родителей к детям. Эта роль помогала мне в детстве, юности и зрелости, да помогает и сейчас. Почему? Подсознательно я будто отвечал и отвечаю за всех и за всё — в школе, техникуме, ракетных войсках, стройке, журналистике, университете, да и два десятилетия в депутатском составе города и края.
Вот жизненно точный эпизод. Дочура моя Вероника, будучи первоклассницей, гостила летом в Мурте у деда и бабушки. (Позже она закончит МГУ, Российскую академию народного хозяйства и государственной службы). Так вот, спрашивает она у бабы Шуры: «Пожалуйста, одним словом оцените каждого из своих детей». Мама моя, из фронтовиков, задумалась. А она у нас книгочейка, любила театры, оперы, художественные выставки, многое из Пушкина, Блока и Есенина наизусть в застольях произносила на радость гостям. Стала она Веронике отвечать о своих детях: раз, два, три, четыре и пять. О каждом — по одному слову. Доча маленькая надула губки: «А папа мой — кто?..». Позади стоял деда Толя, наклонился и шепнул ей на ушко улыбаясь. Тут и бабуля спохватилась и как отрезала: «Справедливость! Олег не только для себя и о себе, он и за других горой. Ясно?!». Этот эпизод дочь пересказала мне с гордостью за своих деда и бабу, а меня просто обняла, прижалась. Шёл 1981 год. Я тогда закончил в Иркутске университет, задружил с семьёй Астафьевых, выслал в Москву в издательство «Современник» первую повесть «Родичи», благословили её Астафьев, Распутин, Ганичев, Лихоносов, Ероховец… Но это — о другом.
— Когда вы вышли на публичную красноярскую арену, как и Роман Солнцев, вам пришлось не стихи читать, а говорить о судьбе страны. Причём уже тогда было ясно, что время потеряно, но не ввязаться в борьбу с заведомым проигрышем вы не могли. Почему?
— Вопрос по существу. Роман был старше меня на шесть лет. Имя его звучало в крае, в областных сибирских центрах, в столице нашей Родины. Он-то ранний поэт и любимец. Когда же меня принимали в Союз писателей (апрель 1984 г.), Роман высказал мне с симпатией, что у меня энергия и интеллект в потенциале, и будущее моё — в ярких и густых красках. Улыбнулся, смутился я. Но это его предвидение, конечно, меня воодушевило. Год-два я ещё осваивался в литературно-философских глубинах и высотах, одновременно перед людьми стоял на трибунах. А время поджимало. Горбачёвские приманки стали меня настораживать.
В вашем вопросе — болевое, значимое: говорить о судьбе страны И я заговорил в полный голос. Говорю, не стесняюсь. Мои выступления одних радовали, других огорчали, третьих заставляли задумываться. Романа Солнцева потянуло к либералам, мол, подальше от «коммуняк». Виктор Петрович Астафьев испугался, что новые власти меня — к стенке, а его с женой Марией Семёновной (раз уж мы дружим) — за решётку. Так боль о судьбе России проявлялась у всех в разных степенях, а кого-то боль и не трогала, а лишь радовала со стороны: наконец-то станем жить, как в США, Англии, Франции, Италии. Я негодовал, проклинал образованных проходимцев. Сам же ушёл на пару лет в кинодокументалистику с моими сценариями в фильмах «Русский узел» (1988 г.) и «Предчувствие» (1989 г.). Первый из них вызвал негодование в журнале «Советский экран», где была примитивная иллюстрация: наковальня, на ней компьютер махонький и два как бы придурка (я и режиссёр), один со щипцами, а второй молотом замахнулся. То дремучие и отсталые, мол, снимали и показывали с экрана. Сам фильм силён, можно и сегодня найти его в интернете.
Да, верно вы подметили, что не ввязываться в борьбу с заведомым проигрышем мы не могли. Кратко закончу свой ответ: девиз нашей «Красноярской газеты» — Народность. Государственность. Патриотизм. О патриотизме твердили мы из номера в номер. Нас высмеивали. На нас сыпались жалобы. И что? После разгона Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ в октябре 1993 года притихли вдруг демократы, да и скрытые сторонники Запада. И по радио, и на телеэкране вскоре зазвучало порою с гордостью: «Патриоты, патриотизм…». Так что ввязывались мы тогда в борьбу не зря.
— «Красноярскую газету» вы возглавили, когда вам было 45 лет. Это главное дело вашей жизни? Правда ли, что «Красноярскую газету» читали в Государственной Думе? Вы считаете своё издание скорее оппозиционным или народным?
— «Красноярскую газету» я учредил совместно с В.Г. Юрчиком (горком КПСС), зарегистрировали у Ю. Панфилова. Тот заметил, что в документах всех ранее рождённых газет в Красноярье начисто отсутствует кредо «патриотизм», мы пока — единственные. Было это 14 февраля 1991 года. Тут же среагировали и руководители крайкома КПСС Г.П. Казьмин, В.И. Замышляев и директор «Офсета» Юрий Кондрашин: «Записывайте и нас в учредители». До этого я в одиночку полгода маялся. Ходил по кабинетам, упрашивал, однажды пригласил с собой писателей А. Щербакова и Н. Волокитина (это было 7 декабря 1990 г.). Был уверен, что максимум три-четыре года будем выпускать рассудительные и гневные номера в этом безвременье, а после сметём буржуинов за пределы Родины. Оказалось, что уже и 30 лет прошло, а воз и ныне тут.
Конечно, «Красноярская газета» — это главное дело моей жизни. Она заявила о себе сразу громко. Через полгода после ГКЧП я стал приглашать в Красноярск (чтобы знакомить с газетой и брать интервью) крупных личностей — Алксниса, Лимонова, Жириновского, генерала Стерлигова, Проханова, Кургиняна, Горячеву…
В 1993 году прилетал Зюганов, дома у меня пообедали, потом в переполненном зале краевой библиотеки я со сцены вёл беседу красноярцев с Зюгановым. Помню, объявил минуту молчания в память о Ленине (было 21 января), держал людей стоя более минуты.
А номера газет с резкими и правдивыми материалами мы стали самолётами доставлять своим сторонникам в Госдуму. В октябрьские дни разгона парламента нашу газету на баррикадах читали участники того государственного обвала. Они после звонили нам в Красноярск, благодарили.
Что касается направления и наполненности газеты — она и народная, и оппозиционная. А главное — не принадлежность её к той или иной партии придаёт ей силы и мужества. Нет! Я по духу не партийный сторонник кого-то, а полный убеждениями государственник. Если кто из партии власти, например, по-человечески помогает какому-то совхозу или комбинату, больнице или школе, а те звонят в редакцию и просят похвалить, я всегда даю в газете корреспонденцию или письмо с мест. Доброе дело поощряется, неважно какой партии.
— У вас нет ощущения, что ваша повестка вытеснена с актуального медийного поля?
— Актуальное медийное поле — под жёстким присмотром властей в столице и на местах. А вообще сейчас печатная продукция не в моде. Не нарасхват газеты, и не заучивают фанатики наизусть передовые статьи, как раньше. Здесь уместно привести в пример эпизод тридцатилетней давности. В «молодёжке» у нас шло совещание сотрудников. Вдруг влетает в кабинет практикант: «Люди! Коллеги! Я сейчас бегу с вашего задания и ликую втайне. Я такой гнойничок нашёл — пальчики оближите!». Переполнены страницы газет были и остаются «гнойными» описаниями пожаров и свалок, убийств и насилий, утопленников и пропавших без вести… Люди жадно припадали к осквернённым текстам, созванивались. Порядочность (в те годы особенно) оставалась на последнем месте. Какие уж там очерки о передовиках производства, медицины, образования? Репортажи об открытиях в науке? Интервью с геологами? Эссе даровитых писателей? Исследования историков и краеведов? «Господи, кому и зачем?». А нужны-то доброхотам всего лишь «гнойники» да кроссворды и сканворды, анекдоты, фельетоны про чужаков, а вовсе не своих и т.д.
Что тут поделать? Звонят и упрекают, что слишком мы по-советски размышляем в статьях о прошлом, настоящем и будущем, негативно подаём политику властей. Обрушиваемся на тех, кто твердит, мол, надо по примеру Китая пенсии для всех пожилых вообще ликвидировать, пусть о дожитии стариков беспокоятся их дети. И т.д.
Вывод: выпрямимся. Голову выше. Дыхание глубже. И на радость детям и внучатам вернём лучшее из советского: мелодии и картины, романы и стихи, призывы и награды. Озаботимся прежде всего возрождением промышленности и села. Верить в лучшее — необходимо. Терпеть — тоже.
— У вас есть несколько программных произведений, в том числе статья «Всё покроется любовью», которую называют образцом гражданственности и совестливости. При этом в сети её найти не удалось. Не думали об издании своей публицистики к юбилею?
— Летом 1990 года на удивление наш «Красноярский рабочий», весьма осмотрительный, вдруг согласился напечатать мой крупный текст с подзаголовком «Из неоконченных заметок консерватора». Я устало и без нажима попросил не сокращать, не смягчать, не добавлять от моего имени. Утром звонок, я ещё спал.
Звонил секретарь крайкома КПСС Вениамин Сергеевич Соколов. Осторожно похвалил за статью. Предположил, сколько шума поднимется и кто именно его поднимет.
А я ему вдруг сказал о необходимости создать новую краевую газету, ибо все существующие проклинают советскую жизнь, Советы и т.д. Нужна хоть одна свежая газета, как бы от блока коммунистов и беспартийных. Он промолчал. А дальше… Редко кто звонил мне и хвалил статью. Зато охотно оскорбляли, угрожали.
«Красраб» тогда я не стал благодарить. Унизительной для меня была их проделка. Какая? Статью всё же сократили. Резкие мои суждения были вычеркнуты. Чтоб я не сокрушался, сделали они трюк: текст начнут на 1-й странице, а закончат на 2-й. Так мне сообщили из газеты. Однако покупаю в киоске 10 экземпляров — нет ни строчки моей на 1-й странице. Объяснение такое: вдруг им приказали напечатать на 1-й (именно) странице подготовленную крайкомом статейку. Так что моё начало статьи — сняли, выбросили. А на второй странице сократили наиболее острые строчки.
Я отправил тот же текст в «Литературную Россию» (Москва). Мгновенно там напечатали, но тоже поджав абзацы. Помню, мне передали, что восхищён был статьёй писатель Василий Белов и другие, маститые. Так что нынче, может, выкрою я страницу в сентябрьских наших номерах и ещё раз перепечатаю «Всё покроется любовью».
— Было ли такое, что вы жалели о своих неосторожно сказанных публично словах или разорванных отношениях?
— Редко жалел… Слишком уж я погружён и нагружен, чтобы реагировать на, скажем так, пустяки и придумки. Вот один случай году так в 2007-м. Одна из местных газет прослышала, что я намерен вступить в «Справедливую Россию» и снова избраться в Законодательное Собрание края. Пригласили меня утром в «Кофемолку» на Мира. Сели за стол, заказал я кусок торта «Бедный еврей». Двое журналистов задают вопросы. Включили запись на диктофоне. Вопросы были полуидиотские. Отвечал им сообразно. При этом предупредил, чтоб не вздумали печатать, покуда я не прочту. Переглянулись они: да-да, конечно. И что? Ни звоночка к вечеру от них. Телефоны отключены.
Утром купил их газету — мама родная! Я там потенциально и убивец, и националист, и враг сегодняшним властям. Едва вышел я из этой нелепой подставы.
Хотели, чтоб Москва меня сняла с выборов. Однако С.М. Миронов, как мне сообщили, до этого с интересом прочитывал мои статьи и в «Завтра», и в «Советской России». Выборы состоялись, я получил мандат краевого депутата в третий раз, пока…
И повторяю: не скакал из партии в партию, я государственник по воззрениям. И ещё важно: очень дорожу любимым Красноярьем с его могучим тружеником-Енисеем и гордостью всей России — Сибирским федеральным университетом, где трудится с десяток преподавателей, близких мне по духу.
— Иван Охлобыстин предложил составить Устав для всех русских людей, новую Русскую правду. Что бы вы там написали первым пунктом?
— Есть у меня на сей счёт три варианта. О двух пока умолчу. Третий (чтоб первым пунктом прошёл) такой вариант: «До конца, до тихого креста, пусть душа останется чиста». Это из Николая Рубцова.
Охлобыстина я охотно напечатал в своей газете-приложении «Воскресение». Он выступал на переполненном стадионе. И вот что интересно. В одной из бесед со студентами педуниверситета меня спросили: «Как бы вы сформулировали идеальный образ депутата Заксобрания или Госдумы? Кратко!..». Я ответил: законодатель и примиритель. Это из Святого Луки. Они похлопали в ладоши и опять: «А ещё? Вторую-третью пару определений?…» Я пообещал заняться на досуге, взял телефон у студентов. Короче так. В том выступлении Ивана Охлобыстина прозвучало: вдохновитель и контролёр. Часто навещаю я храм в Успенском монастыре (люблю это чудесное место на берегу Енисея). Купил как-то свечу, направился к иконе Матроны Московской. Под аркою нечаянно скользнул глазами по голубой фреске, а там — лики святых Косьмы и Дамиана и строчка: целитель и бессребреник. Вот так и собрались втройне все характеристики идеального народного представителя. Позвонил студентам. Те меня с удивлением поблагодарили. Да для меня и самого это было похоже на подарок.
— Правда ли, что у вас в кабинете висит портрет Сталина и картина художника К. Войнова «НАШИ!»? Все эти люди для вас до сих пор значимы?
— Портрет и картина действительно висели лет двенадцать в моём кабинете № 318-а Законодательного Собрания края. Года три назад картину «НАШИ!» переселили в кабинет губернатора Александра Усса. А Сталина я забрал к себе.
Вообще для меня особенно важен 2001 год, когда произошла очистка территории любимого края от проходимцев, окружавших тогда генерала Лебедя. И сделано это было силами патриотов из избирательного блока «НАШИ!»: Александр Усс, Пётр Миков, Вячеслав Новиков, Алексей Клешко, Олег Пащенко, Вадим Востров, Александр Симановский, Виктор Зубарев, Сергей Цуканов. Это время для меня до сих пор сопровождается песней: «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…», а особенно строка: «Нас тогда без усмешек встречали…». Да, попробовали бы они, пришельцы, на нас свои ядовитые усмешечки…
В 2001-м в крае мы бились за правду, за справедливость, за родителей, сестёр и братьев, внуков и внучек, за ветеранов, армейцев, инженеров и агрономов, спортсменов. Вообще — за сибирскую светлость, доброту, любовь к родной землице.
— Есть ли у вас мечта?
— Были мечты и исполнялись мне на радость и удивление. А сейчас? «Жила бы страна родная — и нету других забот». Но сегодняшняя страна-мученица вызывает во мне волны жалости.
— Есть какая-то вещь, которую вы бы хотели передать внукам?
— Передать внукам гены — вот что мне важно. А вот о генах, послушайте, которые передали мне мои предки. Дед по матери, Фрол Дмитриевич Богатин, 1900 года рождения, служил в ЧОН, ВЧК, НКВД, а затем в послевоенные годы долго руководил лесным хозяйством Одесской области. А прадед мой, Дмитрий Гаврилович, родился в 1865 году в Самарской губернии, значился волостным судьёй, а в 1906-м был избран депутатом Первой царской Государственной Думы. Вот отсюда мои генотипы!
Бесценная устремлённость в характере — это стремление к благородству. И ещё. Передать бы потомкам в качестве гена строчку из моего раннего стихотворения. В армии я баловал стихами однополчан. Однажды, охраняя шахтную стратегическую ракету, шёл на пост с автоматом. Солнце. Синее небо перечеркнула белая полоса от пролетевшего реактивного самолёта. Берёзы по сторонам. Близ забора из колючей проволоки — стайка собирающих грибы ребятишек из деревни Елизаветино. Улыбаются, руками мне машут приветственно. Я принял пост, огляделся… Неожиданно развернул тетрадь и вывел: «Три великих чуда на свете — самолёты, берёзы и дети».
Люди русские, рожайте детей! Население наше катится к нулю. Рожайте на славу, внуки мои. Берегите себя и деток. Наша Россия — многие и многие века на Земле!
А сам я на днях сдержанно отмечу своё 75-летие, хотя чувствую себя 55-летним!
Итак, в завершение… Я полон неизбывной благодарности своей Родине и родным!
Красноярск, 1 сентября 2020 г. Вопросы задавала Валентина ЕФАНОВА