Правосудие не терпит суеты

О кафедре и людях

«Мой путь в юриспруденции начался много лет назад, когда я поступила в аспирантуру ИГП АН СССР. Затем — защита кандидатской диссертации (научный руководитель и великолепный учёный — профессор Анатолий Александрович Мельников, которому благодарна и по сей день; ИГП АН СССР). В 1998 году — защита докторской диссертации в МГУ им. М.В. Ломоносова.

Но в год юбилея института хочется сказать о нашей кафедре, которая немного моложе, но тем не менее в следующем году отметит 20 лет. Состав её в разные годы менялся, но всегда у нас был дружный, сплочённый коллектив. Это профессиональные люди, которые готовы работать, не считаясь со своим временем.

О каждом из сотрудников могу говорить долго. Елена Борисовна ТАРБАГАЕВА — признанный специалист в области нотариата, которую знают и высоко ценят в научном юридическом сообществе. Её работы выделяют в числе лучших и московские коллеги. Ольга Михайловна РЕШЕТНИКОВА нашла себя в организационно-учебной деятельности. Максим Янович ЛЮБЧЕНКО с успехом защитил кандидатскую диссертацию по теме «Взаимодействие Европейского Суда по правам человека и национальных судебных юрисдикций» (Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ; науч. рук. — проф. Т.В Сахнова). Татьяна Андреевна ВАСИЛЬЕВА блестяще защитила кандидатскую диссертацию на тему «Косвенный иск в цивилистическом процессе: сравнительно-правовое исследование» (МГУ им. М.В. Ломоносова; науч. рук. — проф. Т.В. Сахнова). Анна Владимировна КОВАЛЁВА — способный и увлечённый специалист в области цивилистического процесса. Никита Николаевич ФРОЛОВ, судья Арбитражного суда Красноярского края, многие годы сотрудничает с кафедрой по разным направлениям.

В общем, на нашей кафедре собрались люди творческие и увлеченные, они уделяют внимание не только учебному процессу, но и тому, без чего этот процесс не был бы таким качественным: активно занимаются наукой, руководят научно-исследовательской деятельностью студентов. Ежегодно под руководством преподавателей кафедры публикуется до 30-40 студенческих научных работ в различных изданиях вузов России.

Кафедра находилась у истоков становления магистратуры в ЮИ СФУ, многие годы была ядром магистерской программы «Цивилист: iustitia et ius». Аспирантура на кафедре функционирует по специальности «Гражданский процесс; арбитражный процесс».

Неотъемлемый и важнейший компонент работы кафедры — научные исследования, тесная взаимосвязь с учёными разных вузов, регулярное участие в международных научно-практических конференциях, симпозиумах, обсуждениях законопроектов.

Кафедра активно взаимодействует с практикой. Т.В. Сахнова — член НКС Верховного Суда РФ, Т.В. Сахнова и Е.Б. Тарбагаева — члены НКС Третьего арбитражного апелляционного суда и Красноярского краевого суда. Е.Б. Тарбагаева активно сотрудничает с Нотариальной палатой Красноярского края».

О сотрудничестве учёных с законодателями

«Сотрудничество законодателей с представителями науки необходимо. Юридическая практика порой рождает сиюминутные решения, которые могут помочь здесь и сейчас, но не будут полезны в законодательстве. И нужно хорошо различать тактические и стратегические цели в законотворчестве.

Правовые, общественные отношения сейчас развиваются стремительно, иногда не хватает взгляда «сверху». Например, наглядной стала ситуация, когда в 2015 году приняли Кодекс административного судопроизводства РФ (КАС). Много дискуссий вызвала концепция размежевания, разделения, заложенная в нём. По инициативе Верховного Суда РФ состоялось несколько обсуждений проектов «оптимизации КАС» (под таким общим «знаменем» шла новеллизация едва родившегося Кодекса), где активно участвовали и судьи. Я с большим удовлетворением увидела, с каким интересом судьи обсуждают вещи сугубо теоретические. Многие идеи, апробированные в этих обсуждениях, позже в той или иной форме нашли отражение в ФЗ РФ от 28 ноября 2018 г. «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».

Можно быть прекрасным практиком и не заниматься научной деятельностью, это естественно. Но нельзя быть учёным в юриспруденции, который не интересуется практикой. При этом я категорически против завуалированных высказываний о том, что наука «обслуживает» практику. Это порочный тезис. Наука тогда наука, когда идёт хотя бы на шаг впереди сегодняшнего времени, исполняя свою важнейшую функцию — прогностическую. Она призвана определять перспективы развития, попутно вырабатывая тот инструментарий, который мог бы работать на практике. И вести вперёд и законодательство, и практику.

Законодательная практика у нас тесно связана не только с наукой, но и реальным правоприменением».

О взаимодействии национального и международного права

«С внесением поправок в Коснтитуцию РФ летом этого года никакой революции во «взаимоотношениях» национального права и международного права не произошло. Новелла ст. 79 Конституции РФ закрепила уже сложившееся обстоятельства относительно того, в частности, что «решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации, не подлежат исполнению». Концептуальные правоположения на этот счёт были выработаны ранее КС РФ в его знаковом Постановлении от 14 июля 2015 г. № 21-П.

Одновременно в процессуальных кодексах тезис о том, что «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены законом, применяются правила международного договора» (например, ч. 2 ст. 1 ГПК РФ), никаких законодательных изменений не претерпел.

В том случае, когда России является участницей международного договора, двустороннего или многостороннего, и, допустим, в этом договоре нормы сформулированы иначе, чем в национальном законодательстве, будь то материальные или процессуальные, применяется норма международного договора. Предположим, рассматривается конкретное дело, возникает необходимость дать поручение иностранному суду, например, допросить свидетеля. Или иностранный суд хотел бы направить российскому суду такое поручение. Руководствуясь нормами только национального права, сделать этого нельзя, так как юриспруденция и право — это часть государственного суверенитета, ограниченного территориально. Поэтому нужно особое предусмотрение в нормах международного договора, чтобы такие поручения судом другого государства воспринимались юридически значимыми. В таких случаях мы будем обращаться к международному договору — либо международному договору о правовой помощи, либо к соглашению о судебных поручениях, которые заключены с разными странами. Важно соблюсти определённый процедурный порядок, чтобы поручение, которое придёт в наш или иностранный суд, могло быть прочитано как юридическое действие. Тут во взаимодействии международного и национального права ничего не изменилось.

Речь о другом — о взаимодействии межгосударственных органов (ЕСПЧ в частности) с национальными юрисдикциями. Причём проблема возникла сначала в Евросоюзе. Появилось сразу несколько правовых коллизий в Великобритании, Германии, Италии. В деле Джона Херста судья прямо говорил: «Великобритания должна перестать полагаться на ЕСПЧ в каждом деле и разработать свои собственные механизмы управления». Во многих странах возникали дискуссии относительно того, насколько решения ЕСПЧ должны исполняться, если они противоречат конституционному национальному законодательству.

Надо понимать, что ЕСПЧ — это не наднациональный орган, который раздаёт указания национальным системам права. И толкование им Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ) не является официальным. Европейский суд по правам человека был учрежден «в целях обеспечения соблюдения обязательств, принятых на себя Высокими Договаривающимися Сторонами по настоящей Конвенции и Протоколами к ней...» (ст. 19 ЕКПЧ). Одна из функций ЕСПЧ — рассматривать индивидуальные жалобы на решения, которые с точки зрения заявителя не соответствуют требованиям, закреплённым в Европейской конвенции (в частности, ст. 6). Вместе с тем — и это не раз обсуждалось на различных международных симпозиумах с участием учёных разных стран и правовых систем, — применение положений ст. 6 ЕКПЧ при рассмотрении и разрешении конкретного дела в суде невозможно без опосредования их национальным законодательством. Однако закреплённые в ней минимально необходимые требования к судебной защите должны учитываться в конкретном судебном правоприменении в качестве ориентира при толковании подлежащих применению норм права.

Обратим внимание: положения ст. 6 ЕКПЧ (а она была заключена в Риме 4 ноября 1950 г.) отражают в сжатой форме те базовые, гуманитарные, ценности цивилистического процесса и правосудия, которые были рождены национальными процессами в их историческом развитии и в той или иной форме в них воплощены. Ибо цивилистический процесс — не творение законодателя, но социальный феномен с более чем двухтысячелетней историей развития. Вспомним, iustitia с латыни переводится одновременно и как правосудие, и как справедливость. Это сопряжённые категории. Вне справедливости нет правосудия — это известно со времен Рима. Справедливый процесс предполагает равноправие сторон и открытость процесса, осуществление его независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона, в разумные сроки.

Конституционный Суд РФ с 1998 года сделал очень многое для того, чтобы категория справедливости перешла из сферы правосознания в прикладную юридическую плоскость, стала конкретным инструментарием правоприменения здесь и сейчас.

Универсальные ценности, рождённые всей историей развития цивилистического процесса и закреплённые в ст. 6 Европейской конвенции, приобрели статус международных и общепризнанных — и в этом своём качестве «возвращаются» в национальное правовое поле.

Вместе с тем, как подчеркнул КС РФ в упомянутом выше Постановлении, разрешать вопросы толкования и применения национального законодательства должны национальные органы власти, а именно судебные органы; такая дискреция в отношении способа исполнения постановлений Европейского Суда по правам человека отражает свободу выбора, присущую вытекающей из статьи 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод основополагающей обязанности государств-участников обеспечивать определенные ею права и свободы. Защита прав и свобод, определённых в разделе I Конвенции, осуществляется, по мнению КС РФ, Европейским Судом по правам человека на основе принципа субсидиарности. Однако недопустима имплементация в правовую систему государства международных договоров, участие в которых может повлечь ограничения прав и свобод человека и гражданина или допустить какие-либо посягательства на основы конституционного строя Российской Федерации. Если национальная система права предоставляет больше гарантий правосудию и судебной защите — естественно, им отдаётся предпочтение. Именно с этих позиций в Европе была выработана концепция «ограниченной правовой силы постановлений ЕСПЧ» (наиболее показателен в этом отношении пример Германии, начиная с 1985 года, Австрии — с 1987 года).

Если в каких-либо постановлениях ЕСПЧ содержится критика наших судебных инстанций и/или национальных законодательных положений, вовсе не следует рассматривать это как «руководство к немедленному действию» — к изменению легальных постулатов.

Возможна ситуация, что ЕСПЧ даст толкование ст. 6 ЕКПЧ, с которым трудно согласиться с точки зрения ценностей, выработанных цивилистическим процессом и отражённых национальным законодательством. В дискуссиях с коллегами из разных стран мы пришли к выводу, что правовые позиции ЕСПЧ не обладают безусловной юридической силой и, во всяком случае, не могут расцениваться как стоящие над национальным правом. Взаимодействия международных и национальных юрисдикций строится на координационных, а не субординационных началах. Это отвечает общей современной тенденции — горизонтальному (не вертикальному!) развитию права и правовых процедур.

Кстати, должна заметить: мы нередко увлекаемся критикой нашего законодательства и не всегда отдаём должное уже достигнутому. Для меня бесспорно: сравнительно-правовой аспект, знание того, какие реформы и для чего происходят в других странах (стараюсь следить за этим), есть необходимый научный инструментарий — в том числе при исследовании национального права, выстраивании законодательных концептов de lege ferenda. Могу сказать, что отечественные процессуальные кодексы по многим онтологическим и процедурным аспектам, связанными с гарантиями правосудия, идут впереди достигнутого в европейских странах. Возможно, мы обязаны этим исторической традиции, заложенной ещё Уставом гражданского судопроизводства 1864 года, когда русские процессуалисты при его разработке «смотрели» в сторону и немецкого, и французского опыта, но буквально не заимствовали его.

Современное процессуальное законодательство России одним из первых апробировало юридический механизм защиты интересов неопределённого круга лиц (с 1964 года); впервые ГПК РФ 2002 года концептуально исходит из обязанности суда перед сторонами (а не только — традиционно — перед государством!) осуществлять правосудие; стремится к практическому воплощению идеи единого цивилистического процесса посредством процедурного инструментария. Нам есть чем гордиться — и в научной, и в законотворческой сфере. При этом также бесспорно, что критический анализ, но с позитивными предложениями, всегда в помощь, без него не обойтись в выработке дальнейших направлений реформирования цивилистического процесса.

К тонким вопросам взаимодействия международных и национальных права и юрисдикций, национальных юрисдикций между собой нужно подходить с онтологических позиций — это поможет снять многие противоречия и выработать системный взгляд на будущее».