Рубрику ведёт доктор филологических наук Т.В. Шмелёва, профессор Новгородского университета им. Я. Мудрого
Урбанизация, меняя множество моментов человеческой жизни, не могла не отразиться на языке. И наряду с русским устным и русским письменным надо говорить и о русском городском. Во всяком случае, такое сочетание должно быть, как мне кажется, в лексиконе интеллигентного человека.
Русский городской вовсю изучается лингвистами, хотя ещё лет 20–25 назад это казалось если и возможным, то весьма экзотическим занятием. Наши представления об этой ипостаси русского языка складываются постепенно из наблюдений за языковой жизнью в сотнях русских городов. Но главное в его природе мы, кажется, умеем видеть и понимать.
Русский городской — не то же самое, что русский литературный. Эту простецкую мысль надо было доказывать, и не всегда удавалось в этом убедить. Ведь литературный язык у нас один, он своей единственностью цементирует нацию. А речь жителей разных городов пестрит отличиями, которые они замечают, только оказавшись в гостях.
Вот красноярцы, например, говорят полста вместо пийсят, лаврушка вместо лавровый лист и репка вместо репчатый — о луке. Легендарное ну вместо да замечено ещё ссыльными декабристами и сейчас всплывает в памяти у тех, кто посетил город на Енисее. Выражение на сто рядов можно услышать по самым разным поводам, например: я уже перекаялась на сто рядов; и даже так: я эту методичку прочитала на сто рядов.
В начале 1980-х нам показалось, что такие красноярские словечки и оборотики мы быстро выудим из речи красноярцев и сделаем из них словарь. Но оказалось, не так это просто, и словарь по-прежнему остаётся в наших замыслах.
В чём же сложность? Оказалось, что русский городской — это не только язык домашнего быта. Это — то, как говорят в транспорте и других ситуациях городской жизни. То, как общаются в разных кругах горожан (в нашем городе одно из самых интересных объединений — столбисты, у них не только свой особенный язык, но и речевой этикет, и фольклор). Это язык вывесок и рекламы, который просто обречён на постоянную изменчивость и изобретательность, или, как сейчас говорят, креативность. Это язык городских газет и Интернет-порталов.
Всё это вместе оказалось настоящим айсбергом: сверху — словечко, под тёмными водами городской реальности — тайны создания, выбора и предпочтения, конкуренции слов и их забвения… Нам казалось, что словарь должен рассказать обо всём — и тогда в нём будет виден и наш город. Пока нет Большого красноярского словаря, но есть масса наблюдений за разными кусочками «айсберга», которые, надеемся, не растают, пока мы их терпеливо рассматриваем со всех возможных сторон.
Конечно, и в других городах изучают русский городской. Изучают и описывают. Держу на полке то, что сделали в Омске, Петербурге, Пскове, Сыктывкаре… Сказать по правде, такого словаря, как мы мечтали — чтобы представлял весь город во всём множестве городских ситуаций и объединений горожан, — не сделал ещё никто.
В Омске увлеклись устным бытовым языком омичей, понимая его как городской диалект и собирая по крупицам, как диалекты деревенские. В этом есть своя правда. Кстати, горожане часто не расстаются со своими словечками, привезёнными из родной деревни, может быть, ещё их бабушками; поэтому в каждом городе можно услышать отголоски окружающих его диалектов.
В Петербурге предпочли культурный и исторический момент: собраны словечки и выражения, отразившие историю города и словесное творчество многих поколений питерцев. Интересно, что и создал его не лингвист, а знаток истории и мифологии Питера — Наум Александрович СИНДАЛОВСКИЙ, автор множества книг по петербурговедению.
А во Пскове и Сыктывкаре решили описать сленг — ту часть городского языка, на которой общается молодёжь в своём кругу. Эта самая живая его часть, постоянно обновляющаяся, самая изобретательная и расположенная к шутке, иронии, даже высмеиванию на грани оскорбления. Её и собирать легче: те, кто говорят на сленге, становятся и собирателями его сокровищ. Которые, кстати сказать, могут родиться и умереть в какой-нибудь тёпленькой компании, не попав ни в какие письменные тексты. Главный принцип сленга — не довольствоваться готовым, тем, что уже есть в языке, а «по ходу разговора» сыпать переименованиями, как бы специально демонстрируя лингвистам самые работающие механизмы русского словообразования и смыслоизменения.
Что же интеллигентному человеку надо знать об этом феномене — русский городской? Прежде всего, что он есть. Это немало, поверьте. Далее, что он многолик и изменчив во времени, пространстве и человеческом измерении — отражает с беспощадностью рентгена социальные различия и изменения, которые часто ещё не ощущают политики и философы. Что как особый научный объект он был открыт в конце 1920-х, и тут хорошо бы помнить лингвиста Бориса Александровича ЛАРИНА — колумба языка города. Но по-настоящему стал изучаться, а тем более описываться в самом конце прошлого века. Можно знать города, где лингвисты не глухи к языку своих со-горожан: кроме названных это Челябинск, Пермь, Екатеринбург. Москва, конечно. Ну и Красноярск, как вы, надеюсь, уже догадались.