Инновация — это наука, которую можно продать

— Михаил Викторович, когда был образован центр и кто стоял за этим решением?

— В 2010 году вышло постановление правительства РФ о том, что необходимо развивать инновационную структуру университетов и настроить трансфер научных знаний — то есть заниматься не только наукой, а привносить научные решения в бизнес. Тогда было создано много структур по трансферу технологий. Я попал в ЦИК в 2017 году, а перед этим окончил Институт космических и информационных технологий нашего университета, работал по IT-специальности, затем занимался наукой. Некоторое время работал в КРИТБИ, уже оттуда пришёл в инновационный консалтинг.

— Меняется ли востребованность информационных услуг в сфере инноваций и какой эта сфера становится?

— Конечно, всё находится в постоянном развитии. Сразу после появления постановления случился бум инновационных предприятий, но затем стало понятно, что во многом это искусственно созданная ситуация, и часть таких компаний закрылась.

Хотя для глобального инновационного процесса норма, когда из 100 стартапов 90 не дойдут до открытия дела, а из оставшихся девять умрут, и высокотехнологичную продукцию начнёт производить только один.

После первичного бума произошло переосмысление инновационной деятельности, и в том числе со стороны наших учредителей, Минобрнауки и Минпромторга: сейчас больше фокус на создании предприятий по разработке коммерциализуемых технологий. Это невозможно без финансирования: требуется привлекать деньги через гранты или инвестиции. И вот тут возникает необходимость консалтинга — обучения тому, как написать заявку на грант, как сделать так, чтобы другие компании узнали о твоей технологии и захотели приобрести её. В этом и состоит сейчас наша деятельность.

— Обращаются ли в ваш центр те, кто не связан с вузами, с СФУ?

— Конечно. Например, у нас есть патентная база. Само описание патентов содержится в реестре в открытом доступе. Иногда приходят компании, которые спрашивают, могут ли они купить и применить какую-либо упомянутую в реестре технологию.

Второй тип обращения «со стороны» — когда компании необходимо разработать своё собственное решение. Тогда мы получаем заявку на НИОКР, и коллектив из учёных университета эту заявку выполняет.

— Вы работали в КРИТБИ — не дублирует ли центр его функции?

— Бизнес-инкубатор работает в большей степени не с молодыми инноваторами, а с уже состоявшимися предприятиями. А у нас основная задача всё же образование: научить подавать заявки и создавать предприятия. ЦИК выступает как коммуникатор, соединяя студентов с бизнес-инкубатором, пытаясь направить их в нужное русло, выстраивая образовательные программы для получения нужных компетенций.

— То есть Центр инновационного консалтинга — это первый вход в сферу инноваций?

— В идеале, да. Но, конечно, встречаются инициативные ребята, которые знают всё сами. Мы их тоже сопровождаем, помогаем какими-либо ресурсами.

— Какая тематика инноваций больше всего востребована в крае, в какой сфере больше стартапов?

— Если иметь в виду малые инновационные предприятия под нашим началом, то это области биотехнологий, экологии. Например, НПП «Прикладные биосистемы» занимается тестированием на основе биолюминесценции. Ещё одно предприятие («СФУ-Система») производит тест-системы для воды, позволяющие определить её загрязнение, и эти тесты уже продают по всей стране.

Вообще, в тематике есть небольшое противоречие. К примеру, у нас в крае активно развита металлургическая отрасль, но поскольку в ней тон задают монополисты, которые сами занимаются новыми разработками, создать в металлургии малое инновационное предприятие практически нереально. Правда, можно разработать технологию и продать её потребителю.

С другой стороны, сейчас добавьте к любой области цифровизацию — и вот у вас уже масса идей для новых проектов. Это мы и пытаемся развивать в СФУ, создавать технологии на стыке разных областей.

— Есть ли у вас «любимый» проект, тот, что вы считаете наиболее значимым?

— Пожалуй, это «долгие» проекты. Например, разработки Прасковьи ПАВЛОВОЙ в сфере нефтедобычи, направленные на решение проблем нефтедобычи на Крайнем Севере. Сначала она выиграла в конкурсе «УМНИК», получив 500 тысяч рублей от Фонда содействия инновациям. Затем, сделав перерыв на защиту диссертации, выиграла конкурс «Старт», а это уже 2 млн рублей. Сейчас создаётся опытный образец оборудования по её проекту, который будет тестироваться на производстве.

Отмечу, что на современном этапе сложно изобрести что-то принципиально новое, и наука работает на улучшение уже существующих технологий, совершенствование характеристик.

Ещё один отличный долгоиграющий проект связан с биотехнологиями, я его уже упоминал. Есть малое предприятие и научная школа Валентины Александровны КРАТАСЮК. Её ученики занимаются созданием приборов для тестирования на основе свойств биолюминесценции. А до этого мы в том числе помогали молодым учёным наработать компетенции, чтобы достичь успеха в конкурсах и двигаться дальше.

— Насколько долог путь от скромной идеи до громкой разработки?

— Он бывает разным, и иногда то, что всего 2-3 года назад казалось детскими фантазиями, становится реальностью. Например, до пандемии, в 2019 году, мы проводили большую образовательную программу по запуску техностартапов со студентами. И там были 9 проектов, которые казались совсем фантастическими. Но через два года три из них получили «УМНИКа».

Вот пример: студент придумал вставить в кроссовки светящиеся элементы и снабдить их самозавязывающимися шнурками. А потом начал «докручивать» свой проект: прикинул, почему бы не сделать куртку, которая будет оснащена датчиками, измеряющими давление и пульс, показатели окружающей среды. Её могли бы надевать спасатели, чтобы диспетчер мог следить за их состоянием. А в детскую куртку можно вставить датчики для определения местоположения ребёнка. В результате авторы проекта, который начинался с такой мелочи, как самозашнуровывающиеся кроссовки, в 2020 году взяли «УМНИК» для продолжения своей работы.

Или ещё один проект: система на основе искусственного интеллекта, которая, анализируя различные данные, автоматически составляет программы лояльности для конкретных покупателей, предугадывая, на какие товары им стоит предлагать скидки. Маркетологам не потребуется ничего выдумывать: всё сделает машина. Наши студенты предложили такую идею пару лет назад, а на днях подобный проект выиграл в конкурсе «СТАРТ» 3 млн рублей на развитие.

Получается классно: в центр к нам приходят «зелёные» студенты с «детскими» идеями, которые растут на глазах и добиваются интересных результатов. В этом основной кайф нашей работы.

— Как вы считаете, почему даже самые интересные инновации всё-таки не очень быстро входят в нашу жизнь, медленно внедряются в производство, что этому мешает?

— Инновации неразрывно связаны с системой разделения труда. И они появляются, когда в этой системе происходят принципиальные изменения. Вспомним, например, какими были носители информации: дискеты, кассеты, затем диски. Были люди, которые их производили, и те, кто их продавал, целая индустрия. А сейчас и те и другие исчезли, технологический процесс кардинально сменился, и это инновация в чистом виде.

Однако внедрение новых технологий бывает дорогостоящим, и предприятие оценивает, насколько оно целесообразно. На первоначальном этапе требуется вложить большие деньги. С другой стороны, процесс не всегда прогнозируется, и есть риски, что технология «не пойдёт».

И в-третьих, в России не очень развита сфера интеллектуальной собственности. Если за рубежом люди понимают, что за интеллектуальный продукт надо платить, а компании скупают патенты в определённых сферах, то у нас ситуация не очень хорошо контролируется. Есть примеры и воровства идей, и использования чужих изобретений без спроса. А раз такое отношение, меньше попыток что-то искать и внедрять.

Как уже упоминалось, крупные компании занимаются инновациями, но иногда делают это в режиме коммерческой тайны — «ноу-хау». Так что о многом мы можем и не знать.

— Какие идеи нельзя реализовать в Сибири, несмотря на все усилия и при наличии любых возможностей?

— Моя позиция такова, что можно сделать всё. Например, выращивать в Норильске клубнику. Но зачем, если её проще привезти из тёплой страны? Инновации неразрывно связаны с маркетингом и анализом рынка. Если мы понимаем, что целесообразнее произвести какой-то продукт дёшево в другом месте, не надо ничего изобретать. Фишка инновации, её отличие от науки в том, что инновация — это наука, которую можно продать. И при крупных вложениях доступно воплощение любых проектов. Но не всегда это экономически невыгодно.

— Михаил Викторович, каков вообще алгоритм действий начинающего инноватора, пришедшего в ваш центр?

— В центр можно «зайти» разными путями и по разным поводам. Например, сейчас мы развиваем тему бизнес-клуба (vk.com/businessclubsibfu), потому что поняли, что люди не всегда хотят заниматься инновационным бизнесом, а просто думают о бизнесе. Это тоже неплохо. Повышаем финансовую грамотность соискателей, рассказываем про наши кейсы.

Мы ждём и тех, у кого есть идея, но нет средств на её осуществление, и тех, кто просто хочет выиграть грант, пока не имея идей. Сейчас мы обсуждаем проект единого окна для приёма заявок. Каждый может написать нам в группу и рассказать свою историю, а дальше мы предложим порядок действий. Это и образовательные программы, наши собственные либо программы Сколково. Они позволяют достаточно неплохо «выстраивать» мысли, формируют понимание технологических процессов, показывают, как дойти от идеи до продукта. Также ЦИК может сделать первичный анализ рынка — в нашем штате есть маркетолог. «Соединяем» желающих с бизнес-инкубатором или конкретными предприятиями.

Один из основных блоков нашей работы — помощь в написании заявок. Любую идею можно попытаться «упаковать» в заявку на грант, на конкурсы вроде «УМНИК» и «Старт». Во время самих конкурсов инноваторы получают большую помощь от экспертов — специалисты чётко видят проблемы со стороны. Бывает, что стартапы выигрывают в «УМНИКе» с третьего раза, поскольку каждая попытка добавляет понимания и возможностей.

Резюмирую: Центр помогает с первичным анализом рынка, предоставляет юриста для консультации по патентам и интеллектуальной собственности, рассказывает, в каких конкурсах можно поучаствовать, учит писать заявки на них, предлагает образовательные программы. Пытается помочь в раскрутке готового проекта. И ещё мы занимаемся выставками: например, «Промэкспо», «Технопром» и другими. Презентуем на них наработки наших слушателей, рекламируем их и находим партнёров.

— А частных инвесторов ищете?

— Пытаемся, но это сложно. На выставках к нам подходят потенциальные инвесторы, но трудно убедить их вложиться в высокотехнологичную отрасль. Тем более что сейчас намного в каком-то смысле проще заработать на облигациях или акциях.

Инвесторы боятся вкладывать деньги из-за внешнеполитической нестабильности. С другой стороны, у нас вообще плохо с предпринимательством. К примеру, бизнес у нас готовы открыть лишь около 10% населения, а в США не боятся это сделать примерно 60%. Мы стараемся перебороть такое отношение, развивать предприимчивость.

Постепенно приходит понимание, что бизнес — это новые рабочие места, налоги. Государство, кстати, тоже работает на смену прежней идеологии отношения к бизнесу. В этом году должен быть запущен конкурс Минобрнауки на развитие центров трансфера технологий. На эту деятельность даются субсидии. Власти поняли, что трансфер технологий и инноваций может быть разным. Не обязательно создавать предприятие, можно продавать именно технологии. Например, у нас питерский политех делает корпуса для BMW, зарабатывая очень хорошие деньги. Существует многообразие форм и видов реализации инноваций, и не надо зацикливаться на одних стартапах.

— А из тех стартапов или проектов, которым вы помогали, какие «выстрелили» и уже получили известность?

— Несколько малых предприятий известны на уровне России. Например, производители беспилотных систем, у них есть и продажи за рубеж. Вообще, инновации на мировом рынке продавать сложно. Но работа идёт. Сейчас, например, налаживаем сотрудничество с корейскими компаниями. Проводим с этого года русско-корейские вебинары: коллеги заинтересовались некоторыми нашими технологиями. Конечно, пока всё на стадии переговоров, но это тоже определённые шаги к трансферу технологий. Интересно, что пандемия коронавируса придала сотрудничеству новые возможности. Если раньше всё решалось в поездках, то теперь люди готовы к онлайн-коммуникациям.

— Михаил Викторович, где лично вы получили знания, которые позволяют вам заниматься инновационным консалтингом?

— Моя специальность по диплому — «компьютерная безопасность». Работал специалистом по защите информации, что очень похоже на работу с проектами, где тоже важны все детали. Магистратуру окончил по системному анализу. Экономического образования как такового нет, но участвовал во многих интенсивах в Сколково. Плюс общение с коллегами. Но главное для работы в ЦИК — то, что я сам прошёл через многие конкурсы, выигрывал в «УМНИКе», в конкурсах Краевого фонда наук, РФФИ, Фонда содействия инновациям, недавно — Фонда Потанина. Поэтому хорошо знаю специфику этой сферы. Логика состоит в том, что при подаче заявки надо хорошо прописывать идею как конечный продукт, ориентироваться на понимание, кто его сможет впоследствии купить. В КРИТБИ к этим знаниям добавился опыт по написанию коммерческой части проекта. Это и анализ рынка, и первичный бизнес-план. Плюс опыт взаимодействия с предприятиями, коммерческими организациями, по патентам. Есть представление, как что работает, какие ценности видит в поданном проекте конкретный фонд, чтобы ему захотелось дать денег инноватору.

Вообще, не надо думать, что к нам в ЦИК приходят глупые студенты, а выходят из него умные. Приходят умные, мы просто правильно оформляем их мысли, размещаем заявку в нужном месте и в нужное время. У инноваторов часто один минус: они могут увлечённо говорить только про свою идею и удивляются, почему люди не понимают, что они имеют в виду. Мы учим доносить идеи до всех.

— То есть выступаете переводчиками.

— Да, так и получается. Есть такое понятие «техноброкер». Просто брокер на рынке — это посредник между человеком и биржей, который помогает купить акции. А техноброкеры, такое новое направление, переводят идеи с языка науки на язык бизнеса и наоборот. Их задача —собирать технологические запросы предприятий и пытаться совместить их с технологиями, которые предлагают вузы, занятые порой фундаментальными разработками.

Трансфер технологий — это не только умение продавать науку, но и способность понять, в какой области это требуется. Взять ту же биолюминесценцию: фундаментальное открытие, которое, как оказалось, имеет большое прикладное значение в диагностике, медицине. Или вот тема биоразлагаемых материалов. Екатерина ШИШАЦКАЯ, учёный СФУ, занималась разработкой костных имплантатов, которые помогают срастаться сломанным костным тканям. И выяснилось, что этот же материал, если положить в него удобрения или пестициды и заложить на полях, позволяет сократить число обработок: по мере разложения биопластика удобрения или пестициды будут постепенно высвобождаться, и этого хватит на весь период выращивания культуры. Это хороший пример трансфера технологий.

— Есть ли у вас связанная с работой мечта?

— Мне бы хотелось выстроить практико-ориентированную систему образования. На мой взгляд, сейчас образовательный процесс сильно оторван от науки. А университетская молодёжь больше направлена в песни и пляски, чем на науку и образование.

Также думаю: почему бы студентам, которые подают заявку на инновационные конкурсы, не засчитывать это как курсовые проекты? Тогда у них появится время на эту интересную работу над нестандартными идеями. Или взять учебную практику, которая на первых курсах носит общий характер; уже тогда можно было бы вводить студентов в проектное мышление. Проектная грамотность вообще важна, курсы по ней должны быть всеобщими и читаться в университете для целых потоков! Без этого сегодня никуда.

Словом, надо выстраивать систему образования так, чтобы наука, образование и инновации были гораздо ближе друг к другу, чем сейчас. Это и мечта, и то, над чем мы стараемся работать.

Татьяна АЛЁШИНА