Россия: Евразия или Азиопа?

Об этом мы побеседовали с Дмитрием Викторовичем СТРЕЛЬЦОВЫМ, доктором исторических наук, профессором, заведующим кафедрой востоковедения МГИМО.

— Дмитрий Викторович, в истории России были разной степени успешности «повороты на Запад». А были ли в истории нашей страны до последнего времени аналогичные «повороты на Восток» и были ли они успешными? Ведь с жителями Азии мы и культурно, и ментально, и даже чисто внешне очень разные.

— Россия действительно в основном развивалась как цивилизация, которая больше тянулась к Западу. Восток, в частности Азия, был символом отсталости. Было такое словечко «азиатчина» — это символ не просто отсталости, а какой-то уж совсем архаики, от которой нужно отказываться, чтобы идти вперёд.

С другой стороны, Россия никогда не чувствовала себя частью Запада. «Никакой Китай, никакая Япония не могут быть покрыты такой тайной для европейской пытливости, как Россия, прежде, в настоящую минуту и даже, может быть, ещё очень долго в будущем...», — говорил Фёдор Достоевский. В силу такой двойственности (одной ногой — в Европе, другой — в Азии) без нормальных отношений с Востоком мы не сможем развиваться.

— То есть нынешний официально провозглашённый «поворот на Восток» — первый в истории нашей страны?

— А что считать «поворотом на Восток»? Во-первых, Россия развивалась, двигаясь на восток. Включение народов, живущих к востоку от Урала, и территорий в состав Российского государства тоже можно назвать своего рода «поворотом на Восток». На этих территориях Россия выполняла серьёзную, в том числе цивилизаторскую миссию, будучи более развитой страной, и многие задачи, связанные с выстраиванием отношений с азиатскими странами. С одной стороны — это коренные народы Сибири и Дальнего Востока, а с другой стороны — это границы с Китаем, Монголией, затем — с Кореей и Японией. Россия была вынуждена просто в силу своего географического положения решать задачи поворота на Восток.

Неслучайно именно в России раньше других стран зародилось научное востоковедение и, в частности, страноведение по отдельным государствам. Многие сведения о Монголии, о Китае именно через Россию шли в Европу.

Другой момент — это современная политика поворота на Восток. Но не цивилизаторская миссия, как прежде, это больше интерес практического развития. Это прагматизм, основанный на понимании того, что именно сейчас, в последние лет 30, центр мирового экономического развития смещается на Восток. В частности — в Восточную Азию, которая становится локомотивом мировой экономики.

— Но ведь в ХХ веке Азия уже была не такой «отсталой», как считалось. Россия убедилась в этом на личном горьком опыте Русско-японской войны 1904-1905 годов.

— Тем не менее у российских и советских правителей от Николая II до Леонида Брежнева в голове была идея, что все дела решаются на Западе, евроцентризм в нашей стране преобладал. Считалось, что Восток не имеет большого значения, всё равно всё будет решено на Западе, Восток пойдёт туда, куда ему Запад укажет. Он был не субъектом мировой политики, а объектом. Это была часть Земли, которая требовала внимания со стороны советского государства — объект борьбы со странами Запада. Те же идеи национально-освободительных движений в Азии, которым СССР, очевидно, должен был способствовать с тем, чтобы молодые страны в дальнейшем шли по пути социалистического развития. Советский Союз был им «старшим братом».

Затем ситуация изменилась. Одной из первых вех стала речь Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва во время его поездки в 1986 году во Владивосток.

Формулируя платформу СССР по вопросам, касающимся АТР, М.С. Горбачёв прежде всего остановился на вопросах двусторонних отношений со странами региона. Он готов расширять эти отношения по всем направлениям. Сугубо важны с этой точки зрения отношения с Китаем, от которых многое зависит в мировом развитии. Отметив, что в СССР с пониманием и уважением воспринимают курс китайского руководства на модернизацию страны, М.С. Горбачёв высказался за углубление всестороннего сотрудничества двух стран. Далее он отметил важность развития отношений с США на основе равной и одинаковой безопасности. «...Мы за включение Азиатско-Тихоокеанского региона в общий процесс создания всеобъемлющей системы международной безопасности...». С учётом этого были выдвинуты предложения: принять активные и энергичные меры по урегулированию региональных конфликтов. (Правда, 1986, 29 июля)

Однако до второй половины «нулевых» всё-таки реально ничего в этом отношении не делалось. Просто провозглашались идеи, что нужно развивать восточное направление нашей дипломатии. Но постепенно в общем и целом стало ясно, что именно на Востоке — ключ к мировому экономическому развитию, а с течением времени — и к политическому развитию. Общий вектор мирового развития сейчас заключается в том, что западная цивилизация постепенно идёт по нисходящей, а такие страны, как Китай, Индия, наоборот, увеличивают свой вес в мировой экономике, и их голос в политике всё более слышен. Это тренд на десятилетия.

— «Их восток» растёт, а «наш восток» экономически прозябает, если не деградирует, обезлюдивается…

— Сибирь и Дальний Восток нашей страны, конечно, требуют импульса для развития, инвестиций, технологий, каких-то крупных вложений, которые Россия не может обеспечить собственными силами в силу недостатка ресурсов. Речь как раз и идёт о том, чтобы интегрировать эти регионы в точки роста, которые образуются в Восточной Азии, то есть связать нужды экономического развития восточных регионов России с потребностями стран Восточной Азии. Эта идея была провозглашена в нашей стране ближе к началу 2010-х годов. Именно под этим лозунгом прошёл в 2012 году Владивостокский саммит АТЭС. Тогда Владивосток был подан как российские ворота на Восток. А с 2014 года добавилась ещё и политическая компонента, обострение отношений с Западом на фоне украинского кризиса. Российское руководство попыталось политически переориентироваться на Восток, на Китай и другие азиатские страны как некую альтернативу Западу, и политическую, и экономическую.

— Можно понять общие интересы экономические и политические, но ведь культурологически мы разные. Сложно себе представить, что наша Евразия вдруг станет Азиопой.

— Да. Я даже никаких иллюзий по этому поводу не строю. Всё-таки Россия — это европейская страна, и русский человек по менталитету европеец. И в то же время он — не вполне Запад, с его ценностями, с его либеральной демократией, его индивидуализмом. Всё это не совсем близко русскому человеку, как считает сейчас российское руководство. Наоборот, жителю России свойственны некоторые «восточные» ценности: коллективизм, патернализм, надежда на поддержку государства.

— Но ведь Восток — это не только заграница, у нас в России есть своя Азия: Якутия, Бурятия и др. Это способствует сближению нашей страны с Азией в целом?

— У нас разделяют «нашу» Азию, которая в России, с её народами — это регионоведение, и зарубежную Азию. Нельзя сказать, что мы строим отношения с Азией на основе какой-то культурно-цивилизационной и этнической близости к ней наших восточных народов. Эти народы уже несколько столетий развиваются в составе России. Они имеют этническую самобытность, но в плане идентичности это всё-таки россияне. Не русские, но россияне.

— Поворот России на Восток — это ведь не только и не столько диалог столиц и первых лиц государств. Могут ли ему способствовать, например, горизонтальные связи пограничных регионов России и Китая, а не только контакты Москва-Пекин? Или культурно-этнические контакты вроде обменных визитов эвенков Красноярского края, Якутии и Китая? Может быть, так мы лучше сможем понять, куда и к кому нас «повернули»? Ведь мы по-другому едим, по-другому спим, живём по-другому.

— Я бы не стал преувеличивать роль таких контактов, даже если это какие-то родственные народы, потому что это скорее относительно немногочисленные этнические анклавы в составе России. Мы же не можем сказать, что благодаря контактам жителей Чукотки и Аляски мы можем развивать отношения с США?

— А почему не начать с этого? Они-то могут развивать отношения и понимать, что не враги друг другу.

— Да, это хорошо, когда открыты границы. Мы можем проводить культурные обмены, этнические фестивали. Но в политическом смысле, если брать на государственном уровне, это совсем другого масштаба явления.

Если сравнивать русских (славян) с китайцами (ханьцами), это совсем разные народы с разной психологией. Я не скажу, что они чужды или враждебны друг другу, но близости у них исторически нет.

В то же время наши различия в идентичностях на самом деле не создают проблем тем, кто реально работает с тем же Китаем, просто они учитывают особенности психологии китайцев и их традиций, также и те учитывают нашу психологию. Самый сложный барьер — языковой. Но сейчас эпоха технологий (вроде автоматических аудиопереводчиков), которые позволяют преодолевать даже его. То, что мы разные, не является серьёзным препятствием.

— Кстати, когда звучит призыв к повороту на Восток, далеко не каждый у нас в стране задумывается о том, что Восток-то тоже разный. Нередко противоречия в странах Востока даже более серьёзные, чем между странами Востока и Запада.

— Собственные противоречия на Востоке — очень большая проблема. Чтобы нам более эффективно строить отношения с азиатским миром, нам нужна хорошая востоковедческая экспертиза, то есть нужны специалисты, которые бы не только знали язык, но и историю, культуру, национальную психологию стран-партнёров. Только они могут помочь в выстраивании контактов с Востоком.

Хорошие наши специалисты-востоковеды могли бы устанавливать контакты с коллегами-русистами в странах Востока. И это эффективно способствовало бы сближению и взаимопониманию.

— А на региональном уровне такие специалисты нужны? Я спрашиваю потому, что в Красноярском крае периодически то вспыхивает, то затухает тема прямых межрегиональных контактов с провинциями Китая и Монголии. Вообще в регионах Сибири и Дальнего Востока бизнес и администрации стараются выстраивать двусторонние отношения с ближайшими азиатскими странами, ездят на всевозможные выставки, форумы, приглашают потенциальных партнёров из-за рубежа к себе и с разочарованием отмечают, что всё это «не работает». Поэтому мне кажется, что люди, которые понимают другую культуру, другой менталитет, другой бизнес, нужны не только в столицах, но и в регионах.

— Абсолютно согласен! Есть даже такая теория, что межрегиональные связи во многом выправляют нежелательные крены в межгосударственных отношениях. Когда между правительствами стран возникает напряжённость из-за каких-то проблем, добрососедские отношения регионов, «народная дипломатия» создают противовес обострениям отношений государственных политиков.

Вот пример: у России есть проблема пограничного размежевания с Японией. Казалось бы, сложные отношения должны быть в первую очередь между пограничными регионами наших стран, которые в эту проблему вовлечены. Но на самом деле у Сахалинской области с провинцией Хоккайдо очень хорошие отношения и побратимские связи, взаимные визиты — никакой враждебности нет! Она скорее проскакивает на уровне центральных межгосударственных отношений. Вообще, судя по опросам общественного мнения, отношение россиян к японцам на Дальнем Востоке гораздо лучше, чем где-нибудь в Центральной России, где ни спорных территорий, ни этих японцев в глаза не видели!

— Влияет ли на межгосударственные отношения модель государственного устройства? На Востоке есть и парламентские, и президентские республики, и вроде даже монархии.

— Как раз в этом смысле я не вижу проблем для России, потому что у нас, несмотря на различия в политическом устройстве, процесс принятия решений в государстве довольно схожий. Большую роль играет так называемая личная дипломатия, когда лидер страны, глава государства лично инициирует какую-то политику. Способы такого инициирования тоже близки, в основном это неформальные, совершенно закрытые от постороннего взгляда механизмы: какие-то близкие лидеру советники предлагают ему какие-то идеи.

У нас есть официальная внешняя политика, есть органы внешнеполитического планирования (Администрация Президента, Министерство иностранных дел), но на самом деле серьёзные решения — это личные советники российского президента, которых мы зачастую и не знаем. То же самое в Японии! Там тоже есть формальные органы, но настоящая политика делается при опоре на определённых людей. Впрочем, в Японии это несколько более открыто.

Личностную дипломатию активно освещают средства массовой информации. Это имиджелогия, т.е. как это всё подаётся. Имиджелогия больше завязана на внутреннюю политику. Поэтому в российско-японских отношениях большую роль сейчас играет внутриполитическая мотивация. С одной стороны, мы соседи, уже поэтому нам хорошо бы иметь хорошие отношения, а с другой — у этих отношений довольно слабая экономическая основа. Связи у нас фрагментарные, зависимые от мировой конъюнктуры, инвестиций взаимных практически нет.

Совсем другая ситуация в японо-китайских отношениях, где экономика довлеет над политикой. При всех плохих политических отношениях двусторонние экономические отношения Китая и Японии развиваются в последние годы более-менее прилично. Политики понимают, что при всех эмоциях эти страны зависят друг от друга экономически. А в отношении России и Японии такого нет, они держатся только за счёт личной дипломатии ведущих политиков.

— Межгосударственные отношения, основанные только на политическом интересе лидеров, менее стабильны?

— Да. Стоит смениться лидерам, и сразу идёт охлаждение. Это сейчас как раз и наблюдается в российско-японских отношениях. До недавнего времени премьер-министром там был Синдзо Абэ, лично заинтересованный в развитии отношений с Россией. А сейчас премьер Ёсихидэ Суга никак не выделяет Россию среди прочих стран, с которыми Япония поддерживает отношения. В результате контактов особо нет, инициатив особо нет. И территориальный спор между нашими странами опять вернулся в повестку дня.

Это как раз иллюстрация хрупкости отношений, которые зависят только от «личностной дипломатии» первых лиц.

— Дмитрий Викторович, под занавес давайте вернёмся к региональному уровню реализации «поворота на Восток». Можно ли и нужно ли готовить здесь специалистов-востоковедов для успешного налаживания «горизонтальных связей» между Россией и её азиатскими соседями?

— Можно и нужно. Тем более что основа для такой подготовки в местных вузах есть. Но я вижу (и это проблема многих регионов, не только Красноярска), что существующий уровень совершенно недостаточный. Нужны специалисты с практическими знаниями зарубежных регионов, готовые обеспечивать такие обмены (экономические, культурные и др.): переводчики, организаторы, бизнесмены. Простого знания языка совершенно недостаточно. Нужны крупные страноведческие, регионоведческие школы.