Строить нужно не здания, а жизнь

Как всякий город, Красноярск застраивался постепенно. А потому даже на центральных улицах соседствуют малогабаритные хрущёвки, брежневские серые монолиты и претенциозные дома «для новых русских». Уверять, что Красноярск — очень красивый город, — скорее выдавать желаемое за действительное, хотя, несомненно, за последние десятилетия он похорошел. О том, скольких усилий это стоило, о грандиозных проектах, увы, иногда существующих лишь на бумаге, и о неприметной планомерной работе каждого дня мы говорим с главным архитектором города В.Н. ПИРОГОВЫМ.

— Вадим Николаевич, наверное, трудно из промышленного города сделать красивый культурный краевой центр? Заводские районы нигде и никогда не были привлекательными, а у нас заводы были не только в черте, но и в центре города… Это наложило на Красноярск свой «неизгладимый» отпечаток?

— Действительно, Красноярск преимущественно был застроен производственными предприятиями, причём в условиях войны и эвакуации, когда некогда было рассуждать о генплане. Важно было разместить их как можно ближе к железной дороге, к водной артерии (северным путём сюда тоже приходили баржи). Поэтому правый берег быстро был занят заводами. Это, конечно, испортило город. Даже сейчас у нас практически нет подходов к Енисею. Мы исправляем эту «ошибку», хотя вряд ли это можно так назвать: война – необходимость. Но в градостроительном смысле, конечно, это не лучший вариант застройки.

Генеральный план города предусматривает вынос всех предприятий за черту Красноярска, и не только для красоты, но и в целях улучшения экологической ситуации. Это положение главного градостроительного документа постепенно реализуется. Мы начали осваивать территорию, занятую судоремонтным заводом, — строим микрорайон «Южный берег», благодаря чему у нас будет выход к воде. Такие же планы по поводу Комбайнового завода. Расположение Красноярска уникальное. Сопки, река, острова. Я несколько раз бывал в Средней Азии, там многие города расположены на абсолютно плоском рельефе. Однажды в Бишкеке я чуть не заблудился — его военные основывали, чёткая разбивка на кварталы, лабиринты улиц, ориентироваться очень трудно. А у нас благодаря сопкам очень легко понять, где ты находишься, не заглядывая в карту.

Вообще градостроительство — это целая наука. Она не такая яркая, как архитектура объёмного проектирования, но рассчитана на многие годы и проявляется позже.

— Вы упомянули о генплане. Какие радикальные изменения он предполагает?

— Генплан рассчитан до 2020 года. В течение этого срока мы планируем полностью реализовать транспортную схему, в первую очередь, построить чётвёртый мост, обустроив подходы к нему, вынести Комбайновый завод, застроить жилыми микрорайонами Николаевку, Пашенный (вынести оттуда мелкие предприятия, ДОК). Вдоль набережной должна пройти дорога — от нового моста до моста 777; сложный участок в районе медуниверситета, поэтому там дорога может пройти по эстакаде прямо над Енисеем.
Все эти планы связаны с финансово-экономической ситуацией в стране; если не будет инвестиций — сроки реализации генплана увеличатся.

— То есть деньги, в основном, федеральные?

— Смотря какие объекты. Строительство коммерческих объектов, в том числе жилья, осуществляется за счёт средств частных инвесторов. Четвёртый мост — в значительной мере федеральные деньги. Говорят о привлечении частного капитала, но тогда это будет платный мост. Насколько это сейчас серьёзно? Пока у нас платных мостов почти нет, в Сибири мне известен один — в Барнауле.

— Новая транспортная схема ликвидирует в городе пробки?

— Только отчасти. Мы расширяем улицы, но это не даёт должного эффекта. Необходимо убрать как можно больше светофоров, сделать непрерывное движение. А значит — строить подземные или надземные эстакады, делать мосты для пешеходов. Поэтому когда начиналось строительство метро, мы очень надеялись, что у нас появится мощная техника, которая сможет не только метро прокладывать, но и другие городские проблемы решать. В идеале хотелось бы сделать, как в Канаде, где параллельно сети метрополитена проложены целые подземные улицы. Там можно посидеть, отдохнуть под живыми деревьями. Туда вынесены кафе, магазины, кинотеатры, парковки. Кроме того, метро может решать проблему прокладки коммуникаций. У нас весь центр города испещрён ими. Мы планировали, что под проспектами им. газеты «Красноярский рабочий» и Мира будут построены крупные коллекторы, в которые могли бы войти техника и любая ремонтная бригада. Остальные коммуникации присоединялись бы на примыкании к основной инженерной «ветке». И обслуживать проще, и не было бы такой протяженности сетей. Мечта любого города иметь подобное инженерное решение.

— Если с метро связано так много надежд — почему мы отказались от этой идеи?

— Мы не отказались, а, напротив, надеемся, что хотя бы часть станций метро будет запущена в ближайшие годы, но ситуация с финансированием подобных объектов сложная во всех городах России. Красноярск не исключение.

— Но проект же похоронен?

— Нет, пока законсервирована одна станция, и то из соображений целесообразности. Работы на других участках медленно, но идут.

— Какие современные здания можно отнести к архитектурным достопримечательностям Красноярска?

— Мне импонируют архитектурные ансамбли в районе Стрелки и левобережной предмостной площади, комплекс спортивных сооружений на острове Отдыха. Что касается примеров современной архитектуры — у нас появилось на сегодняшний день самое высокое в городе здание: административно-офисный комплекс «Первая башня». Не буду утверждать, что это шедевр, но шаг к высотной архитектуре сделан. Хотя если мы посмотрим на города Средиземноморья — Италия, Югославия — они очень красивые и без небоскребов. Просто — бережное отношение к земле. Они каждый клочок своих городов используют рационально, находят оптимальное решение, облагораживают.

— У нас, как известно, земли много, можно не беречь… Скажите, как Вам наша набережная? Соответствует ли она той великой реке, на которой стоит город? Скажем, даже в Екатеринбурге, хотя река Исеть — далеко не Енисей, набережная гораздо красивее и привлекательнее для отдыха. А у нас она — зимой завалена снегом, летом забита палатками и шашлычками, так что гулять там невозможно: шум, музыка, теснота…

— Палатки мало кому нравятся. Но чтобы убирать набережную, нужны деньги, приходится искать компромиссы, привлекать бизнес. А сама набережная, я считаю, у нас достойная. В Кемерово такой нет, в Барнауле тоже нечем хвастать — берег красивый, крутой, но никак не ухожен. Набережная в Красноярске, можно даже сказать, уникальная. Раньше она вся была занята частными разномастными домиками с многочисленными пристройками и завалившимися заборами… Естественно, ни о какой эстетике и речи быть не могло. Для Красноярска - столицы края — оставлять такую застройку вдоль реки было недопустимо. При благоустройстве берегов снесли огромное количество таких построек, что позволило сделать это место достопримечательностью города. Правда, разработанный тогда проект градостроительного преобразования Красноярска не был до конца реализован. Он виделся в имперском стиле: огромные проспекты, мост в два раза шире планировался…

— А что с проектом комплекса культурных и увеселительных заведений на набережной, который одно время обсуждался в СМИ и в Интернете?

— Город этого не планировал. Есть проект размещения на набережной современного музея искусств, но это пока лишь предложение. И в районе Стрелки планируется открыть Синема-парка — комплекс современных цифровых кинотеатров. Видимо, об этом речь.

— Скажите, решение о любом проекте проходит через ваше управление? Например, банки имеют склонность строить помпезные аляповатые здания в самом центре; у вас есть полномочия предписать им выбор другого проекта, менее выпячиваемого?

— Такие вопросы решаются коллегиально, на градостроительном совете, где рассматриваются проекты. Но порой застройщики занимаются самодеятельностью: уже пройдя согласования, начинают уверять, что им по технологии надо ещё какую-нибудь пристройку соорудить, вносят изменения в проект, которые в некоторых случаях совершенно неуместны. Опять же, если говорить о стиле: сколько людей, столько мнений. У каждого проекта есть архитектор, это его видение, его идея. И в рамках совета один эксперт критикует архитектурное решение, а другой говорит, что оно отличное.

— А нельзя применительно к городскому строительству применять более жёсткие требования? Например, только подземные парковки, наличие зон отдыха. Ведь сегодня, не успеют сдать жилой комплекс, — а автомобили уже стоят и на газонах, и на тротуарах, и на детских площадках…

— У нас есть положение, утверждённое главой города: на одну квартиру должно быть обеспечено одно машинное место, наземное или подземное. Мы стараемся хотя бы из этих норм исходить. Застройщик должен в соответствии с нормативами часть территории застроить, а часть благоустроить. Но, бывает, застройщик отступает от проекта. Приходится с этим бороться…

Что касается строительства исключительно подземных парковок — сегодня не все люди готовы их оплачивать, и застройщики вынуждены содержать такие парковки: обеспечивать вентиляцию, отопление и так далее. Это дорогостоящий процесс. Считаю, что государство, заботясь об экологии окружающей среды и здоровье граждан, должно хотя бы частично брать на себя и строительство парковок, и их обслуживание. Частный капитал вроде бы готов вкладывать средства в подобные проекты, а потом оказывается, что это не окупается. У нас около 50 мест в городе предоставлено под многоуровневые парковки; но их не строят, потому что по расчётам такая парковка окупится через 15 лет. Нашему бизнесу это невыгодно.

— Когда застраивают новые микрорайоны — почему они все «типовые», а не уникальные, так, чтобы это каждый раз было новое слово в архитектуре?

— В Красноярске представлена и типовая, и индивидуальная застройка, но, конечно, мы чаще ищем компромиссы, чтобы расселить людей, дать им доступное жильё. В наше время можно воплотить в жизнь любую архитектурную идею: как угодно изогнуть фасад, применить любые материалы… Но сколько будет стоить квадратный метр такого жилья? Кто его будет покупать? Жильё только для богатых?
Хрущёвки в своё время вытащили людей из землянок. Правда, загнали нас в другой угол. Сейчас эти дома устарели настолько, что даже жить в некоторых опасно. Те газобетонные серии, что были построены на Предмостной, рассчитаны на 25 лет, и только потому, что в СССР запас прочности всегда увеличивали в 5 раз, они до сих пор стоят. Их, конечно, надо сносить, людей расселять. Но это значит — надо строить взамен социальное жилье. Сейчас этот процесс идет в Красноярске достаточно активно в отношении двухэтажных, как правило, деревянных бараков. В текущем году мы сносим и первую пятиэтажку — общежитие на Вавилова, это первый прецедент.

— Всё же о новых микрорайонах. Практически реализован проект застройки Взлётки — одно из самых «дорогих» мест в Красноярске. А что там особенного?

— Это микрорайон, который возник на пустыре. Если вернуться в историю, то при Павле Стефановиче Федирко предполагалось перенести туда деловой центр Красноярска. Проходили конкурсы по созданию проекта нового центра, участвовало несколько институтов, в том числе новосибирские, московские, ленинградские, наш Гражданпроект. Были невероятные идеи — в том числе разместить административные и офисные здания на острове Татышев. Но потом выбрали Взлётку как наиболее удобный по всем параметрам микрорайон, и даже строительство началось — например, пустующего сейчас «здания крайкома партии», куда как раз краевая администрация должна была переехать…

Если бы перенос центра состоялся — у нас бы появился собственный «старый город»; в исторической части Красноярска не было бы пробок, мы любовались бы старинными зданиями. Можно было бы организовать просторную пешеходную зону. А так — где власть, там и офисы, и торговые точки, всё движение здесь сконцентрировано.

Теперь вопрос о переносе делового центра решить ещё сложнее, хотя — почему нет? В Бразилии целую столицу перенесли, построили новую. То же — в Казахстане: построили новую Астану и освободили Алма-Ату.

— Скажите, архитектору в городе надо быть смелым или осторожным?

— Политически грамотным, я бы сказал.

— Есть ли у города архитектурные приоритеты, или мы всё время думаем о рациональном?

— Город сам диктует, что ему требуется. Есть транспорт, пешеходы, остановки; есть экономика, есть экология. Это всё должно учитываться. Мы не украшательством должны заниматься, а выстраивать комфортную жизнь. Тогда и архитектура будет другой, и город в целом. Как раз украшательство быстро уходит, не оставляя следа, а вдумчивый подход с прицелом на будущее — останется. Мне близка философия функционализма. Вот автомобиль — полностью функциональная вещь, и именно выполнение тех или иных функций определяет элементы его внешнего вида, дизайн. Обтекаемость кузова функциональна и красива одновременно.

— Вы, наверное, видели много городов мира. Что хотелось бы применить в Красноярске?

— Я не так много путешествовал. Был в Финляндии несколько раз. Мне понятна архитектура, образ жизни скандинавов. Они как раз очень рациональны. У них много дерева, и они его используют — и в строительстве, и в отделке. У нас тоже много дерева, но мы почти ничего не умеем из него делать. В Финляндии комбинаты предлагают индивидуальные дома коттеджного типа. Выбираешь по каталогу любой фасад, любую планировку — и тебе всё привозят в упаковке, как разобранный конструктор. У нас уровень пока совсем другой.

А вот, скажем, из Франции ни один дом мы сюда перенести не смогли бы. У них окна — размером со стену, вход в комнату — с улицы. Мы не можем себе это позволить — нам нужны сени, тамбур, веранда — надо тепло сохранять. Вообще наш климат требует очень много дополнительных усилий и затрат.

— Вы упомянули Астану. Для её проектировки и строительства приглашались мировые архитекторы - Кисе Курокава, Норман Фостер. Когда обсуждался проект СФУ, тоже мечтали пригласить мировую величину, но обошлись своими силами… Как Вам нынешний архитектурный ансамбль университета и насколько он значим для лица города?

— Мы рассчитываем, что СФУ станет визитной карточкой города, но пока о кампусе сложно что-то сказать. Проект «пирамиды», сейчас достроенный, был заложен десятилетие назад. Огромные коридоры, пустые пространства. Оказывается, это был типовой проект какого-то ташкентского института, узбекские проектировщики его делали. Для их климата такой вариант вполне подходит, но у нас там зимой можно замерзнуть. Для Сибири это опять же нерационально.

Пригласить сюда Фостера — наверное, было бы здорово. Но этого мало, надо чтобы весь генплан сработал в том направлении, в котором он обсужден, утвержден и т.д. Сегодня генплан постоянно пересматривается. В первую очередь застраивают территории, где не требуется снос, потому что это дешевле. Но такие решения не всегда идут на пользу градостроению. Если мы начнём ломать генплан – никакого комплексного освоения не получится.

— А каково участие города в этом проекте? Кажется, именно город должен был заняться реконструкцией проспекта Свободный с его углублением в районе кампуса СФУ?

— Этот проект близок к реализации: расширение проспекта, его углубление и выход на улицу Брянскую. Как только будет определён источник финансирования, можно приступать к строительству.

— Вы живёте в доме, который сами построили?

— У нас редкий архитектор может себе позволить жить в собственном доме. Когда я первый раз оказался в Италии – меня спросили: «На вашей вилле есть бассейн?» На Западе ценятся архитекторы, врачи, люди искусства, к ним относятся по-другому. В многоквартирных домах у них живут начинающие студенты.

Валентина ЧЕЛАЗНОВА