Просто Доктор. Борис КОГАН

Личное

Когда происходит беда с кем-то из родных, стресс испытывает вся семья. Несколько лет назад у моей мамы сильно заболела рука. В поликлинике по месту жительства хирург, выслушав жалобы, даже не притронулась к больному месту — сразу выдала направление на обследование в онкологический диспансер.

Всю ночь мы не спали. А наутро я вспомнила, что есть доктор Борис Захарович КОГАН и, несмотря на ранний час, тут же позвонила ему. В 7 утра хирург уже был в своём кабинете (его любимая поговорка: «Кто рано встаёт — тому Бог даёт»). Примерно через час мы с мамой сидели на приёме, а Борис Захарович, не торопясь, осторожно прощупывал уплотнение на руке. Наконец он поднял голову: «Ничего страшного, купите в аптеке обыкновенную медицинскую желчь». Потом велел поделать рассасывающие компрессы и через две недели обязательно приехать к нему на осмотр. Консультация онколога не понадобилась. После пережитых волнений очень хотелось доктора расцеловать…

Хорошо, что у пациента есть право на свободный выбор врача (статья 15 Этического кодекса российского врача). Плохо, что хирург поликлиники по месту жительства проявила профессиональную некомпетентность, отнеслась к своим обязанностям спустя рукава, чем, собственно, и нарушила этот самый кодекс.

Первое знакомство

В середине переломных 90-х городская больница скорой медицинской помощи им. Н.С. Карповича (в народе БСМП) бедствовала как никогда: было фактически заморожено строительство нового приёмного отделения, устарели коммуникации, не хватало коек, инструментария, препаратов и ещё много чего. Я делала тогда цикл телевизионных сюжетов о больнице, чтобы обратить внимание местной власти на многострадальную тысячекоечную, а «гидом» моим стал Борис Захарович Коган, работавший в то время замом главного врача БСМП по хирургии. На протяжении двух месяцев мы с оператором обследовали «объект» в сопровождении Бориса Захаровича. Вскоре я поняла, что рядом — человек принципиальный и действующий исключительно в интересах больных, даже если это грозило конфликтом с начальством.

Сегодняшний разговор мы начали, вспоминая те годы, когда отечественная медицина нуждалась в шоковой терапии.

«Помнится, в 90-х я оказался в Швейцарии в командировке, — рассказывает Б.З. Коган. — 40 тонн меди выделил край, чтобы одна из известнейших швейцарских фирм оборудовала в БСМП операционные и реанимацию. Водили нас, показывали оснащение современное… У меня слёзы бежали от восхищения. А представитель фирмы, видя мою реакцию, вдруг говорит: «Доктор Коган, напишите, что вам надо». И мне в аэропорт целый мешок привезли в подарок для больницы — разовые приспособления для резекции желудка и многое, о чём мы только могли мечтать. Это сейчас в БСМП для оснащения сосудисто-мозгового центра оперативно закупили компьютер последней модели, а в начале 90-х, чтобы, например, приобрести аппарат для литотрипсии (дробление камней), мы даже создали кооператив. Несколько раз свои деньги вносили, потому что бюджетного финансирования было не дождаться…»

Операция во благо

«Никакое медицинское вмешательство не может быть произведено без согласия пациента, кроме особых случаев, когда тяжесть физического или психического состояния не позволяет пациенту принять осознанное решение…» (статья 11 Этического кодекса российского врача).

— Борис Захарович, в вашей более чем 40-летней врачебной практике наверняка были случаи, когда, несмотря на явную угрозу жизни, пациент или его родственники не давали согласия на операцию? Какое решение вы принимали?

— В молодости я работал в Минусинске. Однажды приво-зят пьяную женщину. Вижу — у неё прободная язва желудка, и медлить нельзя ни минуты. Но больная категорически не соглашается на операцию. Дали наркоз, прооперировал. Дней восемь прошло, у неё всё идеально — выписал. Проходит ещё дней десять — меня вызывает прокуратура. Я звоню: в чём дело? Мне объясняют — она жалобу написала. Тогда я беру брошюрку, где описана прободная язва желудка и двенадцатиперстной кишки (если срочно не сделать операцию — перитонит, неминуемая смерть) и еду к прокурору: «Почитайте!». А прокурор: «Так она вам должна спасибо сказать!». Оказалось, что пациентка — сама медик и прекрасно понимала последствия не прооперированной язвы, но, видимо, решила качать права… Да, с точки зрения врачебной этики, хирург не имеет права брать в руки скальпель без согласия больного. К счастью, мне, за исключением вышеописанного случая, в общем-то, удавалось убедить всех.

Никогда не забуду пациентку Татьяну С. Ей именитые врачи, профессора поставили диагноз «саркома» и пришли к выводу о необходимости операции. А я вижу — это не злокачественная опухоль, потому что, говоря врачебным языком, «капсула» есть. Они настаивают: «Ампутируй!». А я упёрся: «Не буду!». На свой страх и риск удалил часть кости — затем наложил аппарат Илизарова — больше года сращивал и растягивал кость. В итоге она срослась. Сейчас пациентка уже в возрасте и благодарна судьбе, что обошлось без ампутации. Подобных случаев было немало.

Как витязь на распутье…

«Эвтаназия как акт преднамеренного лишения жизни пациента по его просьбе, или по просьбе его близких, недопустима…» (статья 14 Этического кодекса российского врача).

— В нашей стране закон запрещает эвтаназию, хотя споры в обществе не утихают…

— В Америке в разных штатах свой закон — где введена эвтаназия, а где нет. Здесь стоишь, как витязь на распутье… В отдельных случаях лично я — за эвтаназию! Хотя каждая гибель человека для врача не проходит бесследно. Это было давным-давно. Я, будучи студентом, ассистировал акушеру-гинекологу. Делали кесарево сечение. Родился ребёнок с врождённым сифилисом. Ничего более ужасного в своей жизни я никогда не видел: один глаз, волчья пасть и ещё много чего (лучше не описывать). Врач взяла и опустила плод в ведро с водой. И говорит: мёртвый, мол, родился… Я, конечно, пережил шок в тот день, но ещё большим потрясением стало посещение Красноярского дома инвалидов, где находились дети — с рождения уродливые, одноглазые, дети-«растения». Кормление происходит так: его ударят — он рот откроет — ему ложку туда. Кал они едят, мусор всякий… Гуманно это?

Слово — лечит, слово и калечит

«В оптимистичном ключе и на доступном для пациента уровне следует обсуждать проблемы его здоровья…» (статья 9 Этического кодекса российского врача).

— Был такой случай в 1966 году с моей коллегой, — вспоминает Б.З. Коган. — В неотложку поступил пациент с болями в животе. А врач возьми да и скажи при родителях: «Наверное, он наркоман». А у парня — острый тромбоз мезентериальных сосудов. Тотальный некроз кишечника… Даже узнав страшный реальный диагноз, родители не простили врачу неосторожно обронённое слово, обратились в суд.

Никогда не забуду и свой «не этичный» поступок в молодости. В больницу привезли десятиклассника, который в нетрезвом виде нырнул в реку и получил перелом шейного отдела позвоночника. Друзья притащили его в стационар в буквальном смысле на себе. Полный паралич — руки-ноги не шевелятся, в туалет сходить не может. Мы вскрыли спинной мозг в месте перелома и убедились — надежды на восстановление нет. Помню, сказал тогда матери, что сочувствую, но «лучше было бы вам один раз переплакать»… Она пишет жалобу в горздрав: какое право имел доктор так говорить?

Оба они — и отец, и мать бросили работу и сидели с больным сыном (отец, кстати, был командиром лайнера ИЛ-18). Спустя три года после смерти сына мать пришла ко мне, извинилась: «Борис Захарович, как же вы были правы…». Но после этого случая я всегда контролировал свою речь: думал, о чём можно сказать, а о чём лучше промолчать.

— До 90-х годов в России больному нельзя было сообщать диагноз «рак». Сразу — выговор…

— За рубежом говорить больному о раке принято давно. Ведь таким больным надо вопросы о наследстве решить и многое из того, что ещё не доделал в своей жизни, не успел. Да и если речь идёт о других тяжёлых заболеваниях, врач должен доступно объяснить пациенту все последствия, в том числе отказа от операции. Например, если не прооперировать позвоночную грыжу, может произойти нарушение функции мочевого пузыря, и моча будет бежать не переставая, или стопа повиснет и больше не поднимется.

Парадоксы в профессии

«Пациент вправе рассчитывать на то, что врач сохранит в тайне всю медицинскую и доверенную ему личную информацию…» (статья 13 Этического кодекса российского врача).

— Ещё в 20-е годы официальные руководители советского здравоохранения были убеждены, что понятие «врачебная тайна» для советской медицины в будущем отомрёт...

— Получается, что «отмерла» советская медицина, а тайна осталась… Впрочем, невзирая на врачебную тайну, вплоть до 1993 года в листке нетрудоспособности врачи нашей страны обязаны были указывать диагноз. Парадоксов в нашей сфере вообще много…

Сейчас 40% выпускников не идут в профессию (а в 1965 году, когда я заканчивал институт, в стационар невозможно было устроиться, пришлось дежурить на «скорой»). Массу примеров могу привести — талантливые ребята вместо того, чтобы надеть белые халаты, работают менеджерами или вообще в далёких от медицины сферах. Почему? На мой взгляд, в нашей стране нужен закон о защите медработника и достойная зарплата. Вы посмотрите, какая защита у судей, у сотрудников прокуратуры! Прокурор пьяный сбивает насмерть человека — он неприкосновенный…

— Вам довелось полтора года поработать в израильской клинике. Там, насколько я слышала, у врачей есть страховка…

— В клинике, где я работал врачом-ортопедом, меня сразу застраховали от ошибки. Допустим, врач делает блокаду позвоночника, а после операции пациент спускается с кушетки и, падая, ломает шейку бедра. Что будет? Обвинят врача. А когда страховка есть — всё справедливо. Но до сих пор в нашей стране никто не обращает внимания на эту проблему. А несчастных случаев много бывает…

Помню, лежал один мой коллега в БСМП с инфарктом, я его провожаю на лифте — а у него повторный инфаркт, и он умирает мгновенно, прямо в лифте. А сколько было случаев падения с этажей, особенно в нервном отделении? Кто виноват? Увольняют заместителя главного врача, хотя вдова и объясняет следователю, что муж давно хотел покончить с собой...

Если происходит с больным ЧП, то доктору надо доказывать свою невиновность — на всё это уходит драгоценное время и нервы.

Не навреди

«Врач должен соблюдать крайнюю осторожность при практическом применении новых для него методов» (статья 19 Этического кодекса российского врача).

— Вспоминается такой случай. Я был замом по хирургии в БСМП, когда ко мне пришёл один профессор из медицинской академии и попросил разрешения на введение пациенту интерферона внутривенно, хотя препарат к этому не разрешён. «У нас в аптеке есть проверенные стрептокиназа и стрептодеказа, — говорю ему, — возьмите и вводите». Потом этот профессор сказал: «Коган зажимает науку». А я стоял и стою на своём: не дам никогда на людях испытывать препараты, ставить научные эксперименты.

Не имей сто рублей

«Врач вправе принять благодарность от пациента и его близких» (статья 4 Этического кодекса российского врача).

В. Сурикова, 18 октября 2010 г.: «Я преподаватель фортепиано, и здоровые руки для меня — очень важно. Обратилась за помощью к Борису Захаровичу, он не отказался мне помочь. Каждое утро приезжал в клинику к 7.30, чтобы заняться лечением моей руки. И, конечно же, вылечил! Когда я пришла к нему с презентом, он страшно рассердился и произнёс: «Я хотел помочь!». Это Врач с большой буквы! (сообщение на форуме «Сибирского Медицинского портала»: http://www.sibmedport.ru/article.)

В свои 70 лет Коган продолжает работать практикующим хирургом в частной клинике, но консультирует всегда бесплатно.

— Отработал 46 лет в медицине и, клянусь, никогда не брал денег. Зато мог спокойно в любое время проснуться, никого не боясь. И друзей у меня много, когда надо — всегда помогут.

Помните начало 90-х? Что ни день, то криминальные разборки… Однажды привезли моего знакомого — директора одного из красноярских заводов с простреленной навылет грудной клеткой: повреждены лёгкое, диафрагма, печень, желудок, кишка, почка... Он сдавал в аренду помещение, а предприниматель решил рассчитаться с долгами по-своему. Мы с Марией Ивановной ЛОНШАКОВОЙ часов пять оперировали пострадавшего, потом подключили искусственную вентиляцию лёгких. Операция прошла успешно. Выписавшись из больницы, бывший пациент вручил нашей больнице чек в один миллион рублей на оснащение отделений реанимации и первой хирургии.

Другому известному в Красноярске руководителю циркуляркой отрезало кисть руки; он левой рукой успел схватить отрезанную правую, и в первые часы его собирались отправить на самолёте в Москву. Но решили сначала обратиться ко мне. Я сшил артерию, нервы, сухожилия. Он сейчас машину водит, и не с автоматической, а с обычной механической коробкой передач, и меня этой рукой парил в бане…

— Борис Захарович, иногда так хочется назвать вас профессором…

— Я считаю, лучше быть хорошим практикующим хирургом, хотя по аппарату Илизарова мог бы уже давно написать диссертацию. Но наука — всё же не моё…

***
Племянник Когана Вадим во время урока труда в школе повредил палец. Травматолог в Абакане настаивал на ампутации. Ребёнка отправили самолётом в Красноярск, и Борис Захарович ему этот палец прооперировал.
Б. Коган: «Провожаем племянника в аэропорту, а жена спрашивает: «Вадик кем ты будешь-то? Учителем, строителем?» А он: «Нет, как дядя Боря — доктором!». Сейчас он в Абакане заведует травматологическим отделением. Младший внук тоже заявляет, что хочет быть хирургом, как отец и как дед. Вот такая профориентация!..»

Вера КИРИЧЕНКО