Джаз в Красноярске,

или Музыка, которая продается

Как прогнать самозванца?

Джем сешн (Jam Session) — "непринужденная творческая встреча джазовых музыкантов в узком кругу коллег и друзей, во время которой они импрвизируют на темы известных мелодий для собственного удовольствия, не преследуя каких-либо коммерческих целей" (словарное определение). Участвуя во множестве "джемов" на правах тех самых "коллег и друзей", я как журналист вынес из этих посиделок два фундаментальных наблюдения: 1) Джаз — самое демократичное из искусств (никому не известный любитель может, если отважится, сыграть на одной сцене с Самим — тут могут стоять разные имена — от Бенни Голсона и Чика Кориа до Давида Голощекина и Владимира Чекасина); 2) Внутри этой демократичности действуют свои правила, порой весьма строгие (ничто не мешает "звездам" чисто музыкальными средствами "прогнать со сцены" коллегу, чей творческий уровень явно не отвечает даже минимальным профессиональным требованиям). Как это выглядит? Чего стоит новичок, становится ясно почти сразу (минута-полторы сольного высказывания), но профессиональная этика, разумеется, не позволяет мэтру прямо сказать что-нибудь вроде "Пошёл прочь, дурак!" Зачем, если можно сказать то же самое чисто музыкальными средствами. Ну, например, методом "утрированного ответа": играет нахальный дилетант музыкальную фразу, а мэтр его "передразнивает", играя то же самое, но в нарочито неправильной манере (не в той тональности или карикатурно ускоряя темп). Публика хохочет, а пристыженный самозванец покидает сцену. Я неоднократно наблюдал подобные уроки профессиональной этики на фестивалях самого разного ранга.

"Я разлюбил фестивали"

Несколько лет назад, будучи проездом в Москве, я созвонился с давним своим знакомцем Алексеем Николаевичем Баташевым. Старый "стиляга", непременный участник всех отечественных джазовых тусовок за последние сорок лет, автор книги "Советский джаз", ныне он работает в арт-кафе "Ностальжи", где мы и договорились встретиться.

То, чем он занимается в этом элитарном заведении, называется entertainment — в самом полном смысле этого английского слова (1. Прием гостей, вечеринка 2. Развлечение, увеселение, эстрадный концерт 3. Гостеприимство, угощение). Он ведет музыкальную программу, рассказывает забавные истории о джазе и джазменах, принимает гостей, иногда может даже спеть что-нибудь вроде "Lullaby of Birdland"...

В промежутках между этими занятиями мы с ним мило беседовали, вспоминали красноярские и абаканские фестивали, на которых работали рука об руку, обсуждали нынешние джазовые дела в столице и провинции.

— Я разлюбил фестивали, — признался мой собеседник. — Теперь они мне кажутся чем-то вроде дня 8 Марта: весь год не помним и вдруг — на тебе! Но любовь не бывает раз в году, это все же что-то более регулярное. Раньше фестиваль был единственной возможностью послушать много джаза "живьем". Почти все джазмены были вынуждены зарабатывать на жизнь кто где чем, а редкий фестиваль был отдушиной, прорывом к тому, чего лишены были все: свободе самовыражения. Теперь все изменилось. И потому я полюбил джаз-клубы, где музыку можно слушать не раз в году, а ежедневно.

Разговор этот был, повторяю, не вчера, а будь он сегодня, мне было бы что возразить своему приятелю: как и во многих городах России, в Красноярске фестивали уже далеко не единственная возможность "послушать много живого джаза". У нас налажена система регулярных концертных выступлений местных музыкантов: филармонический цикл "Джаз по четвергам в Камерном" — лишь часть этой системы, периодически дополняемой гастролями отечественных и зарубежных исполнителей, а также мероприятиями типа "Джазовый уикэнд" или ежегодными смотрами "Дети играют джаз". Правда тут ещё и в том, что джазовая жизнь миллионного города перестала быть предметом заботы лишь узкого круга любителей и энтузиастов, в нее "вложились" вполне официальные инстанции — Министерство культуры края, Государственная филармония, к руководству которой пришёл не чуждый джазу человек, и наконец Сибирский федеральный университет, в содружестве с которым совсем скоро пройдёт международный фестиваль "ЕНИJazz".

All That Jazz и ХХ век

Подводя итоги недавно ушедшего XX века, многие культурологи считают, что он породил два великих искусства — кинематограф и джаз. Удивительно сходство их биографий: оба начинались как сугубо несерьезные, почти ярмарочные аттракционы. Кино долго воспринималось как технический фокус ("волшебный фонарь"), а джаз, родившийся в портовых притонах Нью-Орлеана, даже в труднопереводимом названии своем сохранил привкус сленговой скабрезности (знаменитый фильм Боба Фосса "All That Jazz" назван у нас "Вся эта суета", а точнее было бы — "Вся эта херня"). Его путь — от негритянского борделя до сияющей сцены престижнейшего Карнеги-холла — возможно, самый потрясающий пример того, как безнадежно маргинальные жанры встают вдруг вровень с "вечными спутниками человечества" (позже подобный путь проделал и рок: от кабацких танцулек — к Вудстоку и концептуальным альбомам "Пинк Флойд" или "Кинг Кримсон").

Промежуток между двумя мировыми войнами, с легкой руки Ф. Скотта Фитцджеральда названный "эрой джаза", показал, что новая музыка отлично прижилась везде: и в гарлемских трущобах, и в подпольных ресторанчиках, порожденных "сухим законом", и на вечеринках золотой молодежи, и в салонах европейских интеллектуалов. "Потерянное поколение" нашло в нем как раз то, что было нужно: эротику и экзотику, свободу и эпатаж. Эти признаки джаза привлекают всех нас и по сей день, в чем не мешало бы откровенно сознаться каждому, кто воображает, будто ценит его за что-то другое.

Здесь, кстати, пролегает своеобразный водораздел между джазфэнами, чувствующими любимую музыку, что называется, нутром, и образованными знатоками, постоянно и, возможно, напрасно ожидающими от джаза каких-то интеллектуальных откровений, требующими, чтобы джаз окончательно порвал с якобы унижающими его танцевально-развлекательными традициями и стал, наконец, вровень с духовностью Бартока, Прокофьева и Стравинского. Фэны, я уверен, с восторгом воспримут суждение французского критика Юга Панасье: "Куда идет джаз? Да никуда! Джазу хорошо там, где он есть". Знатоки только поморщатся и включат запись Орнетта Колмана. Или Арчи Шеппа. Или Сесила Тейлора. Или Чикагского художественного ансамбля. И небрежно заметят, что хотя "Серенада Солнечной долины", конечно, колыбель джаза (для поколений советских людей), но нельзя же вечно жить в колыбели.

Упаси меня Боже претендовать на роль арбитра! Тем более что правы и те, и другие. Давно уже во всем мире одним словом Jazz именуется, в сущности, две разновидности этой музыки: одна дает пищу мятежному духу, другая играется для удовольствия и развлечения. И та, и другая нужны человеку, причем зачастую одному и тому же (только в разные моменты жизни). Первая играется в концертных залах, в том числе и самых престижных. Вторая, как и полвека назад, звучит в барах, кафе и ресторанах. И ту, и другую зачастую исполняют великолепные мастера.

Любители или профессионалы?

Смотришь телевизор, и начинает казаться, будто вся страна (а уж Москва в первую очередь) слушает только попсу, а "Фабрика звезд" собирает весь цвет нации. Вы, конечно, подозреваете, что на самом деле это не так, но догадываетесь ли, до какой степени не так?
Я, будучи в Москве, полюбопытствовал. Выяснилась простая закономерность: чем выше уровень ресторана, тем меньше там попсы. На определенном уровне ее нет вовсе. Есть цыгане, казаки, есть камерные составы, играющие Моцарта и Вивальди, есть Вертинский и романсы при свечах... И есть джаз. Во всех интуристских ресторанах -- преимущественно джаз, поскольку у состоятельных людей, европейцев и даже американцев, как правило, хороший вкус.

Тут они едят, пьют, беседуют, смеются, — тем не менее все при этом слушают музыку: после каждого удачного соло, по джазовой традиции, звучат аплодисменты. А если вдруг на сцене происходит нечто выдающееся, то зал моментально затихает, и эта мгновенная тишина многократно усиливает впечатление.

В Москве, помимо престижных ресторанов, джаз играют во множестве кафе, подвальчиков, клубов... И везде играют не безвестные любители, а профессионалы высшей пробы, среди которых — лауреаты международных фестивалей.

— В таких местах, — считает Алексей Баташев, — играть нужно по-особому. Здесь недостаточно быть звездой. Это на концерте артист может претендовать на все сто процентов внимания слушателей. А в ресторане или джаз-клубе музыканту нужно уметь создавать только определенный фон, атмосферу, оставаться как бы на втором плане, сохраняя однако все качества безупречно сделанной программы. И не все наши джазмены умеют так подавать свою музыку, не все хотят учиться, считая любое приспособление к публике изменой призванию. Я же вижу здесь проблему любителя и профессионала. Любитель свободен — творит что хочет, ориентируясь на друзей и знатоков. А профессионал — он на работе. Уж коли вышел на сцену — так к ней, к публике, у которой надо уметь пойти на поводу. Это большое искусство — подчиниться и не потерять достоинство, остаться самим собой.

В начале были фестивали

История джаза в Красноярске делится, условно говоря, на три этапа: о первом (до 1980 года) знают только специалисты, второй (с 1980 по 1995) разворачивался у нас на глазах, а последние полтора десятилетия мы с вами, собственно, и переживаем (а кое в чем даже участвуем). Самым интересным, временами драматичным и особенно насыщенным событиями был второй этап, подробности которого есть смысл рассказать. Потому что именно эти полтора десятилетия сделали Красноярск истинно "джазовым городом", то есть, сформировали ту атмосферу, ту специфическую аудиторию, которая, вне всякого сомнения, соберется и на предстоящий "ЕНИJazz".
Примечательной чертой этого периода стали ежегодные фестивали "Джаз над Енисеем".

Самый первый из них состоялся в 1980 году. И заварили эту кашу, смешно вспоминать, "любители и энтузиасты" из числа джазфэнов (инженер, научный работник, журналист, архитектор, строитель), которым удалось уговорить краевой комитет ВЛКСМ, что джаз – интересное и перспективное "средство воспитания молодежи". Под этой "крышей" существовали и развивались аналогичные объединения во многих городах СССР (ближайшим примером служил, конечно, Новосибирск), связаться с которыми не составляло труда. Первыми нашими гостями были музыканты Новосибирска, Кемерова, Абакана и Ташкента. Второй фестиваль именовался уже Всесоюзным, так как на него приехали звезды отечественного джаза из Москвы, Ленинграда, Донецка, Ташкента, Риги, Вильнюса и других городов. Концерты проходили в роскошном, только что отстроенном Дворце труда КраМЗа при большом стечении публики. Идея явно прижилась на сибирской земле, потому что через год на концерты фестиваля "Джаз над Енисеем'82", проходившие на сцене драматического театра имени Пушкина, попасть было настолько трудно, что потребовалось вмешательство конной милиции для наведения порядка на проспекте Мира — такого мы не видели больше никогда! Да и творческий уровень фестиваля оказался беспримерно высоким: к нам приехали лучшие музыканты обеих столиц, Прибалтики, Поволжья, самобытнейшие мастера Средней Азии, Дальнего Востока, Хакасии. Эхо этих незабываемых концертов еще долго звучало на просторах Сибири. Эстафету красноярцев закономерно принял Абакан, где в 1983 году прошел исключительно интересный фестиваль, на котором впервые прозвучали такие крупные произведения, как "Дух Огдну" Анатолия Вапирова, Сергея Курехина и Валентины Пономаревой, композиция "Золотые годы джаза" в исполнении своеобразной джазовой "сборной СССР". С той поры Красноярск и Абакан как бы соревновались друг с другом в проведении абсолютно разных по духу форумов джаза. Так продолжалось до 1987 года, когда команда "энтузиастов и единомышленников" по ряду причин распалась, и в джазовой жизни города возобладало "единоначалие" — все вопросы стал решать Я. Айзенберг, человек кипучий, но своенравный и конфликтный. Последствия этого разлада для публики поначалу были не так заметны: фестивали по-прежнему проводились, некоторые из них имели вполне "звездный" статус (к нам приезжали Г. Гаранян, Д. Крамер, А. Кузнецов, А. Фишер, А. Ростоцкий), но инициатива на глазах выдыхалась, многие проекты вяли на корню. И только в 2001 году попытку возродить былые традиции предприняло управление культуры краевой администрации совместно с комитетом по делам молодежи городской администрации. "Дни джаза в Красноярске", как ни странно, впервые за последние годы дали красноярцам представление о собственном творческом потенциале — на сцену вышли почти все наши музыканты (ранее, по уже упомянутым причинам, они либо отстранялись от участия "кипучим человеком", либо сами отказывались с ним сотрудничать, то есть, выступать). Кроме того, конечно, к нам приехали многие новые звезды — пианисты Леонид Винцкевич, Лев Кушнир и Андрей Подымкин, трубач Сергей Пронь, вокалистка Анна Бутурлина и многие другие. Послужит ли этот фестиваль толчком к возрождению подобных музыкальных праздников? Время показало, что хорошие традиции не умирают.

Чего хочет публика?

1 октября 2012 года исполнится 80 лет с того дня, когда поэт и музыкант Валентин Парнах провел в Москве первый в истории России джаз-концерт. У нашего джаза была бурная и драматичная история: его превозносили и отвергали, им восхищались и его запрещали. Но вот все эти страсти уже позади, джаз стал нормальным концертным жанром — играй не хочу!

Итак, пришла Свобода, а радости почему-то не видно. Джазовая жизнь Красноярска до недавнего времени питалась, в основном, редкими наездами звезд (спасибо спонсорам!) да ежемесячными концертами филармонического квартета под управлением Игоря Дадаяна (затем появился проект вокалистки Вероники Махотиной "Весь этот джаз") . По разным причинам один за другим исчезают с джазового горизонта такие яркие и самобытные музыканты, как Борис Толстобоков, Александр Карапетян, Михаил Эткин, Игорь Мальгинов, Андрей Тарханов, Валентин Русинов...

Но, несмотря ни на что, справлять поминки по джазу в Красноярске, по-моему, нет оснований. До тех пор, пока есть люди, желающие и умеющие его играть, они обязательно пробьются к публике, которая хочет их слушать. Так всегда было, так будет и впредь. Подрастает новое поколение музыкантов — воспитанников местных ДМШ, получивших известность благодаря концертам цикла "Дети играют джаз". В любой момент могут выйти из тени такие классные исполнители, как саксофонист Андрей Иголкин, клавишник Флорид Исламов (ныне работающие в далекой от джаза группе "Яхонт"). Все чаще появляется на публике интересный дуэт Валерий Лазарев — Борис Титаренко...

О слушателях нечего и говорить — они дружно собираются всякий раз, когда на джазовом горизонте забрезжит хоть что-то творчески заметное. Восемь лет назад вокалистка и продюсер Вероника Махотина инициировала новый концертный проект "Весь этот джаз". К участию в нем, наряду с талантливой творческой молодежью (группа "Дикси-джокер", составленная из студентов Красноярской академии музыки и театра), удалось привлечь музыкантов среднего поколения, в том числе и тех, кто раньше играл только академическую музыку (пианист Владимир Васютинский, флейтист Анатолий Иванов, между прочим, заслуженный артист РФ). Неведомо как, неведомо откуда в Красноярске появились такие прекрасные исполнители, как скрипач Влас Перетолчин, гитаристы Юрий Мельников и Радий Садыков, трубач Александр Сорвин, тромбонист Тигран Петросян, вышел из тени саксофонист Игорь Ваключев. Всем этим людям дал большую сцену проект Вероники Махотиной "Весь этот джаз".

В это же время к новой жизни возрождается ветеран красноярского джаза барабанщик Николай Данцер, участник 17 фестивалей "Джаз над Енисеем". Он создает ансамбль, который весьма удачно занимает пустующую нишу традиционного джаза: "Красноярский диксиленд" Николая Данцера в полном соответствии со спецификой жанра играет в кафе и барах, принимает участие в уличных шествиях и парковых концертах, где "вечнозеленые" хиты нью-орлеанской школы (Tiger Rag, When The Saints Go Marchin' In, Tin Roof Blues) звучат более чем естественно. В диксиленде Н. Данцера играют опытные и искушенные музыканты, хорошо чувствующие главное – стиль и дух исполняемых джазовых раритетов. А их руководитель ничуть не утратил молодого задора и темперамента – вот почему концерты ансамбля, где бы они ни проходили, всегда превращаются в праздник, кипучий, веселый, заводной.

Итак, подведем итоги: джаз в Красноярске есть, потому что есть люди, желающие его слушать, а в таких случаях всегда находятся люди, желающие и умеющие его играть. Материальная основа их деятельности различна: Дадаян и Махотина – филармонические проекты, Данцер умело балансирует между музыкой и коммерцией (а мы уже знаем, что джаз можно играть и в ресторане). Это, впрочем, не отменяет вывода о том, что джазу в Красноярске нужна финансовая поддержка.

"Свидетельствует вечный знак"

Джаз — странное и удивительное явление в мире музыки. При том, что многие его люди — профессионалы высочайшего класса, их поведение, в том числе и бытовое, отличается предельным демократизмом: где как не в джазе возможна спонтанная поездка за тысячи километров, чтобы сыграть в маленьком и не всегда хорошо натопленном зальчике для горстки преданных поклонников? Кто ещё способен приехать в Красноярск из Самары и ограничиться только проведением мастер-класса для студентов (я не поверил своим глазам, увидев в Красноярской Академии театра и музыки объявление о мастер-классе Григория Файна, выдающегося отечественного пианиста, приехавшего за тридевять земель и не давшего при этом платного филармонического концерта). И это в наше время, когда все музыканты научились "продаваться", а наиболее "раскрученные" из них даже куражатся над "принимающей стороной", выдвигая непомерные требования вроде лимузина к трапу самолета, многозвездочной гостиницы, номера с фруктами и минеральной водой Evian — и никаких розовых кофточек вокруг! А уж отношения джазменов с местными музыкантами полностью укладываются в есенинскую формулу:

"Свидетельствует вечный знак:
Поэт поэту есть кунак".

Это очень похоже на отношения, связывавшие величайшего русского поэта Бориса Пастернака с блистательными грузинскими поэтами Паоло Яшвили, Тицианом Табидзе, Симоном Чиковани, стихи которых Борис Леонидович переводил: после того, как был репрессирован Тициан Табидзе, Пастернак много лет помогал его вдове Нине, причем не только письмами, но и денежными переводами. Такое профессиональное братство носит истинно международный характер: выдающийся кубинский джазовый трубач Артуро Сандовал после бегства с "острова Свободы" пять лет не мог получить американского гражданства (госдеп отказывался признать его "беженцем, пострадавшим от тоталитарного режима"). И все эти пять лет "кунаку" активно помогал "король бибопа" Диззи Гиллеспи — хлопотал по инстанциям, приглашал в свои концерты, водил по престижнейшим студиям звукозаписи...

Вторжение того, что мы привыкли в последнее время называть "человеческим фактором" (вместо традиционного понятия "этика"), в чисто профессиональную сферу чрезвычайно многообразно. Это и пресловутая терпимость Дюка Эллингтона к злостным нарушителям режима в его оркестре ("Хороших и трезвых саксофонистов много, а Пол Гонзалвес, даже пьяный, в мире один"), и неожиданно резкая непримиримость Бенни Гудмена к проявлениям расизма (оркестр приехал на гастроли в Арканзас, где администратор гостиницы отказался поселить чернокожего пианиста Тедди Уилсона, после чего Гудмен заявил уже продавшему все билеты имресарио, что отменит все концерты, если Уилсона не поселят вместе с остальными музыкантами). В 1962 году оркестр Бенни Гудмена гастролировал в СССР и после концерта и джема в Ленинграде группа американских музыкантов приехала в гости к полузапрещенному "гению русского джаза" Геннадию Гольштейну. Вибрафонист Виктор Фелдман получил от Геннадия подарок в виде папки с его аранжировками. Через год в США вышел альбом Soviet Jazz Themes (аранжировки Геннадия Гольштейна). Говорят, что "Все мы — одна семья" это девиз шахматистов мира. С гораздо большим основанием это применимо к музыкантам, причем преимущественно к джазовым. Международное джазовое братство преодолевает почти все барьеры — идеологические, национальные, расовые... Слово "почти" здесь означает препятствие, появившееся (по крайней мере, в нашей стране) сравнительно недавно — финансовое.

В поисках "третьего пути"

История джаза сохранила имена двух людей, принципиально по-разному решавших эту проблему. Не берусь судить, какой из этих способов нам больше подходит (и подходит ли вообще), но знать о них стоит. Итак, два самых знаменитых специалиста в области джаз-менеджмента —Джон Хэммонд и Норман Гранц. Первый, будучи состоятельным и хорошо образованным человеком, все свою жизнь посвятил популяризации джаза (именно он открыл и раскрутил Бенни Гудмена и Каунта Бейси, добился того, что джаз стал звучать в Карнеги-холле). Так вот, Джон Хэммонд никогда не брал деньги за свою работу в качестве импресарио, напротив, все свои немузыкальные доходы и гонорары музыкального критика он тратил на продвижение любимой музыки.

Норман Гранц поступил иначе: он сделал джаз очень доходным бизнесом. Еще в 1944 году он организовал в Лос-Анджелесе цикл "звездных концертов" в местной филармонии, затем подключил к этому делу компании звукозаписи и туристские фирмы (на концерты "Джаз в филармонии" съезжались меломаны со всего света). Затем последовали мировые гастроли "команды Гранца", в которую входили Элла Фитцджеральд, Диззи Гиллеспи, Оскар Питерсон и другие, ныне не менее легендарные музыканты. Они, кстати, считали Гранца идеальным антрепренером: он очень хорошо платил, приветствовал совместные выступления белых и черных артистов, никогда не подводил в делах и обеспечивал запись на пластинку почти каждого удачного концерта.

Два человека — два подхода к джаз-менеджменту. Очень может быть, что для нас не подходит ни тот, ни другой, что нам предстоит найти какой-то третий путь. Но ясно одно: принципиально некоммерческую (по сравнению, скажем, с попсой) музыку, оказывается, можно развивать и даже продавать. Неужели это не вдохновляет деловых, состоятельных людей в Красноярске?

Владимир ВАСИЛЕНКО, журналист, педагог СФУ, ведущий джазовых программ Красноярской филармонии