Этого человека называли телевизионным продюсером и политтехнологом. Сейчас он генеральный директор центра промышленного дизайна и инноваций «АстраРосса». Он частый гость различных форумов, в том числе и Красноярского экономического, в последнее время каждый год выступает на молодёжных форумах «Селигер» и «ТИМ Бирюса». На X межрегиональном «Форуме деловых услуг. Предпринимательство Сибири. Госзаказ», который прошёл в Красноярске в начале октября, он представлял «Институт семантики систем».
Имя этого человека — Сергей ХАПРОВ. Свою задачу он определяет так: «Выйти из состояния русской элиты последних 200 лет, одержимой маниловскими мечтаниями и главной мыслью «Ой! А кто бы нам это всё понял и сделал!».
— Молодёжи вы говорите о пенсионной системе, а пенсионерам — об инновациях. Это способ окончательно всех запутать?
— Почему такой разброс? Потому что это новая экономика. И специализация, так воспетая и развитая в ХХ веке, будет уходить. Некоторые говорят, что идёт универсализация — нет, идёт интеграция. И я с малым бизнесом обязательно буду говорить об образовании, а с образованием — о бизнесе. Индустриальное общество слишком нас специализировало. И мы стали абсолютно «нецеликовыми». А перемещаться может только «целиковый» человек. Это стоять на месте можно специализированно. Когда вы лежите, у вас отдельно рука может подвинуться, а голова, ноги и всё остальное останутся на месте. Но если вам что-то грозит и нужно отскочить в сторону, у вас должно отскочить всё. А тут выясняется, что у вас нет способа координировать руку, голову, ногу и другие части тела!
Во всём мире малые предприятия — самые инновационные, самые быстроразвивающиеся. И я решил, что моё малое предприятие должно создать целиковую модель будущего. Предлагая отдельным сообществам концепции развития их сферы, я всегда указываю связи с другими отраслями.
Наша же страна находится в ситуации, когда с 1991 года общественные отношения были сменены в одну сторону, СМИ — в другую, производство — в третью... И 20 лет мы фактически не можем начать ни одного проекта, потому что это не совместные действия.
— Вы хотите сказать, что знаете, как впрячь в одну телегу осла и трепетную лань?
— Да, безусловно. Вы говорите, что мой автомобиль шумит, плохо включается первая передача, но он целиковый, он движется! А вы сидите с крыльями от самолёта, мотором от лодки, корпусом от автомобиля — всё по отдельности замечательное, но не едет никуда!
Нельзя от лошади постепенно переходить к автомобилю! Подвеска коробки передач к коню не повышает его скорость. Навеска ксеноновых фар не разгоняет до 150 км/ч. Ну никак! Не превращается постепенно и кузнец, который делал подковы, в поставщика резины для автомобиля. Это совершенно другая экономика. Поэтому и бизнес-модель образования придётся менять полностью! Но для этого нужно понять, в какой модели сегодня работает университет.
Итак, первый тезис. Я считаю, что современный университет построен по конвейерному принципу. Главная ценность конвейера — у него не меняется результат. Когда какую-то заготовку ставят в начале конвейера, уже предопределено, что будет в конце, и это нельзя менять. Поэтому я говорю: даже если бы у вас было блестящее индустриальное образование и денег, как у американских университетов, но у вас раз в 18 месяцев меняются технологии, раз в 2 года могут обанкротиться крупнейшие компании в мире, то ваше 5-летнее постепенное «наращивание» студента уже по определению порочно! На конвейере вы не можете в этом году поставить заготовку под автомобиль, а через 18 месяцев попросить, чтобы с конвейера вышел компьютер. В экономике изменений — да, возрастёт стоимость операций, но резко повысится гибкость!
Дальше. В конвейере заготовка не случайно называется «болванкой», она не принимает никакого участия в процессе обработки себя. Сегодня, когда 17-18-летний молодой человек попадает в вуз, никого не интересуют его предпочтения, его личность — как говорится, и медведя научим!
Мы же считаем, если в экономике всё меняется, знания нужны всем. Тогда «обучаемому» или «обучающемуся» может быть от 15 до 65 лет, он может быть в разном социальном статусе, он может быть женат или замужем, у него могут быть дети, он может быть главой корпорации или младшим научным сотрудником... Мы предполагаем, что он лучше знает, в какой ситуации находится, и собираемся ВМЕСТЕ С НИМ повышать его уровень. Это означает, что он сам за гибкость отвечает, за выбор отвечает и принимает финансовое участие в этом.
— А что даёт основание вам полагать, что субъект образовательного процесса лучше знает, что ему понадобится через 18 месяцев или 5 лет? Мы живём в непрогнозируемой стране, где ни парламент, ни правительство, да и никто не знает, что будет завтра!
— Одно не отрицает другого. Только что вы признали, что концепция, согласно которой кто-то в центре знает, что должно быть, уже не работает. Система высшего образования сейчас делает две некрасивые вещи. Во-первых, утверждая, что, поступив в вуз и отучившись, человек через 5 лет будет конкурентоспособен, она заранее его обманывает. Во-вторых, она не даёт гражданину возможности самостоятельно принимать решения относительно его же образования. Вы и не лечите человека, и не разрешаете ему лечиться!
Представьте индустриальное общество начала ХХ века. Средний гражданин — или крестьянин, или рабочий. У него никакого образования, достаточно низкая гигиена жизни и т.п. И вы говорите ему, вытаскивая в индустриальное общество: «На ближайшие 50 лет ты будешь делать то, что сказал профессор и что сказал врач!».
Сегодня, когда средний гражданин знает о своём здоровье не хуже среднего врача, когда благодаря Интернету вы имеете доступ к мнению профессоров по всему миру — ситуация принципиально изменилась. Но при этом мы не даём человеку самому участвовать в этом процессе.
Я не говорю, что нужно отменить привычный образ действий. Пожалуйста, оставьте его для тех, кто решил, что сам не будет принимать решения. Но мой опыт подсказывает, что человек всё больше и больше сам покупает курсы, сам кого-то нанимает и очень избирательно ходит в поликлинику.
— Вы за то, чтобы, отказавшись от услуг узких специалистов, предоставить человеку право самому «наступать на грабли»? Испытывать на себе методы лечения? Проверять, не рухнет ли построенный по собственному рисунку дом? Учиться тому, что нравится — а потом остаться без работы?
— Вот вы мне сейчас сказали: «Сергей, я правильно понимаю, что у автомобиля будут вожжи, и на 200 км/ч они не порвутся?». Что же я должен сказать о том, как будут выглядеть рулевые тяги в вашем варианте? Переход в новый уклад означает, что меняется весь пакет технологий.
Безусловно, должны появиться рейтинги. Если мы говорим, что новый университет представляет собой WEB 3.0 портал, и там есть 100, 200 или 1000 лекций из разных университетов, я выбираю по «кликам». Допустим, эту лекцию по математике отсмотрело 20 000 человек, а эту только 16 человек. Не купить ли мне ту?
— А не возникает ли здесь противоречие с тем, что вы сказали ранее: отсутствие целостности. Когда субъект выбирает одну, другую, третью, пятую, десятую лекции — он выберет хорошую коробку передач, колёса и т.д., но машина не поедет!
— Безусловно! По-настоящему хорошие порталы удастся создать докторам наук, ректорам. В вашем вопросе кроется ещё один вопрос — верификация качества. Я всегда спрашиваю в университетах: «Какие функции вы выполняете?» — «Как какие? Мы же работаем в системе образования!».
Нет! Есть агрегирование информации. И этим сайт Google занимается мощнее любого университета в мире. Есть фильтрация информации. Есть её семантическая обработка в библиотеку или каталог и архивирование. Есть распространение информации. Есть вариант коммерциализации информации, есть вариант глубокой переработки информации и создания уже каких-то методологий. И, наконец, есть вариант утилизации информации, когда вы умеете у человека хорошо затирать старые знания, высвобождая место для новых. И, естественно, ещё верификация.
Поймите, преподаватели не исчезнут! Это будет глубокая пересборка системы. Безусловно, будет верификация качества. Бесплатной будет информация, не проверенная никем. Допустим, какой-нибудь Антоша Петров написал свою версию физики. Отлично! Но под ней написано «Не верифицировано. Бесплатно». Безусловно, никуда не денется господдержка, и будут варианты, где поддержанное государством будет или стоить очень дёшево, или вообще бесплатно. Будут и дорогие частные варианты.
Второй тезис. Индустриальное общество создало огромную энтропию. Здесь я понимаю энтропию, как создание огромного количества объектов, которыми надо управлять.
В чём она выражается в образовании? Количество факультетов, да и институтов, выросло неимоверно. Когда мы обсуждаем проблемы образования, я всегда говорю: «Перестаньте требовать от Президента новых студентов инженерных специальностей!» Мне говорят: «Как это?! Нам же их не хватает…» Поймите, у вас уже пошли двоечники в институты, из которых никогда не получатся инженеры! А вы говорите — ещё не хватает.
Энтропия в высшем образовании ужасающая. Студентами являются люди, не способные не то что к мышлению — к запоминанию. Преподавателями являются люди, которые не способны убедить в своих знаниях соседа по лестничной клетке, они же преподают квантовую физику! Это означает, что нам нужно не увеличивать количество специальностей и кафедр, а сокращать! Когда я сказал в одном из вузов про 7000 специальностей, мне ответили: «Да-да! Уже посчитали специалисты — нам не хватает ещё 1000 профессий». Вы сами-то себя слышите?
Выход в подготовке более универсальных, я бы даже сказал интегрированных специалистов. Я, например, не понимаю, почему человек, способный конструировать самолёт, не может конструировать корабль? И там, и там — по миллиону компонентов. И там, и там действуют одни и те же законы физики... Просто так сегодня готовят конструкторов: специалист, способный сконструировать насос, не может конструировать опорные конструкции. Но больше у нас нет такой возможности! Судя по всему, в любой нации талантливых инженеров может быть определённое ограниченное количество. Вот это действительно демографическое ограничение. В любой нации есть 0,01% гениев, 1% талантов и т.д.
— Получается, мы должны вернуться к людям типа Леонардо да ВИНЧИ, Готлиба ДАЙМЛЕРА, Генри ФОРДА — людей многогранных талантов?
— Непосредственно к Генри Форду возвращаться не надо, как и к папуасам… Но то, что в ситуации неопределённости, в ситуации сплошных перемен выживать могут только целостные сущности — даже не обсуждается!
В принципе задача семантики систем — как раз найти те категории, по которым можно произвести интеграцию. Иначе вместо того, чтобы оперировать 5 параметрами, вы пытаетесь оперировать 100000 параметров и сами понимаете, что у вас не получается это делать.
Если в городе 4 млн автомобилей, то как бы вы ни меняли правила, как бы вы ни расширяли дороги — у вас всегда будут «пробки».
По определению!
Мало того, люди уже привыкли везде ездить на своём автомобиле, скоро они в нём смогут получать информацию о том, где что продаётся, и тогда хаотичность движения превысит все мыслимые пределы. Вам не помогут и 8-уровневые развязки!
Ещё один важный для меня тезис я осознал буквально года два назад. Один из моих знакомых, коммерческий директор компании, задал мне вопрос: «Что такое экономика знаний?». И я понял, что у нас «знание» — понятие литературное. А из каких компонентов оно состоит технологически? Самолёт состоит из планера, двигательной установки и авионики. Ракета состоит из тела ракеты, боеголовки, ракетных двигателей и т.д. Из чего состоят знания?
После достаточно серьёзного поиска я для себя сформулировал такое определение экономики знания. В этой экономике есть сырьё, называется оно «информация». И в этой экономике есть уровни передела.
Сырая информация — это данные. Ты с датчика снял — данные. Это первый уровень. Второй уровень — это информация, простое сравнение данных. Третий уровень — научные паттерны. Это сложные сравнения и уже более сложная информация. Этому сегодня обучает высшая школа. Оттуда выходит человек, знающий квантовую физику или знающий металлургию в общем.
Следующий уровень — «компетенция». Это когда вы берёте научные паттерны и можете их использовать в нестабильной экономической, социальной или какой-то другой обстановке. Например, сегодня не нужно просто конструирование самолётов. Нужно конструирование самолётов в ситуации, когда 50% рынка владеет «Boeing», когда на этот рынок заходят китайцы, когда у них лучшие комплектующие, а у нас из-за низких зарплат увольняются хорошие специалисты. Т.е. вы свои паттерны научные можете поворачивать в зависимости от сложившейся ситуации.
Следующий уровень — методология. Вы смогли в непростой ситуации сконструировать самолёт. Может быть, вы сможете сконструировать корабль? Мне говорят: «Погодите, ведь это же разные индустрии!». Методология позволяет найти общее, внести изменения достаточно большой неопределённости. Да, там другие компоненты, но это такая же сложная система.
Ещё выше — аксиология. При всей любви к высшему образованию вы вдруг выясняете, что оно построено по принципу конвейера. А аксиология конструирования предполагает: вы делаете продукт, за которым потом нужно 100 инженеров и 1000 фрезеровщиков. Их где-то и кто-то обязан родить. И это аксиология — 6 уровень сложности.
И, наконец, 7 уровень — онтология. Это когда вы вообще формулируете пространство. Ну, например, мы живём в детерминированном мире НЬЮТОНА — и тогда не может быть Интернета, спонтанных передач, электронных торгов. Или мы живём в спонтанном мире ГЕЙЗЕНБЕРГА — и тогда не может быть регулярных заседаний, обсуждений или регулярных лекций в аудитории, потому что за это время мировая экономика уже спонтанно переместилась в другое время. Сейчас фактически наша экономика пребывает в двух онтологиях.
— Как же они уживаются?
— Не уживаются! Мы сидим между двух стульев. Но если все остальные учреждения не торопятся переходить в «экономику знаний», то высшая школа просто по определению должна стремиться к этому.
И последний, тоже очень важный для меня вопрос. Где формируется знание? Если мы говорим, что знание — это сложно переработанная информация, то компетенция сегодня формируется в бизнесе, в экономике. Почему? Там люди непосредственно каждый день сталкиваются с технологией. Поскольку учёные со времён ЭЙНШТЕЙНА и ПЛАНКА ничего нового нам не предложили, сегодня инженер-конструктор развитого предприятия сильнее профессора. Вопрос: сможет ли компания или предприятие архивировать знания? Нет, они даже часто не осознают, что произвели новое знание. Забирает ли высшая школа знания, произведённые в экономике? Нет. Поэтому я говорю: в сетевом обществе каждый агент — будь то корпорация, человек, взвод, дивизия — производит информацию или знание. Её нужно собирать и обратно распространять…
— …Обработать, отфильтровать…
— Совершенно верно. И это делается сетевым образом, а не «департаменто-кафедральным». С одной стороны, должны быть задействованы мощные порталы, электронные технологии. А с другой стороны, я абсолютно себе представляю, что у меня один и тот же человек в университете является преподавателем корпоративной стратегии, студентом кафедры межкультурных коммуникаций, заказчиком стратегии входа на рынок и поставщиком студента какой-то другой компании…
Я утверждаю, что сегодня высшая школа, особенно в России, не имеет предмета деятельности, он не сформулирован. Если это переработка информации — перерабатывайте. Если это распространение информации — дайте её кому-нибудь перерабатывать. Но вы сегодня делаете всё по чуть-чуть, всё плохо, и называете это знаниями!
Андрей КУЗНЕЦОВ