Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
октябрь / 2011 г.

Город пальм и вязов

Пушкин писал: «...наше северное лето, карикатура южных зим...». И дальше там — что вот мелькнёт оно, и нету. И снова зима, тяжёлая, холодная и тёмная. Надо быть романтиком, чтобы работать в Сибири цветоводом. В последнее время замечаешь, что в отведённые природой три месяца город просто-таки отчаянно цветёт и зеленеет. К официальным предприятиям зелёного строительства подключились горожане — дома, особенно на окраинах, радуют цветами самых немыслимых расцветок.

Мы — зона рискованного земледелия. И мы рискуем. Или просто обозначаем своё присутствие на земле красотой, пусть и столь недолговечной.

Игорь Анатольевич СТРИЖНЕВ занимается деревьями и цветами почти всю свою сознательную жизнь. Его предки пришли в Сибирь 104 года назад. И сразу стали осваивать землю, на которой поселились. Правнук продолжил их дело. Сегодня он — директор совхоза «Октябрьский», заслуженный работник ЖКХ РФ. Не мыслит себя без Сибири и своей деятельности на её земле. Ещё раз — надо быть романтиком, чтобы выращивать деревья и цветы в Восточной Сибири. Об этом говорит хотя бы тот факт, что сегодня себестоимость тех же тюльпанов близка к цене, по которой они продаются красноярцам.

О деревьях и цветах Игорь Анатольевич рассказывает, как о живых существах: «..и стоит это бедное дерево на краю дороги...», «растения, они как дети...». И видно, что он действительно за них переживает, — директор зелёного предприятия в самом сердце промышленного города. Города, который, если верить статистике, занимает седьмое место в десятке самых задымлённых выбросами городов России.

— Игорь Анатольевич, почему именно вашему хозяйству доверили выращивать деревья и кустарники для инфраструктуры города?

— Так сложилось исторически. Ещё в 1940 году, когда наш город начал бурно развиваться, в том числе промышленность и жильё, было принято решение о создании лесопитомника. Выращивали всего лишь две породы, одна из которых — наш печально известный тополь. И вот с сорокового года мы так и работаем. В 1967 году в стране начали строить теплицы, которые принадлежали республиканскому объединению «Цветы», а уже в 1978-м произошло объединение лесопитомника и теплиц, и образовался наш совхоз цветочно-древесных декоративных культур.

У нас большой профессиональный опыт, и коллектив хороший сложился, поэтому мы уже, можно сказать, по инерции занимаемся выращиванием продукции для города. Но если говорить о цветоводстве, то в последнее время желающих им заняться — много. Собственно, не столько цветоводством, сколько перепродажей. И здесь мы, конечно, не законодатели, но, тем не менее, для продажи населению мы выращиваем тюльпанов больше двухсот тысяч в год. Это больше, чем выращивает Иркутск, Новосибирск, Кемерово, Барнаул. А что касается лесопитомника, то желающих вкладывать деньги — мало, ведь здесь быстрых денег не бывает. В среднем кустарник от семечка до реализации выращивается 5-7 лет, а дерево 7-12 лет. И поэтому мы, получается, монополисты по выращиванию и реализации деревьев и кустарников. Также занимаемся выращиванием рассады для населения и для города, более 200 000 цветочной рассады. Хотя это небольшой объём по сравнению с Управлением зелёного строительства, которое выращивает три и более миллионов для клумб, для своих потребностей.

— Как вы формируете ассортимент растений и на чём он основывается?

— Основываться на каком-то одном факторе в подборе растений мы не можем. Здесь целая совокупность факторов. Во-первых, все деревья и кустарники должны быть в той или иной мере адаптированы к нашему климату. Например, мы несколько раз привозили алтайские сорта; казалось бы, они довольно жизнестойкие, но смотришь — два-три года дерево растёт нормально, а потом — не знаешь, в какой момент оно вымерзнет. Такое часто бывает. Второе. Учитывая, что город — сложный организм, есть и заводы, и жильё, и школы, — каждому объекту подбирается свой тип растительности. Например, если мы садим кустарник в школе, он не должен иметь привлекательные ягоды, которые дети могут съесть и отравиться. Если, допустим, где-то живая изгородь, она должна обладать своими функциональными особенностями — хорошо постригаться, быть непроходимой, плотной. Если это санитарно-защитная зона завода, там, соответственно, должна быть большая поглощающая способность листа для влаги, пыли и так далее. Парк требует высадки красивых высоких растений, чтобы формировалась хорошая крона для отдыха.

Вся совокупность факторов позволяет нам держать ассортимент порядка 60 пород.

— А у вас какая самая любимая порода? Та, что лучше всего приживается?

— Ну, приживается, понятно, тополь. Хорошо приживается сирень. В последнее время мне стал нравиться вяз. Когда в городе его начали подстригать, ухаживать, он выглядит очень привлекательным, почти как пальма. У него есть один недостаток — лист у него появляется позднее, чем у других растений; но зато потом он уходит в зиму прямо с листом. На нём уже снег лежит, и он очень красивый стоит. Есть специалист в Абакане, он из этих вязов выстригает разные фигуры, смотрится очень оригинально.

— Есть ли, на ваш взгляд, проблемные участки в городе с точки зрения обепеченности растительностью?

— Это с какой стороны посмотреть. Есть участки, где зелень излишняя. Например, в центре города, когда в 50 см от дороги растёт дерево. На мой взгляд, это не правильно — из-за вибрации и выхлопов дерево чувствует себя некомфортно. Песчано-солевая смесь где-то попадает, автомобилистам парковаться неудобно. А когда оно начинает подрастать, его наверху ждёт сгусток проводов, а ведь не всякое дерево терпит обрезку. Та же берёза или черёмуха. Если отнести такое дерево от дороги на два метра — оно будет гораздо лучше расти.

А вообще, конечно, от отсутствия зелени страдают те районы, которые в своё время слишком быстро застраивались. Это, например, Взлётка или Северный. Школы многие. На протяжении 3-4 лет мы плотно работаем с управлением образования Советского района и этот пробел пытаемся восполнить.

Развязкам не хватает озеленения. Многим предприятиям, которые забыли само понятие санитарно-защитной зоны. А ведь они должны за этим следить и вовремя подсаживать растительность.

И ещё, на мой взгляд, городу недостаёт хорошего парка. Не того, что с аттракционами, а обыкновенного, зелёного, чтобы это было нечто среднее между парком и лесом. Чтобы человек мог прийти, в тишине посидеть под деревом на скамейке.

— Красноярск в плане насаждений изменился за последнее время?

— Когда Пётр Иванович стал главой города, он очень нас поддержал. Мы тогда собрали одно большое совещание, где рассмотрели все проблемы озеленения города, сделали серьёзный анализ деятельности питомника. Одно время, даже при советской власти, мы из питомника продавали по 250, по 300 тысяч деревьев в год, а потом, когда наступили перестроечные годы, потребление городом саженцев из питомника упало до 10-12 тысяч. Саженцы начали перерастать. И когда Пётр Иванович стал мэром, и собрали это совещание, мы получили такой толчок: с 10 тысяч стали продавать деревьев до 100 тысяч в год. И в какое-то время нам даже стало не хватать саженцев...

— А как вы относитесь к экзотическим деревьям, которые летом высаживают в центре, к тем же пальмам?

— Пальмы тоже имеют право быть. Мы люди городские, бывает, выезжаем в другие страны, что-то видим. А ведь есть люди, которые приезжают из далёкой деревни, и они пальму никогда не видели, им интересно и посмотреть на неё, и рядом сфотографироваться.

— Пальмы, да, они на виду. За ними и уход очень тщательный. Но вот недавно я видела по местному ТВ передачу о том, как при строительстве дороги срубили взрослые деревья. И такое случается — одни люди высаживают деревья, другие — начинают прокладывать трубы или асфальт — и эти насаждения вырывают. Почему же нет взаимодействия между городскими структурами?

— Это, я думаю, надо классифицировать как несчастный случай. Поверьте мне. Я практически каждую неделю бываю на планёрке в городе, каждый такой факт рассматривается как ЧП. Надо отдать должное городской власти, они выстроили очень серьёзную систему противодействия вырубкам. И, в общем-то, самовольно уничтожить дерево очень сложно, как и снести его, если идёт прокладка дороги или ещё что-то. Срубивший возмещает потерю материально, и деньги эти пускают опять же на озеленение. Ну, а где-то применяется принцип «одно дерево срубил, три посади».

— Расскажите о себе, изначально вы горожанин или сельский житель?

— Наверное, 80% всех горожан — это изначально сельские жители. У меня по линии отца прадед с прабабушкой приехали в Сибирь в 1907 году из Белоруссии, из Могилёвской губернии. Поселились в деревне Михайловка Емельяновского района и всю свою сознательную жизнь работали на земле. По линии мамы предки тоже сельские жители. И сам я до второго класса жил в Песчанке Емельяновского района, мама работала дояркой. Ну, а потом получилось так, что переехали в Красноярск. Тогда, помню, произошёл со мной забавный случай: я заметил, что во дворе растёт сорняк, и стал его выдёргивать. Бабушки на меня напустились с криками: «Ты что, это же зелень, трава!» А я, сельский ребёнок, никак не мог взять в толк, почему они сорняк травой называют...

— А как пришли к своей профессии?

— Помню, в детстве я читал книгу про голландские тюльпаны. Мне было всё в ней очень интересно, тем более, и книга была хорошо написана. Прослеживалась вся история — как их разводили, как луковица стоила целое состояние, объяснялось название цветка, которое произошло от турецкого «турбан» — их ведь поначалу из Турции завозили... Наверное, так и появился интерес, хотя я тогда не думал о том, чем буду заниматься. Отучился в школе № 2, в Советском районе, поступил в Красноярский сельскохозяйственный институт. Окончил его по специальности «учёный агроном».

Директором в совхозе работаю уже 21 год.

— Это ведь очень творческая работа — человек буквально из ничего, из крошечного семечка получает огромное дерево.

— Да, можно читать много умных книг, смотреть много интеллектуальных передач, но мне до сих пор непонятно, как из луковицы получается тюльпан, как из кустика вырастает роза. Сейчас осень. Мы высаживаем луковицы. Не успеешь оглянуться, как из них появятся цветы. Приходишь на работу утром, открываешь дверь в теплицу, а там — 15 000 тюльпанов! Женщины их срежут, и вечером вроде бы ничего нет. Утром заходишь — опять 15 000. И так — пока эти 200 тысяч с лишним вырастут.

Растения, как дети. Когда мы выращиваем деревья от семечка, сначала это напоминает детский сад — посевное отделение, там кустик формируется. Потом школа — школьное отделение, далее есть школа длительного выращивания. Даже термины те же используем, как при воспитании детей.

— Вы сибиряк в четвёртом поколении. Что вы думаете о Сибири и её будущем? Может, правы западные аналитики, и население Сибири лучше переселить в Центральную Россию, потому что обслуживание огромных территорий на вечной мерзлоте дорого обходится государству?

— Эта тема дискуссионная. Мне непонятно, почему говорят, что всё это придумали коммунисты, обвиняют советское государство, если большинство сибирских городов было основано несколько столетий назад. Взять наш город — ему 383 года.
Хотелось бы посмотреть, кто финансирует этих аналитиков. Вообще, я слабо верю в то, что они желают нам добра. И мировые процессы это подтверждают. Осуждают нас за Афганистан — и сами заходят туда; осуждают нас за агрессивную политику — и сами проводят её в отношении неугодных стран.

А что касается переселения сибиряков... Масса людей здесь живёт сознательно и добровольно. Скажи им: давайте, переселяйтесь куда-нибудь — они не захотят и не будут этого делать. Они искренне любят Сибирь.
И, во-вторых, хорошо, уйдём мы отсюда, тут же придут на наше место другие ребята. Это вопрос территориальной целостности. Целостности государства.

— То есть будущее Сибири, с вашей точки зрения, оптимистично?

— Да. Здесь надо жить.

Елена НИКИТИНСКАЯ