Детство, драйв и ноги великана

— Света, если говорить о разных возрастах, то ты у меня однозначно ассоциируешься с детством, детьми, карнавалами, журналом. Расскажи, как всё начиналось.

— Не сыпь мне соль на рану, журнал для меня до сих пор — болезненная тема.

Началось всё в 2002-м, когда я родила дочку и поняла, что в Красноярске — «детский информационный голод». Источника информации для родителей просто нет, никакого, только федералы. Невозможно узнать, где есть молочные кухни, где лучше купить ботинки, куда лучше пойти на танцы и так далее. И возникла идея удовлетворить эту родительскую потребность — создать некое информационное пространство, где родитель сможет из компетентного источника получить так необходимые ему данные. Опыта не было совсем, сейчас мне кажется, что всё было таким достаточно наивным. Но даже первый номер у нас уже был с рекламой — оказалось, что это очень интересно для всего сообщества: и для родителей, и для рекламодателей.

— Журнал был уникален по формату. Второго такого в России точно не было.

— Изначально это был информационный справочник. Потом этого стало не хватать — захотелось говорить об актуальном, интересные тексты появились. А авторы какие были! Цвет красноярской журналистики — АГАФОНОВ, НИКИТИНСКИЙ, СЕМЁНОВА, ОЛЬХОВА, даже БУРЛАКУ иногда удавалось уговорить; всех не перечислить, но редакционный состав был очень сильный.

А как я горжусь материалами с московской профессурой! Борис Даниилович ЭЛЬКОНИН, Борис Алексеевич АРХИПОВ, Катерина Николаевна ПОЛИВАНОВА. Ведь это и для Москвы нонсенс. Когда я просила интервью, московские гости с удивлением интересовались: у вас что — есть такое родительское издание, где это можно напечатать? А я со скромной гордостью — да, есть. А какие роскошные красноярские специалисты давали консультации — Людмила Александровна АНТИПИНА, Андрей ДЕГТЯРЬ, Алевтина СПЕРАНСКАЯ, Вера ВЫСОЦКАЯ, всех не перечислишь, а жалко.

Но оказалось, что нашему читателю как клиенту это малоинтересно. В процентном соотношении, на мой взгляд, у этих публикаций было максимум 10% читателей. Сложноватые тексты, серьёзные проблемы, стратегический взгляд на детство… зачем?

— Ну, надо же ориентироваться на уровень выше среднего.

— Ага, мы выращивали, выращивали читателя — и довыращивались. Людям что интересно-то? Узнать, как правильно наказывать. Это главный вопрос, который нам читатели задавали. Не «Как договориться?», не «Как понять?»... О чём это говорит? Об абсолютной педагогической безграмотности родителей! Абсолютной глухоте и слепоте. Ребёнок в большинстве случаев воспринимается как объект для воспитания будущей успешности. Если ребёнок всё время растёт как объект, он в субъекта потом не превратится. И никто об этом не говорит и не думает.

— Света, ну кроме журнала была же ещё масса проектов, благотворительных…

— Вообще-то и сам журнал был сплошной благотворительностью. Не бизнес, а гражданское хобби. Ведь у нас считается, что помогать нужно детям больным, обездоленным, бедным. А я уверена — в нашей стране нужно помогать каждому ребёнку! Но помочь можно только через родителей, через популяризацию принципов гуманистической педагогики. Заумная формулировка, но всё просто.

Все родительские функции сводятся к материальному – ботинки, каши, зубы, музыкальные школы и пр. И всё это из позиции сверху — я знаю, что для тебя хорошо. А ребёнку нужна грамотная любовь, а не формальная забота. Нет психологической поддержки, гармонии, комфорта.

Расскажу показательную, с моей точки зрения, историю. Стою в детской поликлинике — пришла на приём с Манюней. Слышу за спиной: «Бессовестный! Как ты можешь! Мальчик! Плачешь!». Поворачиваюсь — и вижу: ко мне спиной стоит молодая женщина с ребёнком на руках, и только лицо этого «бессовестного». Годовалый (!) ангел. Светлые волосишки пухом, настолько несчастные глаза, такое страдание в них! И эта «речь» матери. А что думает этот несчастный ребёнок, у которого с точки зрения общества всё хорошо — одет, обут, сыт, родители есть. Вот что он думает? Мама меня не любит, я плохой, мир опасен. Конечно, не словами формулируется, а закладывается на уровне подкорки. А в итоге базовое недоверие к миру, заниженная самооценка и комплекс вины. И это сплошь и рядом.

Вот и кому надо помогать? Каждому! И сделать это можно только через родителей. Никакие государственные программы по работе с трудными и лёгкими не помогут! Только родители, только мамина и папина любовь. А они любить не умеют, их родители не научили, но зато «умеют» воспитывать. Да, что говорить! Сто лет назад, не помню кто, но точно мудрый, сказал: хочешь изменить человека — начинай с его бабушки. А мы всё симптомы лечим.

— Вы писали обо всём — о конфликтах, о детской онкологии, о детях с ограниченными возможностями. У нас об этом предпочитают молчать. Но как раз с этим была связана твоя поездка в Америку. Как ты попала в состав делегации?

— Меня и ещё 7 человек отправил Ротари-клуб. Это такая благотворительная международная организация, которая сотрудничает с «Открытым миром». И они через Конгресс США ежегодно возят разных специалистов для знакомства с американским опытом. Я была единственным редактором, остальные — педагоги и психологи, которые работают с детьми с ограниченными возможностями. За 8 дней, пока мы путешествовали, мы побывали в более чем 20-ти школах и других учреждениях, которые занимаются с такими детьми. И это было, безусловно, потрясающе! Только непонятно: зачем нас туда привезли? Похвастаться? Нам до них, как до неба.

— А разница в чём — в материальной базе или всё-таки в отношении?

— И в том и в другом. Главное — на уровне законодательства прописано: нельзя инвалида ограничивать ни в чём. Везде есть пандусы, поручни, всевозможные приспособления, чтобы ребёнок мог чувствовать себя комфортно. Например, есть школы, в которых дети с ДЦП занимаются отдельно, но на какие-то уроки ходят все вместе. Ребёнок передвигается не один — с ним везде ассистент. Работу ассистента полностью оплачивает государство. И у каждого ребёнка он свой. Есть, конечно, и то, что мне не нравится. Например, в школе для детей с отклонением в умственном развитии ассистент должен меняться каждый год. Это, конечно, даёт эмоциональную мобильность, но при этом и отсутствие душевной близости. Однако такова традиционная для Америки позиция.

— А сам учебный процесс в школах?

— Различие в основополагающих постулатах. Класс, урок — и дети по 5-6 человек сидят вокруг столов. Педагог объясняет нам: «Мы специально рассаживаем их лицом друг к другу, чтобы было удобнее (!) разговаривать». Что тут скажешь? Мир наоборот.

— Какое у тебя самое сильное впечатление после поездки осталось?

— От судьи, как это ни странно. Верховный судья штата, солидный такой дядька, потратил на 8 тёток из Сибири полтора часа своего драгоценного времени. Но меня поразило не это. Мы фотографировались в зале Верховного суда штата, стучали молотками. А он сделал такую штуку, которая к должности ну никак не подходила: договариваясь с помощницей об экскурсии для нас, встал на стул на коленки. Не знаю, как это объяснить, но меня потрясла эта открытая, наивная, детская поза. Как школьник. Верховный судья. Я просто дар речи потеряла. Наши чиновники, как в должность вступают, так будто кол проглатывают, всё человеческое, простое в себе прячут, чистый функционал остаётся.

И конгрессмен ещё был шикарный. Огромное здание, мраморные колонны, заходим, а по офису собака бегает, дворняга. Беседуем чинно о дружбе между странами. А в конце я спрашиваю — почему собака в офисе? А он с таким недоумением — потому что мы любим собак. Вот так. Видимо, наши собак не любят.

— Не поверю, если скажешь, что ты не искала в Америке родительских журналов.

— Я даже с редактором одного из них встречалась, принимающая сторона организовала встречу. Было смешно, мы с ней просто вцепились друг в друга, перебиваем, рассказываем, вопросы сыплются, а время ограничено. И что ты думаешь: оказалось, в Америке точно такие же проблемы, как и у нас. Главная, конечно, — недостаток финансирования. И тогда я окончательно убедилась, что дело не в отделе продаж, не в схеме распространения, не в формате. Сегмент рынка такой: без государственной поддержки не выжить. А так как государство нас поддерживать не желает, я решила закрыть проект. Это сказать легко, а сделать так тяжело было. Я даже в Индию на месяц уехала, новые смыслы искать.

— И как? Нашла?

— В трёх ашрамах была, даже к Шри Шри Рави Шанкару на аудиенцию попала, это такой супергуру, миллионы почитателей по всему миру, но меня как-то не впечатлил. Уставшие глаза, формальная улыбка. Я вообще поняла, что для Индии «духовность» — как для нас нефть, один из главных источников ВВП. Весь мир едет за духовностью, коммерциализация неизбежна. Но и настоящие ашрамы есть, мне повезло, чудом попала в Тируванмалай и нашла-таки смыслы — открыла для себя адвайту.

— Совершенно логично, что параллельно с детским журналом появились детские карнавалы. Это же тоже не на пустом месте возникло.

— По-честному? Первоначально это была идея промы журнала. Первого июня мы в любом случае должны были что-то делать, это наш день. Так как я страдаю гигантоманией, мне нужно было что-то совершенно феерическое. Так и пришла идея отдельного детского карнавала. Но как же мандражно было в первый год! Мандраж и драйв одновременно у всего коллектива, супер время было.

— Это была бешеная энергетика. Как у часов — пружина закручивается, закручивается. Как наша вечная беготня и суматоха — закручивает нас, закручивает — и тут должен, и там надо… А потом — раз! Пружина лопнула. Всё — ты никому не должен, у тебя просто праздник.

— Знаешь, мы в первые годы все такой восторг испытывали, слёзы радости были нормой. Потому что трогательно было бесконечно. Вот именно в момент построения колонн. Я помню: бегу с каким-то рекламодателем, а слёзы катятся. Она на меня смотрит и реально не понимает: что случилось? Все же считают, что это только такое коммерческое предприятие.

У нас в России базовое недоверие к миру — нам всё кажется, что кто-то на нас нажиться хочет, а истинного восторга в принципе быть не может.

А ведь это был реальный восторг, пока государство свой ресурс не подключило. Правда. Раз — и съелась вся энергетика. Я не очень понимаю, как. Просто появилось какое-то количество участников, которых заставили. Они пришли и встали с раздражением. И всё сломалось. Получилась демонстрация. Собственно, опять всё в деньги упирается. Наш главный принцип — добровольность участия. Такая позиция требует затрат на продвижение проекта, на фишки шествия, на каждое «Вау!». Пока у нас были собственные ресурсы — мы вкладывались в это, а для государства такие расходы не понятны — зачем тратить деньги, если можно издать приказ, и все придут.

— Давай ещё о радостном. Я помню год, когда на Маркса между башнями была радуга — огромные разноцветные полотнища. Это была совершенно другая реальность. Не Россия — Марс. Другая реальность, которую и должен создавать карнавал.

— Да, занавес на Маркса почему-то мощнее смотрелся, чем на Мира. А ещё у нас тогда была идея между башнями натянуть канат и пустить канатоходцев. И я даже договорилась с канатоходцами, но никак не смогла договориться с этими башнями! Никак! Радиозавод, очень секретная организация, башня хлипкая, канатоходца не выдержит.

— А великан на вертолёте когда был?

— Не помню. Хотя это было ужасно смешно. Представь: 31 мая, 11 часов вчера, стою я на краю света на лётном поле, рядом ноги великана — огромные, поролоновые, жду, когда прилетит вертолёт, чтобы ноги померить, и думаю: офигеть, сорокалетняя тётка, давно пора помидоры на даче выращивать, а я — вертолёт, великан.

Безумие. Потом вертолёт прилетел, и думать о вечном опять было некогда. Ноги оказались больше, чем вертолёт. Выходят вертолётчики — чудные люди из компании «Аэрогео», они просто так нам помогали, хотя это бешеные деньги стоит. Директор там отличный дядька. Так вот они и говорят: «Не, такие ноги точно не пойдут. Их давлением от лопастей в клочки порвёт». И трындец. Осталась одна ночь. Но всё придумалось, и великан у нас всё-таки получился. А через полгода потребовалось вернуть ноги великана, они же на подотчёте, раз были в смете. Мы башку сломали, где их взять.

— Когда в этом году карнавал будет?

— Первого июня, и тема будет шикарная: мир наоборот. Мне нравится донельзя! Я жду такого взрыва творчества. Все, кому я об этом говорю, прямо загораются и начинают фонтанировать идеями. А ещё мне ужасно хочется, чтобы наши первые лица не стояли на трибуне, как обычно, а шли в самих колоннах в карнавальных детских костюмах. А дети приветствовали их на трибуне. Ведь это мир наоборот!

— А чья идея — мир наоборот?

— Хореографической школы «Колибри», руководитель Марина КОТЕЛЬНИКОВА-КАКОУЛИНА. Они такие молодцы, монстры креатива.

— До какого числа можно подать заявку на участие в карнавале?

— До 15 мая, и мы торжественно приглашаем принять участие в карнавале и студентов. Мы в этом году переименовались и стали детско-юношеским карнавалом. И у нас уже точно будет целая зомби-колонна. Мы будем рады всем, кто придёт по собственной инициативе, страшно-страшно нарядится и пойдёт в колонне. Потому что на карнавале даже взрослые люди становятся детьми. Но для детей это вообще полный отрыв. Главный приз — коллективная туристическая путёвка.

— А как ты думаешь, почему взрослые карнавалы получаются такими скучными?

— У нас просто пока ещё нет карнавальной культуры, поэтому вместо самого карнавала у взрослых получается демонстрация в костюмах. Чтобы культура возникла, её нужно воспитывать у ребёнка. Так что, думаю, лет через 20 у нас будут вполне приличные взрослые карнавалы. Карнавалы — это же одна из составляющих личности. Если перевоплощения нет, личность не может быть гармоничной. А для ребёнка это самая простая и лёгкая форма его проявления. Это не долгие годы зимними вечерами учиться игре на скрипке, чтобы через 15 лет победить в конкурсе. Здесь достаточно прийти — и ты герой, ты любимчик. На тебя все смотрят и все тебя любят просто потому, что ты есть, а не потому, что ты где-то в чём-то победил. Ты сам — один большой праздник.

Анна СТАМБРОВСКАЯ