Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
сентябрь / 2012

Каменная песня
Арэга ДЕМИРХАНОВА

«Жду вас у камня», — позвонил снизу Демирханов. Вышла встречать. Он действительно стоял у камня перед входом в один из корпусов СФУ (через час прославленный архитектор будет в университете принимать госэкзамен) и, опираясь на трость, докуривал сигарету… Как всегда при параде, в белом пиджаке, при галстуке, с роскошной бородой и в тёмных очках. Вокруг оживлённо ворковали, периодически срываясь на громкий смех, стайки студентов.

Мы вошли в новый корпус Института нефти и газа — просторное, многосветное, многометровой высоты помещение. Мой спутник остановился, поднял голову: «Люблю атриум! Такое громадное пространство, воздуха много. И ещё одно качество, очень важное для Сибири — помещение всесезонное: ты находишься вроде на улице, но в тепле. Вот в чём прелесть! И я не просто люблю атриум, а стараюсь везде его применять. Например, в помещении музейного центра на Стрелке или в здании бывшего красноярского автовокзала. Это не просто эстетика. Основной материал архитектора — пространство и его организация от малого объёма к большому. Здесь все законы построения искусства — музыкального, хореографического — любого! Поэтому композиционно — это доминанта, мощь!»

Арэг — это Солнце

По дороге в редакцию, где мы договорились побеседовать, я рассказываю Арэгу Саркисовичу о том, какие подробности откопала про его экзотическое имя (фамилию журналисты уже давно рассекретили: производное от «Темир-хан» — Железный хан — почётное прозвище, данное его прадеду). По одной из легенд, Арэг — герой, спасающий целый город от ведьмы и ставший царём. По другой — девушка, превращённая в юношу.

— А буквального перевода вы не нашли? — улыбается Арэг Саркисович. — Арэг — это Солнце. А как только ни коверкали моё имя журналисты и чиновники: то Арзэг напишут, а то Арык или Орех, — по четыре ошибки умудряются сделать в одном слове! Однажды пришлось столько документов важных переделывать… Понятно, что для России имя непривычное. Мама-то у меня русская, а отец — чистокровный армянин.

— Как они познакомились?

— Отец был журналистом. Отчаянным, замечательным. Приехал в Новосибирск, полюбил мою маму Александру Константиновну. В 1941-м мне было всего 9 лет. Только отпраздновали мой день рождения 21 июня, а на следующий день узнали страшную новость. Нас разлучила война. Отец оказался далеко, на Кавказе. А маму как партработника направляли в самые горячие точки страны, и она брала меня с собой то в Орёл, то в Молдавию… Приходилось мне и санитарные поезда мыть, и на полях урожай собирать… Дети работали рядом с женщинами. Самый старший мужчина в моём окружении зачастую был 12-летним. Выживать надо было… Поэтому я к моим годам мысленно всегда добавляю сотню лет, потому что в период с 1941 года по 1950 — Арэга Саркисовича могло не быть в любой день.

К моменту моего выхода во взрослую жизнь большая часть страны и самая её лучшая культурная часть лежала в руинах, поэтому строительство было самым престижным, востребованным искусством, ремеслом того времени. Так что выбор я сделал осознанно, тем более в детстве неплохо рисовал.

Этот город самый лучший Город на Земле…

— В ваших работах чувствуется влияние питерской архитектурной школы. Это от большой любви к городу на Неве?

— Конечно, я ведь, можно сказать, учился в Ленинграде, хотя заканчивал институт в Новосибирске, куда во время войны съехалась инженерная и художественная элита из Москвы и Ленинграда. Мы, конечно, не могли в то время посмотреть жемчужины мировой архитектуры воочию, побывать в Италии, Греции… Зато у нас был город на Неве. Он всегда меня привлекал как образцовый, с точки зрения своего построения. Здесь сосредоточены образцы европейской культуры, в высшей степени реализованные. Новосибирск тоже интересен в архитектурном плане, один из самых замечательных оперных театров — не просто России, а мира — находился именно здесь.

— Если бы вам в молодости предложили выбрать любой из регионов России, куда бы поехали?

— Ничего бы не поменял. Сразу после института я отправился на самую окраину державы, на Дальний Восток, в Комсомольск-на-Амуре. Это мой город-ровесник, ему тоже в этом году исполняется 80. Своё 25-летие я справлял там, на законченном объекте и даже получил в награду именные часы. Мне посчастливилось запроектировать с чистого листа город Амурск. Спустя много лет встречаю женщину, а она говорит: «Я родилась в Амурске». Для меня это был подарок.

Предлагали мне в своё время и в Выборг поехать, и к отчему дому — в Тбилиси.

— И что же?

— Арэг Саркисович верный сибиряк (смеётся). Как побывал однажды в гостях у моего однокашника — красноярца Эдуарда Михайловича ПАНОВА (заслуженный архитектор России), так и остался. Здесь царил строительный бум. Я был востребован и главное — моя работа завершалась зримыми результатами.

— А не щемит сердце, когда видите, что объект не используется в наши дни по первоначальному назначению? Взять хотя бы бывший музей Ленина на Стрелке… Вы же, прежде чем его строить, все музеи Ленина объездили — и в стране, и за рубежом…

— Щемит (пауза). И не только из-за одного музея Ленина. Щемит от всепроникающей коммерциализации. Конец цитаты.

— О чём ещё сожалеете?

— Совершенство компьютерной техники позволяет сегодня архитекторам строить 3D-модели и т.д. Всё это великолепно, но нет рукоделия. Известная армянская писательница Мариэтта ШАГИНЯН говорила: «Я не могу писать на пишущей машинке, мне надо в руку обязательно взять перо и им, касаясь бумаги, переживать собственные эмоции». Я с ней абсолютно согласен.

Источник вдохновения

— Вы проектировали градостроительные комплексы, общественные и жилые здания, произведения монументального искусства, культовые сооружения, интерьеры и музейные экспозиции. А что давало больше радости душе?

— Для меня это всё равно, что отвечать на вопрос: кого ты больше любишь — папу или маму? Но раз уж вы спросили…
Вспоминаю, как мы строили Мемориал к 30-летию Победы на Покровской горе, где были сделаны захоронения умерших в госпиталях. Вместе с руководителями края мы отстояли решение возводить не монументальную уличную композицию, как в других городах, а сделать закрытый мемориальный зал. Теперь экскурсанты и родственники павших воинов могут прийти, посмотреть списки фамилий, в тепле посидеть, возложить цветы…

БЛИЦ

Стекло, бетон, камень — ваш любимый материал? Дерево! Потому что это самый гигиеничный материал, я бы сплошь дома строил из дерева при условии соблюдения пожарной безопасности.
В чём секрет вашей молодости? Не скажу, а то все помолодеют, стариков не будет. Если серьёзно — в работе и в родителях, передавших сильные гены.
Во сколько начинаете рабочий день? В 6 часов утра. Сейчас сплю только 5 часов в сутки, но мне этого достаточно.
Ваше любимое блюдо? Картофель в мундире, запечённый в русской печке, и холодная простокваша. Ой, ещё и армянское блюдо есть – солёный сыр – чанах, лори и лаваш.

— Как рождаются у вас архитектурные образы?

— Архитектура отличается от всех видов искусств тем, что она достаточно синтетична. Помните триаду Витрувия? Прочность, польза, красота. Красота — самое сложное. Это может родиться ночью и вообще неизвестно когда. Воплощается она не всегда в угоду пользе. Такова реальность. Архитектор должен проникнуться заботами любого вида деятельности. Проектируешь, к примеру, детсад — примеряешь на себя роль и воспитателя, и ребёнка. А можно «освоить» и другие профессии — врача, художника, инженера, банкира, писателя…

— В своё время вы прониклись чувством культурного голода красноярцев и примерили на себя артистическую профессию. Это я о Концертном комплексе на Стрелке.

— Не будь Анны Павловны Керн — не было бы и «Я помню чудное мгновенье». Вот и мне повезло с персонами… Я уже не раз говорил, что склоняю голову в благодарности судьбе за то, что она свела меня с таким отчаянным, со здоровым честолюбием человеком, как Павел Стефанович ФЕДИРКО, в прошлом первый секретарь Красноярского крайкома КПСС. Помните лозунг тех лет: «Превратим Сибирь в край высокой культуры!»? Вначале идеей загорелся именно Павел Стефанович. К тому времени чётко обозначились профессионалы — хозяева будущих объектов. Большой концертный зал — для Ансамбля танца Сибири Михаила Семёновича ГОДЕНКО. Малый делался под коллектив мирового уровня — Красноярский симфонический оркестр под управлением Ивана Всеволодовича ШПИЛЛЕРА.

— Критика качества звука в Большом концертном зале уже стала притчей во языцех. А всё потому, что люди не знают изначального его предназначения…

— По законам акустики зал должен напоминать бутылку, обращенную горлышком к сцене. Но мы-то, проектируя его под ансамбль танца Сибири, хотели видеть артистов во всём великолепии: улыбки танцующих, их изумительные костюмы и т.д. Поэтому я его растянул, расширил, чтобы приблизить зрителей к сцене, но акустика в таких залах, где более тысячи человек, обычно всегда искусственная.

Противостояние

— И часто вам приходилось отвоёвывать свою идею, выслушивать критику оппонентов?

— Вся биография архитектора, особенно автора проекта, состоит в преодолении сложнейших препятствий. Вообразите, что я показываю эскиз Большого концертного зала, а меня спрашивают: во сколько это выльется? Оказывается, зал будет стоить целой серии жилых домов. Обосновывать целесообразность затрат на воплощение идеи мне приходилось в самых сложных инстанциях. Все до одного объекты, что построены в Красноярске по моим авторским эскизам, начиная с гостиницы «Красноярск», защищались в центральных органах столицы нашей родины — Москве, в трёх министерствах. Например, музей Ленина я защищал в ЦК КПСС, целый месяц там жил, ходил, доказывал…

Работа архитектора — это ещё терпение, потому что бывают и долгострои. Возведение филиала музея Ленина на протяжении восьми лет вообще можно считать народной стройкой. На интерьеры и на экспозиционные элементы музея работали практически все заводы края. Кто-то делал светильники, кто–то пюпитры, элементы экспозиции т.д. Поэтому наши стройки называют иногда фронтом работ. Фронт, вечная борьба, преодоление материалов, времени, сроков, качества и т.д.

Или ещё пример. Когда задумывалось здание Енисейского речного пароходства, надо было обосновать целесообразность его появления среди деревянных одноэтажных домишек. Мне намекали, мол, пустая затея, но я не сдавался, убеждал: это знак нашей будущей Театральной площади! Спустя 30 лет замысел завершился качественным оформлением фасадов. Почему так долго? Раньше на это ни денег, ни материала нужного не находили. Проще говоря, экономили. Так что жизнь архитектора — это, ещё раз повторяю, терпение. Знаете, в чём драма людей нашей профессии? Если художник что-то не дорисовал — он может спрятать свою картину в мастерской и никому не показывать. А тут — стоит громада у всех на глазах, а люди думают — что же ты, Арэг Саркисович, не додумал?..

— Вы сожалеете о чём-то, построенном много лет назад?

— Нет, по-другому я бы не сделал, особенно градостроительные комплексы. Жалею только, что в то время не было такого разнообразия материалов ни по фактуре, ни по цветовой палитре. Некоторые инженерные сооружения видоизменились до неузнаваемости: вентиляторы раньше делали высотой семь метров, а теперь они по размерам напоминают холодильник. Так, во время недавней реконструкции Большого концертного зала бывшее вентиляционное помещение нам удалось приспособить под уютный Камерный зал на 120 мест. Там сегодня проходят детские спектакли и концерты для будущих мамочек. В результате реконструкции в БКЗ появилось огромное фойе над лестницей. Я рисовал его изначально, но его в те годы «обрезали» из-за экономии. Сейчас это огромный зал, где можно проводить масштабные мероприятия. Это, к счастью, я успел воплотить сам, при жизни.

Художник, философ, поэт

— Какой у вас сегодня самый горячий объект?

— Купольная надстройка над главным корпусом Красноярского государственного медицинского университета. По замыслу ректора Ивана Павловича АРТЮХОВА, здесь будет размещаться музей истории медицины края, чего вуз, безусловно, заслуживает. У нас замечательная врачебная школа — это я не из вежливости говорю, а как человек, перенёсший четыре серьёзнейших операции и имеющий счастье беседовать с вами, перемещаться, работать. В одном из самых больших стеклянных куполов в российской державе будет находиться зал учёного совета. Место очень ответственное, на Красном Яру, в высокой точке города.

Величественный, монументальный, небывалый — это про объекты Демирханова. Он автор проектов застройки площади им. 350-летия Красноярска, концертного комплекса на Стрелке, КИЦа (бывшего музея Ленина), Театра музкомедии, Театра кукол, армянской апостольской церкви «Сурб Саркис», других общественных зданий и комплексов.

Два года назад почётный гражданин Красноярска Арэг Саркисович Демирханов издал книгу «Городу и миру», представил общественности новый масштабный проект — музей мировой культуры, который, по его замыслу, должен расположиться ниже часовни Параскевы Пятницы. В музее на Караульной горе предполагается разместить экспозиции, посвящённые событиям мирового масштаба и людям, которые внесли личный вклад в историю города и края.

О своей собственной популярности Демирханов не прочь пошутить: «Когда меня спрашивают, кого вы считаете крупнейшим архитектором современности (не мной придумано, но цитирую с полным правом), я отвечаю: нас несколько!».

— Вас узнают на улице?

— Да. Больше всего меня огорчает, что люди воспринимают известного человека чаще всего как представителя власти, чиновника из администрации и т.д. Мне приходится трудно — горожане обращаются со своими бытовыми проблемами. Я хотел украсить жизнь многих и, считаю, мне кое-что удалось сделать. Я так и написал в одном из своих эссе: «От этой каменной песни вдруг чьей-то душе полегчает. Не сделать нам жизнь прелестней, но мы утоляем печали…». Но сделать счастливей вряд ли кого-то смогу.

— А когда у вас проявился поэтический дар?

— Я не называю это творчество поэтическим, а скорее рассудочным. Если мне не удаётся загрузить себя рисованием, придумыванием проектов, тогда в любой из моментов я пишу то, что назвал очень метко замечательный человек, к сожалению, ушедший из жизни, бывший ректор художественного института Виталий Натанович ПЕТРОВ-КАМЧАТСКИЙ. Он сказал: это не стихи, ребята, это слова и мысли. Вот точная оценка этой части моего творчества. Одно из обязательных качеств человеческих, которые я уважаю, это самоирония. Мы должны оценивать собственную персону в этом гигантском мироздании, не преувеличивая её значение и возможности. Но произнесённое слово хорошо тем, насколько оно может быть многозначно. Попробуйте перевести!

Как перед выходом на сцену
Трясусь — в рядах сплошная знать.
Себе давно я знаю цену,
Но знать-то может и не знать…

Или ещё — но это уже не самоирония, а скорее борьба за чистоту русского языка — замечательного, выразительного безумно. Но вот против засорения нашей речи паразитом «как бы» — прочту вам «антикакбы»:

Когда я всё же как бы помру,
Дорогие мои россияне,
Соберитесь на Красном Яру,
На народное как бы гулянье.
Где царит енисейская даль,
Где дурит красота как похмелье,
Снизойдёт на вас как бы печаль,
Как бы радость и как бы веселье,
Как бы вместе мы песню споём
Про улыбку, глаза как бы синие
И про то, что мы как бы живём
И пока ещё как бы в России.

...Прощаясь, Арэг Саркисович опять улыбнулся: «А вы знаете, как на родном языке называют Армению? Карастан — страна камня. Символ моей второй родины — «хачкары» (крест-камни) — памятники, рассыпанные по всей Армении. Таких нет больше нигде в мире. Я с уважением и почтением отношусь к культуре своего отца и считаю себя богачом. Вот на таком сплаве древнеармянской и великой русской культуры держусь!».

Вера КИРИЧЕНКО