У режиссёра-документалиста Герца ФРАНКА есть известная короткометражка «Старше на десять минут» — завораживающий фильм о трёхлетнем мальчике, сосредоточенно наблюдающем за спектаклем в кукольном театре. Снятая скрытой камерой без единой монтажной склейки, эта лента Франка — сильное высказывание о тайне человеческой души. Кажется, ну что там такого происходит на сцене? Дуремар с Карабасом-Барабасом нападают из засады на Буратино, Мальвину, Пьеро и Артемона, пытаются отнять у них только что подаренный Тортиллой золотой ключик… Но вначале безучастное любопытство ребёнка, затем — тревога, сопереживание, внезапная радость и внезапный ужас, и снова улыбка, облегчение — нет, это уже не про сказку. Мне всегда было интересно, кто придумывает и создаёт эти кукольные миры, заставляющие детские души так сопереживать.
С Натальей Владимировной НИКОЛЕНКО, главным художником Красноярского краевого театра кукол, я познакомилась случайно. А художница, в свою очередь, случайно соприкоснулась с куклами. В её кабинете-мастерской чувствуешь себя абсолютным ребёнком: столько непонятных вещей, кукол, рисунков, макетов… Лохматый козлик на каких-то деревянных палочках, ещё недоделанная птица из папье-маше, застывшие красивые полуметровые куклы в принцессных платьях. Для «непосвящённого» во всём этом есть притягивающая тайна. Прозаичности же добавляет сырой запах клея, грунта и гипса. Хотя и в нём, кажется, есть своя прелесть.
Случайная встреча
Наталья Владимировна, как и многие дети, в детстве играла с куклами. Но в театр кукол никогда не ходила, хотя — это удивительно — художественная школа, где она училась рисовать, находилась прямо через дорогу от него. Зато её завораживали музыкальные оперетты, которые часто тогда показывали по телевизору. Позже Наталья Владимировна окончила Красноярское художественное училище им. Сурикова, но на этом не успокоилась и поехала учиться в Киевский государственный художественный институт. Сегодня это Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры.
Первая её серьезная встреча с куклами произошла в 25 лет.
— Долгое время я вообще не была связана с куклами, это вышло случайно. Моя одногруппница Вера буквально болела театром кукол, жить без него не могла, мечтала стать настоящим кукольником. На четвёртом курсе ей улыбнулась удача: Киевский городской театр кукол попросил сделать спектакль, и Вера взялась за «Сказку о рыбаке и рыбке» по А.С. Пушкину, заинтересовав всю группу. Представьте, первый серьёзный спектакль, да ещё и в куклах, о которых никто ничего не знает!
К шестому курсу дело дошло до росписи декораций, делать это было некому, и я согласилась помочь Вере. «Сказку о рыбаке и рыбке» мы сдали удачно, защитили свои драматические дипломы, закончили институт, разъехались… Но однажды на красноярской театральной выставке коллега свёл меня с режиссёром кукольного театра Ю. СОЛОМИНЫМ. Так началась моя первая самостоятельная работа над эскизами к пьесе Н. ГЕРНЕТА «Русалочка» по мотивам сказки АНДЕРСЕНА. Представьте, с куклами я никогда не работала, а режиссёр дал мне свободу действий и попросил просто порисовать героев, пространство, в котором они живут. В итоге мои эскизы его заинтересовали, и он предложил постановку. Так я впервые попала в театр кукол.
Когда я прочитала «Русалочку», сразу задумала отталкиваться от «льющейся» натуры, поэтому главным материалом стал батик. Каждый раз, когда читаешь произведение, возникает ощущение фактуры. Поэтому всех актёров в «Русалочке» я одела в льющийся, яркий батик, а куклы были тростевые, около семидесяти сантиметров, с крупными головами. Мне хотелось показать всю подвижность, яркость моря, поэтому и костюмы были выразительными. В мире людей они были из сетки, а водяные жители — в цветных костюмах.
С образом Русалочки работали долго. Вначале кукла была неуклюжая, она «не шла», а в какой-то момент и Соломин ушёл из театра. Но мне очень хотелось закончить спектакль, увидеть: что же выйдет? С новым молодым режиссёром мы в итоге сделали очень красивую куклу: убрали туловище, оставили только голову, а волосы создали из эксцельсиора — необычной, мягкой ткани. У нас был десятиметровый шлейф-море, и когда дул вентилятор, наша Русалочка буквально плыла по волнам. Всё было цветное, красивое, но драматическая канва сказки осталась.
Кто такой гапит
— Наташа, ты будешь заново расписывать, да? — в мастерскую заходит женщина со старой, поблекшей куклой в руках.
— Да, конечно.
— А грунтуем каким цветом?
— Да таким же. А расписывать будем в конце.
В красноярском театре кукол сейчас полностью восстанавливают спектакль 1996 года — «Чёрную курицу» А. ПОГОРЕЛЬСКОГО. На стене висит всё кукольное семейство. Наталья Владимировна вручила мне одного из героев волшебной повести: небольшая головка, круглые добрые глаза и короткие жёлтые волосы, туловище — не туловище, а хитроумная конструкция из деревянного основания, длинных металлических стержней-рук с подвижными ладошками, пружин и других неизвестных мне деталей… Движущийся механизм под ярким костюмом. Пытаешься двигать кукольную ручку — выходит неловко и топорно, но ощущения от того, что такая странная кукла вдруг, одним движением может ожить, стыдливо прикрыть ладонью лицо или радостно помахать, волшебные.
«Всё, что я умею сейчас делать, пришлось осваивать через практику впервые в красноярском театре, потом и в других. Но вначале пришлось двигаться буквально вслепую. Я думала: ну кукла и кукла… Она для меня существовала только в рисунке на бумаге. А что её оживляют, что видов кукол — множество, мне и в голову не приходило. Помню, как первый раз меня попросили сделать «технологическую карту» куклы. «Нарисуйте хотя бы гапит!», — сказала мне зав. постановочной частью Зоя Семёновна ТИХОНОВА, а я думала: о чём просят? А гапитом всего-навсего оказалось устройство, которое двигает голову куклы. Его обязательно нужно рассчитать, а это уже совсем другая, не творческая, а техническая работа: измерить плечики куклы и прочее, чтобы её большая голова правильно двигалась. Обычная работа.
Через два года я стала главным художником в Красноярском театре кукол. Тростевые куклы в «Русалочке», перчаточные в «Гусёнке», особые куклы, сделанные из форм, напоминающих яйцо, в «Крыльях» по Андерсену, марионетки, теневые куклы… Всё это было потом. И стало настоящим открытием».
Театр кукол настолько ёмкий, в нём есть и кукла, и актёр. Но его суть — не игра в куклы, ведь на сцене творится настоящая жизнь! Именно с помощью куклы актёр может выразить многие чувства, которые сам не сможет показать на сцене. У кукольника своеобразный мир, он создаёт героя, который начинает жить на сцене.
Но и актёр, приходя на работу, не просто «отрабатывает». Театр — это тоже его жизнь. Вот французский режиссёр, кукольник Филипп ЖАНТИ делает куклу буквально на глазах у зрителя, буквально из ничего, и из этого рождается уникальное, самостоятельное театральное действие.
Особенные люди
Высшее образование по специальности «художник театра» Наталья Владимировна получала на Украине. Просто там было тепло и солнечно, в отличие от сырого и зачастую хмурого Петербурга. Но, как признаётся художница, её всегда тянуло домой.
«Мне повезло с педагогом в институте — Даниилом Данииловичем ЛИДЕРОМ. Выпускник Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры, а по-студенчески «Репинки», по воле судьбы он начал с Челябинского театра драмы, позже работал на Украине. Это был потрясающий педагог, думающий, увлечённый. С первого курса он учил нас грамотно работать с литературой. Мы брали пьесу, читали её, внимательно следили за героем, почему он поступил так, а не иначе, как герой менялся, и своими рассуждениями, «наговорами», создавали свою атмосферу пьесы. Даниил Даниилович учил не просто читать материал от и до, а мыслить, неизменно спрашивал: «Про что это?». Такими сложными, интуитивными путями вырастал образ будущего спектакля.
Даниил Даниилович был очень хорошим художником, одним из ведущих в стране, известный и за рубежом. И человек он был замечательный: не скажет грубого слова, даже когда ему было тяжело. А ещё он прекрасно чертил, в его руках была особая эстетика. Сам худощавый, подтянутый, Даниил Даниилович и рисовал утончённо. У него был свой философский подход ко всему, до сих пор я обращаюсь к блокноту с его лекциями-рекомендациями. А ещё он учил видеть красоту, во всём и во всех.
Институт вообще был интересным временем. Живописцы, графики, скульпторы, реставраторы, искусствоведы, архитекторы учились бок о бок, в этом была особая атмосфера! Мы все работали с энтузиазмом. Хотелось работать. Бывало, задерживались в мастерских допоздна, работая над курсовыми проектами. Ведь наша профессия уже в студенчестве была настолько ёмкой, что приходилось корпеть не только над «литературной» частью, но и над технической. Грубая физическая работа над макетами часто получалась эпичной: одна студентка пилит, другая — паяет, третья — «старит» забор для декораций. Использовались все подручные материалы, одна моя сокурсница даже тайком утащила стекло из домашнего буфета, чтобы рисовать костюмы к спектаклю на стекле.
Годы учения в Красноярском художественном училище им. Сурикова были по-своему интересными. Мне вообще везло на педагогов! Например, Александр Николаевич БАЖЕНОВ жил театром, его современными формами и нас им заинтересовал настолько, что почти вся наша группа связала свою жизнь с этим искусством, многие «открывали» наш оперный театр. А ещё он безумно много читал и настолько «заражал» литературой, что мы все поголовно читали».
В красноярском училище Наталья Владимировна училась на «художника-декоратора». Когда будущая студентка узнала, что на живописном факультете придётся много чертить, подумала, что она этого не выдержит, и пошла на декоратора. Тогда она даже не думала, что ей придется чертить всю жизнь.
Юрий Саныч и «Война»
«Мне вообще кажется, что вся жизнь — череда случайностей. Впервые здесь в Красноярске мне удалось поработать в 1985 году с действительно известным режиссёром — Юрием Александровичем ФРИДМАНОМ. Тогда у нас в театре шла реконструкция, всё ломалось и восстанавливалось, но спектакли никто не отменял. Фридман приехал из Москвы, он был настоящим мэтром. Юрий Саныч по-настоящему открыл мне глаза на театр кукол и вообще, меня, только открывающую для себя театр кукол, всегда погружал в этот мир и в профессиональные лабиринты. «Как там у тебя идут дела? Что-то там не получается? Я в Тюмени, здесь идёт постановка — приезжай смотреть».
Сам Юрий Саныч пришёл в театр кукол из музыкального театра, а до этого долго занимался кинематографом, мультипликацией. Критик-филолог по образованию, Фридман «болел» ФЕЛЛИНИ, постоянно подбивал: «Пойдём смотреть Феллини, это так здорово!» Помню, как мы ходили смотреть с кассеты «8 1/2» в «Дом актёра». На такие показы обычно собирались все наши театральные деятели. Выключался свет, и на большой экран выводилась картинка. Юрий Саныч хотел мне дать и опыт просмотра кино, открывал глаза на это искусство.
Фридман же помог мне поехать на большой театральный фестиваль в Прибалтику, где удалось соприкоснуться с совсем другим уровнем театра кукол. Прибалтийские театральные школы были очень сильные, культура куклы у них была другая, пьесы они брали сложные. Помню, как таллиннскому спектаклю по Шекспиру «Сон в летнюю ночь» долго аплодировали стоя: актёры блестяще владели голосом, режиссура была очень качественной. Красочный, интересный спектакль! Рижский, Минский театры… Они были маститые, видеть их работу было уникальным опытом! В Сибири было не всё так прогрессивно.
С Фридманом мы ставили непростую вещь — «Войну» по ГОЛЬДОНИ. Юрий Саныч использовал разные планы, советовал применять, как в кинематографе, общие и крупные планы. И всегда просил рисовать «кадр». Фридман никогда не давал никакого сценария, только огромный материал и говорил: мне нужно сделать первое, второе и третье, а дальше ты уже сам пускался в открытое плавание как художник. Потом ты ему отдавал всё, что сделал, а он сочинял из твоих «кадров» спектакль. Как будто монтировал. И это было здорово: художник в какой-то мере был равен режиссёру, становился его полноценным соавтором.
Юрий Саныч был подвижным и неугомонным, художником-путешественником, колесившим по всей стране и за её пределами. Он выбирал редкие пьесы, ему хотелось быть «первооткрывателем» литературного материала. Нас связывало очень многое. Он никогда не унывал, был полон задумок: театральных, жизненных. Помню, как первый раз оказалась у него дома по рабочим делам. Представляла привычную опрятную квартиру — приехала в музей: какие-то фигурки кругом, масса книжек, которые приходилось разгребать, чтобы поставить чай, всегда экзотические кушанья и своеобразные друзья-художники. И он сам был чудаковатым. Но самое ценное — с ним было безумно интересно разговаривать».
Между Курганом и Омском
«Так сложилось, что в 1989 году мне пришлось уехать из Красноярска в Омск, где я работала с очень интересным театром. Именно там для меня начался профессиональный театр кукол. Главным режиссёром был Борис САЛАМЧЕВ, что тоже было новым для меня: в Красноярске режиссёры постоянно менялись, с каждым новым спектаклем. В омском театре был очень сильный актёрский состав, сбитая, сработанная труппа, в которой актёры могли работать с любой куклой! И в техническом плане, и в плане характера. Там был другой материал, другие люди. Мы делали эскизы к «Утиной охоте» ВАМПИЛОВА, в которой было много творческих поисков: куклы-скульптуры, крутящаяся сцена, «Кот в сапогах» с марионетками.
В Омске не боялись экспериментировать: создавали спектакли для совсем маленьких детей, 3-4 лет, чтобы посмотреть их реакцию на непривычное действие. Спектакли для них делали специфические. Сейчас там есть особая сцена, ребятишек сажают на подушки вместе с мамами. В то время, как и сейчас, часто говорили: детям в театре кукол мешает актёр. А в Омске Саламчев в одном из спектаклей задействовал в качестве актёров семейные пары, приводили их детей, но малыши не реагировали на пап и мам, они следили именно за куклой, за героем.
В какой-то момент приходилось работать на два города: Омск и Курган. Вечерний поезд, шесть часов пути — и ты уже работаешь над другим спектаклем. Было очень много работы, бывало, что за три дня вылепливали восемнадцать глиняных голов кукол на пару, тут же отливали их, готовили к спектаклю, чтобы отправить в другой город. Это был очень большой шаг для меня, я увидела другой театр.
Многие спектакли становятся важными на твоём пути, влияют на судьбу. Для меня такой — «Одухотворённые люди» по ПЛАТОНОВУ, который мы ставили тоже в Омске. С Борисом Саламчевым в интерпретации текста отталкивались от того, что мы практически не знаем истории. Она сохранилась для нас либо в картинах разных эпох, либо в книгах. Мы решили опираться на живопись. По сути, действие разворачивалось в диалогах между пятью бойцами. Но главная задумка была в том, что у каждого из солдат была своя душа, своё мировоззрение, которые мы показывали через миры больших художников: ФИЛОНОВА, ПЕТРОВА-ВОДКИНА, ШАГАЛА, ДАЙНЕКИ...
Выходило, что у каждого бойца был свой цветной мир воспоминаний. Зритель видел за чёрными щитами в виде надгробий постаменты, на которых и стояли солдаты. От щита, который стоял на сцене, тянулись из зрительного зала нити, мы назвали их «нити судьбы». Когда актёр поднимал куклу, солдаты оказывались на этих «линиях судьбы». Выходила удивительная визуальная перспектива, связь сцены и зала. Куклы там тоже были оригинальные. Они были как бы муляжом: на туловище-каркас была накинута шинель, головы были полые, сделанные из проволоки, но перебинтованные. И располагались эти куклы спиной к зрителю. Так в спектакле переплетались воспоминания о войне и сегодняшние дни.
Любопытно: что у Юрия Саныча Фридмана, что у Бориса Саламчева была в работе общая логика, которая очень мне нравилась: художник и режиссёр были соавторами, со-создателями оригинального мира. Мы договаривались о пьесе, отправной материал придумывался вместе, я рисовала — режиссёр оживлял. Было важно, что с ними совпадало понимание литературного текста, спектакля, характеров кукол-героев».
Сказка на новый лад
Прошёл день. В мастерской Натальи Владимировны всё изменилось: на столе грудой лежат пакеты с разномастным материалом (голубой с пайетками — «для феи»); появились зарисовки голов кукол — продолжается работа над восстановлением персонажей «Чёрной курицы».
Художница признаётся, что сегодня её интересует очень многое, за всё хотелось бы взяться, но — время. Хотя, несмотря на активную работу, «у которой нет графика», Наталья Владимировны успевает путешествовать и рисовать натюрморты и цветы.
«За последние годы жизнь пошла вперёд настолько, что мы за ней еле успеваем. Интернет, новые техники, практики, люди с новым мышлением, новый взгляд на жизнь. Даже отношения людей стали иными. Ведь есть советская школа кукольного театра, а есть — современная, и она очень оригинальная.
В Интернете я увидела современный зарубежный театр кукол, он очень сильный. Мы как будто открыли рамки для себя за последние годы, международную театральную практику. Это дало свои всходы и в Сибири. Поэтому за последнее время и кемеровская, и иркутская труппы стали интересней, абаканский театр всегда был очень хорошим. Материал другой, другая практика. Раньше ты не знал, в какую библиотеку пойти, чтобы подготовить материал, а сегодня достаточно залезть в Интернет.
Сейчас я думаю: хорошо, что в театр кукол я попала уже взрослым человеком. Когда я начала заниматься театром, то поняла, насколько это интересный мир! Мне нравилось читать, следить за героями, за тем, что с ними происходило. Для меня это оказалось настолько интересно, потому что через куклу, через сказку, через маленьких зрителей и их реакции я открывала для себя очень многое. Стала по-другому смотреть на всё. Одно дело, когда ты учишься и тебя учат, другое дело, когда ты после вуза попадаешь в абсолютно новое, чужое пространство и его познаёшь. Это вдохновляет».
Март, идёт снег. Уходить из пахнущей грунтом и гудящей мастерской не хочется. К счастью, у меня в кармане есть билет. На первый в моей жизни кукольный спектакль.
Анна ГРУЗДЕВА