Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
апрель / 2014 г.

Место силы

Что в Красноярске можно показать приезжему? Список по-настоящему уникальных и действительно заслуживающих внимания объектов, будем честны, — у нас не слишком обширен. Но в него помимо Столбов, фан-парка «Бобровый лог» и часовни на Караульной горе точно входит Красноярский музейный центр на Стрелке — крупнейшая за Уралом презентационная площадка современного искусства. КМЦ — особая, ни на что не похожая форма существования творческой материи, необычный феномен, который мы, местные жители, сами до конца не осознали и не распознали.

Иногда думается, что такого места вообще не существует, что это фата-моргана, в которой картинки из прошлого и отдалённого будущего накладываются друг на друга, искажаясь и дробясь. Оно представляется аномалией хотя бы потому, что замышлялось как филиал Центрального музея им. В.И. Ленина. До сих пор поздеевский зал от ленинского отделяют лишь несколько лестничных пролётов. Это две разные революции, упрятанные в глубинах облицованной коричневой плиткой футуристической коробки, где совсем недавно, в 90-е, вовсю торговали шубами и самоцветами. И, конечно, во всём этом можно обнаружить и изящный исторический юмор, и преемственность времён, и ещё бог весть что.

Свою миссию музей формулирует просто и ясно: исследование и представление смыслов и ценностей современной культуры, называя эту деятельность «грандиозным культурным экспериментом постсоветской эпохи». Похоже, что эксперимент этот не столько временной, сколько сущностный. Искусство перестаёт быть ремесленным воплощением творчества, приобретает не просто аудиовизуальную, а перформативную и не всегда осязаемую форму. В то же время, как выражается Анастасия БЕРЕЗИНСКАЯ, директор галереи «Секач» КМЦ, это всё равно некий опыт художника, к которому можно прикоснуться.

Арт-сессия 2012, открытие выставки «Это ещё не конец!»

Арт-сессия 2012, открытие выставки «Это ещё не конец!»

Современный музей — скорее территория, взаимодействующая с посетителями как образовательная, коммуникативная и рекреационная среда, нежели чем жёстко зафиксированный в пространстве объём. И здесь — разгадка удивительного парадокса совершенной невыставочности КМЦ в традиционном понимании этого свойства. Это ведь абсолютный антипод «белой комнаты», удивительно неудобное экспозиционное пространство — этакая плоскость в пять тысяч квадратных метров, изжёванная и разломанная на куски сотнями острых углов, с ужасной акустикой и неважным освещением. Какую выставку ни замысли, придётся натурально поднимать целину. Потрясающий вызов что для самого творца, что для его куратора.

Вероятно, именно поэтому здесь так хорошо прижились музейные ночи с их нестандартным жанровым разнотравьем — инсталляциями, перфомансами, видеопоказами (на одной из недавних «ночей» была презентована потрясающая мини-опера — и это в месте, где любой звук чувствует себя, как корабль в бермудском треугольнике!). Поэтому так органично здесь смотрятся любые проекты, которые привозят в рамках международных биеннале изобразительного искусства. Но в этом скрывается и очевидный минус — будучи изначально не особо ориентированным на традиционные формы музейной деятельности (постоянные выставки и экскурсии), КМЦ для неподготовленного человека кажется пустым или, скорее, обидно не наполненным. Другая проблема связана с нежеланием молодых художников вживаться в неудобный ландшафт, который предполагает свои правила игры, в том числе и организационные, с искусством напрямую не связанные.

Опросив почти полтора десятка знакомых и друзей («Чем для красноярцев является КМЦ?»), я получил почти полтора десятка разных ответов. Разных даже не столько по интонациям, сколько по расставленным в этих ответах акцентам. «Место, где можно посмотреть на современное искусство и его почитателей», — писал один. «Место действия, место концентрации мыслей и самовыражения, пожалуй, наиболее открытая из площадок города — для всего нового, для необычных взглядов со стороны... практически единственное место в городе, куда стоит приходить вообще без вопросов», — делилась другая. И сразу же вспоминалось интервью с драматургом Юлией ТУПИКИНОЙ в предыдущем номере СФ, которая говорила, что КМЦ — самое важное место в Красноярске, без которого «в городе было бы просто невыносимо». Однако…

«Когда я в зарубежных поездках, всегда иду в музей современного искусства. Вот и КМЦ я воспринимаю в Красноярске именно так. Другое дело, что тот же центр Помпиду в Париже — это не только музей, это целый мир, где есть всё — и кафе, и магазин интереснейших книг, и огромные выставочные залы. В КМЦ это тоже вроде есть, но книжный только номинальный, а вместо приличного кафе — заведение под названием «Мария», где идут какие-то сумасшедшие банкеты из девяностых с толстыми пляшущими тётками. Я стоял, смотрел на этот банкет и чувствовал себя абсолютно чужим этому музею».

Вышесказанное вовсе не про еду, конечно, а про то, что для обычного городского жителя музей не слишком гостеприимен. Это не такое место, куда обывателю, будь он приезжий или абориген, хотелось бы зайти, чтобы перекусить и заодно полюбоваться на современное искусство. Жизнь здесь бьёт ключом не всегда, а как бы время от времени. Собственно, есть только две ночи в году, когда музей становится центром для всех и каждого. Эти самые ночи, музейные, давно является визитной карточкой нашего города; переживая то творческие спады, то качественные взлёты, они стабильно собирают тысячи горожан (ближайшая «ночь», к слову, придётся на середину мая и будет называться «Сон разума»). Но сколько из этих горожан специально забредут сюда в будние дни полюбоваться на выставку литографий

Иди и сражайся. Владимир Дмитриенко. Фотоколлаж, 2010

Иди и сражайся. Владимир Дмитриенко. Фотоколлаж, 2010

Эгона ШИЛЕ или экспозиционные гастроли питерского музея «Эрарта»?

Вещи, в общем-то, очевидные и однозначно позитивные (например, культуртрегерскую функцию КМЦ) можно отставить в сторону; о ней писали многие, хотя и не в первую очередь — для кого-то весь уют, вся мощь музея заключались именно в замечательных людях вроде художника Василия СЛОНОВА. Иные поднимали такие проблемы, как оторванность внутримузейного сообщества от остальной тусовки, связывая всё с тем, что КМЦ — учреждение государственное, «а арт должен существовать независимо от всей этой госструктуры». Например, так: «Наверное, КМЦ — историческое место для современного искусства Красноярска. Оно там зарождалось, в какой-то мере воспитывалось, взращивалось. Но как площадка современного искусства он работает не в полную силу. Он не открыт для молодых художников «с улицы». С одной стороны, это снобизм и псевдоэлитарность, с другой — это страх муниципальной структуры перед «неудобными» высказываниями. Но ведь, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов».

На самом деле, на вторую часть этой реплики Михаил ШУБСКИЙ, директор Красноярского музейного центра, ответил некоторое время назад, в интервью одной из краевых газет: что современное искусство можно подавать по-разному, в том числе и «по-доброму, без агрессии, не доводя до провокации», но при этом давая ему возможность быть неприятным, острым. Однако, на самом деле, насколько справляется музей с накоплением критической массы талантливых людей вокруг себя? Насколько эффективны те многочисленные образовательные проекты, которые в последние пару лет запустили в музее — «умные четверги», фестивали молодого искусства, арт-сессии? Это, увы, вопрос из области стратегических, да ещё и с огромной погрешностью при ответе — кто-то очень успешный, будь то культуролог или куратор, некоторое время спустя улетает в столичный пылесос.

Паблик-арт-композиция Вадима Марьясова на Площади Мира, 1

Паблик-арт-композиция Вадима Марьясова на Площади Мира, 1

Вот и Михаил Павлович Шубский, к которому я пришёл с вопросами, посетовал на то, что Красноярск — это по большому счёту очень небольшой сибирский посёлок, где крупные творческие единицы наперечёт. Вместе с тем, сказал он, необходимо в каждом, кто приходит в музей, видеть не просто человека, а некую творческую единицу, художника, который вдруг что-то может сделать. «Есть музей без экспонатов, но музей без художников — это не музей». Пожалуй, более рьяно, чем здесь, нигде не собирают и не поддерживают молодые таланты, даже в художественном училище. Да и слово «художник» понимают в КМЦ предельно широко — это и поэт, и музыкант, и артист. Отсюда — разнообразие форм искусства, представленных в его стенах. Загляните на сайт КМЦ и увидите множество интереснейших проектов: от экспериментального театра до интерактивного музея науки (своеобразный science-art). Каждый из этих проектов — люди. Но являются ли они цельным сообществом — так сразу и не скажешь. К слову, грядёт кураторский проект под названием «Упражнения», который включает лучшее, что за эти годы наработали молодые красноярские художники; вероятно, именно он и сможет как-то прояснить ситуацию.

«Куда движется музей? Чисто философски я бы ответил — ближе к жизни, к той реальной жизни, которая существует. Стать таким многопрофильным, многофункциональным центром различных форм искусства — для нас это очень важно. Движение — это ведь не просто поставить цель и пытаться к ней переместиться. Это, в первую очередь, впитывание самых интересных, новых, лучших форм по дороге», — рассуждает Шубский, выпестовавший феномен КМЦ. Знал ли он в далёком 1991 году, что создаёт не только концепцию для музея, но ещё и самую важную, самую загадочную городскую достопримечательность? Кстати, парадокс: из различных связанных с движением образов, которые наиболее точно фиксируют восприятие Красноярского музейного центра, лучшим кажется не дорога, а дверь.

Вспомните его входную дверь: две массивные, тяжёлые створки с пуленепробиваемым стеклом, над параллелограммами ручек висит табличка с часами работы. Ты толкаешь по привычке правую створку, а та не поддаётся; зато открывается левая и только если её потянуть на себя. На осознание этой нетипичности каждый раз уходит секунда-полторы. Кажется, её так легко исправить, но отчего-то исправлять не хочется, отчего-то её исправлять не нужно.

Вот это, собственно, и есть КМЦ.

Евгений МЕЛЬНИКОВ