В этом году на Красноярскую ярмарку книжной культуры приезжала директор норильского издательства «Апекс» Лариса СТРЮЧКОВА, моя бывшая однокурсница.
Я, конечно, сходила на её выступление, во-первых, потому что тема интересная — Таймыр, во-вторых, потому что издатели на дороге не валяются, профессия эта штучная со времён Пушкина, и взять интервью у такого человека крайне интересно.
Лариса представляла книгу, в которую поместились все доклады IV-й конференции исследователей территории. Территории Таймыра, разумеется. Доклады были представлены на самые разные темы и от самых разных людей. В числе прочего, Лариса показала видео путешественника Сергея КАРАСЕВА. Этот человек прошёл на лыжах 300 км по зимней таймырской земле, и сопровождала его только собака, верный друг и напарник, как он её отрекомендовал. Момент, когда скрещенные лыжи воткнуты в снег, рядом лежит небольшая спокойная собака, а за её спиной двигается огромнейший ледокол, вспарывая льдины со звуком «фр-р-р-ш-ш!», показался просто кадром из фантастического фильма. И такой фантастики на таймырской земле, по уверениям исследователей, огромное количество.
Среди материалов книги — доклад о Льве ГУМИЛЁВЕ, знаменитом учёном, который отбывал ссылку в Норильлаге и ради шутки написал там один из своих исторических материалов «на фене». Был рассказ о путешествии туристов-спортсменов, которые совместили категорийный поход с посещением места одного из ядерных взрывов на озере Лама в 1973. И много всего другого, не менее интересного.
Выход из норильского рудника
— Издатель — довольно редкая профессия. Большинство людей наверняка за всю жизнь ни разу не встречали живого издателя. Тем интереснее узнать, как складывается твой рабочий день, чем ты занимаешься?
— Стандартного рабочего дня нет. Все дни разные, не похожи друг на друга. Есть дни, когда я занимаюсь непосредственно редактурой какой-то определённой книги. Есть дни административной работы, которая не отличается от работы любого учреждения. Есть дни, когда мы уезжаем в экспедиции и набираем материал — там совсем другая жизнь, и, конечно, это нельзя назвать рабочим днем... Вообще, у меня нет деления на работу и не-работу. У меня всё это перемешано.
Бывает, что я в командировке или даже в отпуске наталкиваюсь на людей, с которыми мне интересно общаться, какие-то интересные проекты у нас возникают, — и тогда ни с того ни с сего у нас начинается работа. С другой стороны, свою деятельность я, по большому счёту, и работой не считаю, потому что мне всё это интересно.
— Ты говоришь, «мы выезжаем в экспедиции». Мы — это кто?
— Прежде всего, я и мой муж, Станислав Стрючков. С 1991 года начало работу наше издательство «Апекс», и вот с 1991 года мы сутками находимся вместе. И дома, и на работе.
— А как вы должности в «Апексе» поделили? Кто у вас главный?
— Никто не может этого понять, в том числе и мы сами. Официально я — генеральный директор и главный редактор, потому что всю эту кашу заварила я. Стас пришёл в издательство спустя три месяца. Но фактически работает то самое «одно целое».
— Итак, свою деятельность вы начали в лихие 90-е. Как удалось выжить, занимаясь таким нестабильным бизнесом, как книги?
— Мы сами себе задавали этот вопрос. Рядом лопались и исчезали самые разные СМИ, но у нас, видимо, цели и задачи были другие. Потому что сказать, что мы заработали себе какой-то капитал, — нельзя. Может быть, поэтому мы и живём, что нам просто было интересно заниматься этим, и мы этим занимались. Несмотря на то, что наша работа не то что иногда денег не приносила, но даже в долги загоняла. Если ставить перед собой цель заработать денег, то, конечно, этим не надо заниматься.
— Накладывает на твою работу отпечаток то, что ты живёшь в Норильске? Вообще, вы, наверное, самое северное издательство в мире?
— Самое северное в нашей стране. Хотя, может, и в мире. Вот если в норвежском Тромсё есть издательство, то, значит, это будут они, потому
что Тромсё расположен на 74-й параллели.
И, безусловно, Норильск повлиял на нас. Это где-то внутри — такая приверженность своей малой родине. Мы очень любим Таймыр, и, безусловно, всё, что мы делаем, посвящено Таймыру, для Севера, ради Севера.
— Чтобы выжить, издательства публикуют боевики, женские романы, календари с обнажёнными девицами... А вы взялись за краеведческие темы?
— Дело в том, что это совместилось с нашей поисковой деятельностью. Так как мы, будучи молодыми людьми, много шарахались, так сказать, по окрестностям, — ходили в те же горы, по тем же рекам сплавлялись, постепенно начал появляться интерес к тому, что тебя окружает. Мы стали задавать себе вопросы: а почему это здесь оказалось? А это что за развалины? Что это за строение? И, как выяснилось, не каждый мог дать ответы на эти вопросы. Нам пришлось докапываться до истины. Мы сами, незаметно для себя, втянулись в эту поисковую работу. Цель заниматься краеведением перед нами не стояла, просто постепенно, через путешествия и экспедиции, появился вот этот интерес, и нас затянуло по-серьёзному. Недавно «очнулись», а у нас уже в этом году образовалась Красноярская региональная общественная организация
— КИТ, Клуб исследователей Таймыра. То есть мы до этого уже дошли (смеётся).
— Ты говоришь, было мало материалов и много вопросов. Это не потому ли, что долгие годы Норильск был закрытым городом?
— Не думаю. Скорее всего, вот почему: мы — практически первое поколение, которое осознало, что мы — коренные северяне, и мы никуда не должны уезжать. Это совершенно не обязательно. Люди, которые строили этот город, — зеки или вольнонаёмные — у них в подкорке всё время была мысль, что они обязательно должны вернуться назад, на родину. И самое интересное, что государство во все времена это поддерживало. И в советскую эпоху, и до последнего времени. Сегодня, правда, появился интерес к Арктике, и нам кажется, что всё-таки что-то в этом отношении изменится.
В любое время государству было выгодно содержать на Севере только здоровую рабочую силу. А когда человек выходил на пенсию, его необходимо было выселить «на материк», чтобы не загружать «социалку». Если бы была возможность, то и детей, наверное, с Севера высылали, чтобы не содержать детские сады и прочее. Но, как выясняется, хорошие специалисты не могут жить без семей, и вахтовый метод на металлургическом производстве невозможен, поэтому государство вынуждено было мириться и с детьми, и со стариками. Но был такой посыл, что все мы рано или поздно должны уехать отсюда, потому что Север вреден. Мы — повторяю — первое поколение, которое само для себя развенчало этот миф.
Между прочим, мы тоже, когда родились и воспитывались, держали про себя мысль, что рано или поздно из Норильска надо уезжать. А потом, в связи с нашей деятельностью, в связи с тем, что мы занялись изучением региона, к нам постепенно пришло понимание того, что уезжать вовсе не обязательно, это не какой-то предначертанный финал северной жизни.
Мы сами себя спросили — а, собственно, почему мы должны уезжать? И… не смогли найти на него ответа. Сказать, что мы должны уезжать с Севера, потому что это неблагоприятное место для жизни? Ну, это неправда. Современная цивилизация позволяет жить не только на севере, но и в пустыне. А почему считается, что морозы вреднее жары? В Москве 2010 года сколько людей умерло от сердечных приступов во время летней аномальной жары? От морозов же можно погибнуть только, если ты оказался в экстремальной ситуации — плохо одетый, в тундре и без помощи.
Второе. Мы стали вести негласную статистику по уехавшим и оставшимся. И эта статистика оказалась печальной. Люди, которые всю жизнь прожили на севере, уезжая «на материк», через два-три года получают инсульт. Продолжительность жизни большая у тех стариков, которые остаются в Норильске. Был у нас такой интересный разговор с одним 95-летним ветераном буквально за несколько дней до его смерти, и мы ему задали вопрос: почему вы не уехали из Норильска? И он ответил: «Я хотел пожить подольше…»
Когда мы с мужем поняли, что не должны уезжать отсюда, что это наша земля и мы тут навсегда, жизнь наша кардинально изменилась: мы стали строить долгосрочные планы, и будто бы какой-то камень с души упал. Потому что вот этот подсознательный долг — ты должен уехать — он очень многим не даёт спокойно жить.
— А врачи что говорят?
— Наши местные врачи, правда, не публично, но говорят, что человеку не стоит под конец жизни менять своё место жительства. Потому что адаптационные силы немолодого организма уже не те, что в молодости. То есть человек в 20-30 лет может адаптироваться где угодно, а в 60 лет (обычно в этом возрасте уезжают с Севера) у него уже не те возможности к адаптации. И поэтому когда северянин уезжает на юг, а южанин на север, то проходит два-три года, и они оба начинают умирать.
А ведь многие северяне уезжают из Норильска с болью душевной — ведь это их родина, её приходится отрывать от сердца. И поэтому на материке образуются диаспоры норильчан. Диаспора, основанная не по национальному признаку, а по географическому, по принадлежности к городу, — это достаточно редкое явление.
— Вы как-то продвигаете в массы эту идею – что уезжать не обязательно?
— Очень многие наши ровесники вдруг тоже осознали это, и я надеюсь, что произошла такая подвижка в массовом сознании и с нашей помощью — с помощью наших публикаций, нашего альманаха. Сорокалетние начали выстраивать жизнь определённым образом. И это хорошо. Ведь если ты живёшь как временщик, ничего хорошего тут нет. И любое руководство города, если оно понимает, что отбывает здесь какой-то срок, а потом уедет, не будет делать никаких загашников для той территории, где могли бы жить его дети, внуки и так далее. Психология временщичества очень вредит нашему городу…
И мы хотим дать людям понять, что дух временщиков надо изживать. Потому что пока мы будем такими «вахтовиками», у нас будут обшарпанные стены, грязные дворы, всё будет выворочено по округе. И живы будут только те места, куда не дотягивается рука человека, например, наш уникальный природный комплекс — плато Путорана, которое стало девятым в Списке всемирного природного наследия ЮНЕСКО наравне с Байкалом и Гранд-Каньоном. А то, что происходит с городом — на всё это наложил отпечаток дух временщичества.
— Ваше издательство выпустило много книг, посвящённых истории Норильска…
— Это идёт из тех же времен, когда мы поняли, что об истории города практически никто не может рассказать — люди либо уехали и увезли с собой всю свою историю, либо вообще не считают это нужным как-то обнародовать. Мы поняли, что необходимо информацию аккумулировать, чтобы было что передать следующим поколениям, в том числе нашим детям. И альманах «Неизвестный Норильск» мы специально не создавали — он сам родился. У нас скопился материал, который некуда было деть — для книг его было мало, а для местной прессы — много, да и неформат, потому что это были какие-то исторические вещи и исследования. Альманах родился как раз под этот материал. Мы думали, что это будет разовое издание, поэтому и назвали его альманахом. Но получилось так, что он оказался востребованным, и теперь это, по сути, полноценный периодический журнал. Более того, к нему появился ежегодный спецвыпуск, который называется «Путешествия по Таймыру». Там мы отдельно публикуем рассказы о поездках и экспедициях учёных, туристов, спортсменов.
— В прошлом году я купила на выставке вашу книгу «История Норильска» и нашла там удивительные вещи про археологические находки на территории Таймыра. Исследования продолжаются?
— К великому сожалению, Таймыр является просто белым археологическим пятном. Из-за той же истории с временным пребыванием людей на Таймыре.
Вот есть такие цифры — у нас в областях вокруг Москвы и Питера и в самих этих городах живёт население около 40 миллионов. А по всей стране, как мы знаем, живёт 140 с чем-то там миллионов. То есть по остальной территории «размазано» сто миллионов. И опять же — больше людей живёт на западе.
В огромнейшем Красноярском крае всего три миллиона человек. А взять Дальний Восток, например, Хабаровский и Приморский края, там вообще меньше двух миллионов живёт. И в плане археологических исследований до этих территорий не доходят руки. У нас за всё время существования Таймыра побывали всего два (!) учёных-археолога. И с первого же захода, ещё в советское время, в конце 60-х — начале 70-х годов Леонид Павлович ХЛОБЫСТИН нашёл стоянки древнего человека 2-3 тысячелетней давности.
А второй археолог, наш современник Георгий Петрович ВИЗГАЛОВ — мы публиковали его отчёт — на Таймыр приехал самостоятельно, потому что у него своё предприятие, ООО «Северная археология», и, естественно, нет никаких дотаций. Это такой подвижник из Нефтеюганска, и он попал на посёлок Харитона ЛАПТЕВА, уникальнейшее место около Хатанги, которое со временем потихоньку сползает в реку Блудную. Этот посёлок был построен в 1740 году, когда «лаптевцы» там зимовали и когда погибла дубель-шлюпка «Якутск». Посёлок благодаря нашему климату остался практически нетронутым, законсервировался. Но он стоит на берегу, и река подмывает берег каждый год, и он потихоньку уходит в воду. Визгалов, который три года назад побывал в этом посёлке, сходу нашёл ожерелье 15-го века. То есть там настолько непаханое поле для учёных-исследователей, что просто дух захватывает! И мы ждём не дождёмся, когда же к нам приедут археологи. Поэтому мы и организовали общественную организацию — для того, чтобы иметь возможность получать гранты и на них приглашать археологов.
Вот, кстати, совершенно свежий пример: у нас в Норильске уже имеется целая общность людей, которые занимаются и поисками, и исследованиями. Есть такой «Православный Север», который занимается с детьми, и это просто подвижники. Они водят детей в походы, а краеведческую составляющую помогаем делать им мы. Недавно они решили поставить памятный крест на месте бывшего станка Часовня, который ещё называется станок Норильский и упоминается у того же Харитона Лаптева. Место в 12 километрах от Норильска. Там очень всё заросшее. И в поисках места, с которого крест был бы виден отовсюду, они нашли какой-то бугор и принялись копать. И наткнулись на кладбище. Они перепугались, позвали священника, чтобы он отпел погребённых. Нас тоже позвали, и мы успели всё это сфотографировать и послать фотографии в Красноярск, палеоантропологу Татьяне РЕЙС.
К огромному сожалению, ей не удалось по нашим фото определить, что это за захоронение, но она прислала нам изображения аналогичных захоронений в Красноярске, и они относятся к 18 веку. Тогда хоронили в колодах, и именно такие были найдены на месте станка. Нужны специалисты, которые бы приехали и всё это на месте посмотрели. В Красноярске есть два археолога, которых мы хотим привлечь и которые готовы туда приехать. Мы поселим их у себя, накормим и напоим (смеётся). Дело, как всегда, упирается в деньги на билеты, их нет.
— Надо ждать лета?
— Безусловно. И ещё надо выигрывать гранты, чтобы привезти специалистов. Собственно, для этого мы и создали общественную организацию. Потому что до этого существовали своим сообществом, я имею в виду непосредственно нас со Стасом и тех людей, которые интересуются всем этим и так же исследуют таймырские земли, работают в архивах. Достаточно давно мы «копошимся», лет 15 уже точно.
— То есть деньги к вам в издательство рекой не текут?
— Да денег вообще нет! Никто никуда не течёт, потому что не на кого течь, ведь мы как издательство являемся коммерческой организацией. А в нашей стране довольно странное отношение к коммерческому ещё с советских времен, — всё, что к нему относится, имеет какой-то негативный оттенок.
Я считаю, градация должна проходить не по тому признаку, коммерческая или бюджетная это структура, а по сфере деятельности, которой занимается организация. Ведь наш книжный бизнес — его даже бизнесом назвать нельзя, это сфера культуры. И она существует по тем же законам, по которым живёт культура. А культура всегда дотационна, это все прекрасно знают.
Наше издательство как коммерческая юридическая организация никаких грантов выигрывать не может. Поэтому мы создали общественную организацию, а фактически при этом занимаемся тем же самым.
— Я знаю, у издательства много наград…
— Да, у нас есть и всероссийские, и краевые награды. Издательские и журналистские. Кстати, в этом году наш альманах «Неизвестный Норильск» стал лучшим журналом в Сибири среди краевых и областных журналов. То есть у нас солидная компания. Жаловаться нельзя.
— На КРЯКК вы приехали с презентацией книги «Архив и «поле»…
— Она является квинтэссенцией нашей поисковой деятельности. Это материалы кнференции исследователей территории, которую мы организуем. В этом году она прошла четвёртый раз, а в январе планируется пятая. Безусловно, предтечей всего этого стали конференции под названием «Локальные истории», которые у нас в Норильске проводила Ирина ПРОХОРОВА. Мы поняли, насколько это классно, когда участвовали в них. И когда фонд Прохорова ушёл, затосковали по этой деятельности. Вот так, не имея денег фонда Прохорова, мы постарались сделать собственные конференции с минимальными затратами, а часто и вовсе бесплатно.
И получилось. Как выяснилось, людям это очень нужно.
— Вся твоя семья, так или иначе, связана с масс-медиа…
— Ну да, это, наверное, заразно, потому что старшая дочь окончила журфак Петербургского университета и сейчас работает на «Радио Балтика». А раз она общается в журналистской сфере, то и муж у неё журналист. О младшей пока ещё рано говорить, она учится в 10 классе и в жизни может быть всё, что угодно. Но она с нами ездит, ей это интересно, и она как турист пошла дальше нас, у неё категория выше. Старшая тоже очень тоскует по Путоранам.
— Как у вас в Норильске люди проводят свободное время? Ведь у вас там зимой долгая полярная ночь.
— Это всё из разряда мифологии. Многие знают про нашу полярную ночь, и почему-то никто не вспоминает про полярный день. А ведь, во-первых, полярный день длится 68 суток, в отличие от полярной ночи, которая всего 45 суток. Во-вторых, если брать общее количество света, которое попадает на территорию норильского региона, то у нас инсоляция больше, чем на параллели Сочи, например. Просто за счёт удаления от Гольфстрима и за счёт того, что мы находимся в полярных широтах, тепла у нас, конечно, меньше. Но света солнечного много. И много есть чем заняться. Очень развит лыжный, квадроциклетный, снегоходный туризм, сплавы по рекам и озёрам… Помимо этого все люди творческие, и, я думаю, это связано с тем, что как раз таки полярной ночью человек вынужден находиться в замкнутом помещении и просто не может не творить. У нас рок-клубы замечательные, рок-группы, у нас театр просто изумительный, и мы туда постоянно ходим…
— Лариса, а что у вас сейчас в проектах?
— Проектов, как обычно, громадьё. В так называемом издательском портфеле лежат книги, которые ждут своего часа. Издать их пока не получается из-за финансовых задержек. Естественно, в планах — экспедиции и находки. У нас очень много загадок и тайн, которые требуют своего разрешения. Мы обращаемся к разным специалистам, большое спасибо им, что они нам все помогают. Вот сейчас пытаемся работать с замечательным нашим Виктором ЗВЯГИНЫМ — это крупнейший специалист в судебной медицинской экспертизе, принимавший участие в реконструкции останков царской семьи. Он, конечно, занятой человек, но у нас там есть пара загадок, и мы надеемся, что он нам поможет. И если всё свершится так, как мы задумали, мы будем просто счастливы.