Автор — Алевтина СПЕРАНСКАЯ, кандидат филологических наук
Языковая норма, как никакая другая, находится в зависимости от воли человека. Нарушение административных норм или уголовных, экономических или норм грузоперевозки — всё подтверждено законодательно, всякий нарушитель этой сферы будет наказан. А где опубликован тот кодекс, то собрание нормативно-законодательных актов, который охраняет наше право на грамотную речь, регулирует и поощряет желание говорить нормативно?
Профессоры и профессора
Что такое норма? На этот простой вопрос можно дать столь же простой ответ — это такие правила, выполнение которых желательно или обязательно. Вот в этой разнице двух императивов — целесообразность или неукоснительность исполнения — заключена сложность существования языковой нормы. Мне кажется, что для рядового носителя языка норма существует в двух видах — в словаре (для всех) и в речи (для меня лично, как хочу). Это личностное отношение к словарной норме и переводит обязательность исполнения в свободу выбора — исполнять или не исполнять. Для человека даже его родной язык будет чуточку «чужим», если словарная норма расходится с привычным произношением или словоупотреблением. Например, привык с детства слышать и говорить «щАвель», и нормативное «щавЕль» кажется неудобным и даже неправильным! А вспомните, сколько весёлых эмоций вам доставляет сопоставление слов, которые говорят «у них» — в другой семье, в другом районе, в другом городе: парадная и подъезд; стайка и сарай; маечка и пакет; вешалка и плечики; лента (занятие) и пара; файл и мультифора…
При этом строго литературная языковая норма надёжно зафиксирована в словаре. Специалисты подробно и по возможности полно описали языковой факт: его правописание, произношение, происхождение, толкование, словоупотребление (какую форму лучше использовать в каких ситуациях и почему).
Лингвисты исходят не из личных соображений. Они учитывают несколько факторов, главными из которых являются сама языковая система и частотность-массовость использования. Поясню, что под языковой системой понимается совокупность возможных способов и средств выражения, которыми обладает каждый национальный язык. Прекрасно языковой системой пользуются дети, создавая свои слова по моделям существующих в языке слов, и мы прекрасно понимаем эти «несуществующие» слова: пивнуть, намакаронился, всколькером, зубовный врач, пугательные сказки (примеры из книги К.И. ЧУКОВСКОГО «От двух до пяти»).
Другой пример проявления системы — окончания именительного падежа множественного числа слов мужского рода на -а (-я) и -и(-ы). Между двумя формами существует некоторая конкуренция, в которой «побеждает» окончание -а(-я): паспорта, берега, бока, директора, профессора, доктора, инспектора, якоря, прожектора, сектора, цеха, слесаря, токаря — всё нормативные примеры. Расширение сферы влияния ударного и «звучного» конечного -а охватывает уже нелитературные примеры, и в речи появляются договорá, крема, выбора, свитера, шофера, штурмана и пр. Как верно заметил В. ВЫСОЦКИЙ в песне «Шторм»:
Мы говорим не «штормы», а «шторма» —
Слова выходят коротки и смачны:
«Ветра» — не «ветры» —сводят нас с ума,
Из палуб выкорчёвывая мачты.
Этот пример с окончаниями ярко иллюстрирует взаимоотношение языка и человека: язык содержит потенциал, человек его использует. Показательно, однако, что язык умеет и «защищать» свои интересы: есть слова, выбор окончания в которых уже определён, и человек не сможет поколебать устоявшееся положение. Лагеря — это детские, туристские и прочие места отдыха, а лагери — это общественно-политические группировки; образы — художественно-литературные, а образа — иконы; ордена и ордены; пропуска и пропуски; пояса (географические) и поясы (одежды); соболя (меха) и соболи (животные), наконец, учителя (преподаватели) и учители (главы учений).
Понизилась ли грамотность?
Один из самых частых вопросов филологу — о современной безграмотности. Или о грамотности, что в данном случае один вопрос, одна тема, одна проблема — ракурсы разные. Сложный вопрос. Многим современникам кажется, что большинство слабо владеет языковой нормой. Даже те знания, которые мы должны помнить со школьной парты, порой забыты. Почему? Ведь в школе прикладывают немало усилий, чтобы мы писали и говорили грамотно.
Как объективно оценить уровень современной грамотности? Нет статистически достоверных данных. Никто не проводил научно обоснованных исследований. Есть только эмоциональные оценки: старшие ругают младших, младшие посмеиваются над старшими, мало знающими молодёжный круг слов и речевые привычки молодых.
Некоторую объективность я увидела в словах председателя экспертной комиссии «Тотального диктанта», заведующей кафедрой общего и русского языкознания НГУ Натальи Борисовны КОШКАРЁВОЙ. Она рассказала, что в Новосибирском государственном университете проверили уровень знаний: «Мы на кафедре одно время сокрушались по поводу падения уровня подготовленности абитуриентов, потом подумали: а может быть, это говорит в нас простое недовольство изменением стандартов образования, а на самом деле всё не так страшно? И вот уже третий год на одном из самых первых занятий мы предлагаем первокурсникам «сдать» вступительный экзамен по тем стандартам, которые действовали в нашем университете до перехода на ЕГЭ. Билет по русскому языку включал разноаспектный разбор текста: синтаксический, фонетический, морфемный, морфологический, словообразовательный. Вначале на примере «образцового» текста мы повторяем все эти виды разбора и предлагаем сделать подобные разборы самостоятельно на примере другого текста. На «троечку» справляются только 5-6% студентов с баллами за ЕГЭ от 100 до 95. Раньше с «тройкой» по русскому языку к университету можно было и близко не подходить, а сейчас подавляющее большинство поступивших на прежнем вступительном экзамене получили бы «двойку».
Это отчасти говорит о том, что подготовка к ЕГЭ по русскому языку не вырабатывает «лингвистических», «языковедческих» навыков.
Но откуда ощущение всеобщей безграмотности? От того что больше стало публичных письменных текстов. Раньше письменный текст оставался в рамках узкого круга лиц — личные дневники, девичьи альбомы, «заветные» тетради с переписанными рассказами и стихами, записки родителей своим детям, письма… Кто их читал? Все эти тексты не покидали семейного и дружеского круга, в котором совсем не на первом месте вопрос правописания. Насколько грамотными были эти тексты? Насколько грамотны были поголовно все ваши одноклассники в 60-е, 70-е или 80-е школьные годы?
Сейчас Интернет любую частную переписку делает публичной. От этого ощущение слабых текстов, которые написаны авторами с нетвёрдым знанием правил орфографии, только усиливается.
Есть ещё одно замечание. Саратовский лингвист Ольга Борисовна СИРОТИНИНА выделила пять типов современной русской речевой культуры: элитарный, среднелитературный, разговорно-литературный, фамильярно-разговорный и просторечно-жаргонный. Хотим мы того или не хотим, но люди были и будут разные: одним важно КАК сказать, другим это совершенно не важно. Одни придерживаются мнения, что быть с младшим даже малознакомым или незнакомым собеседником на «ты» — хороший тон, другие не смогут этого сделать, оставаясь в рамках «вы»-общения. Одни не будут подражать своему речевому окружению, другие будут стараться говорить «как все». В одних заложено желание проверять новое услышанное или увиденное слово по словарю, другие не сочтут нужным это сделать — и так всё примерно понятно, зачем заморачиваться? У людей разное отношение к себе, к слову, к языку, к норме.
Если нельзя, но очень хочется, то… нельзя
Сам язык не может защитить свои интересы. Он может предоставить нам свои многовековые ресурсы, из которых человек отбирает те, что ему по силам, по уму, по надобности. Человек использует небольшую часть языковых запасов в своей речи, распоряжается этим по своему усмотрению, заботясь преимущественно о том, чтобы собеседники его понимали и — принимали. Как говорил Иммануил КАНТ: «Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека», то есть, перефразируя мысль для нашего случая: свобода словесного самовыражения одного человека начинается там, где встречает желание другого поддерживать ваше словоупотребление. У одних желание слышать и видеть хороший текст выражено ярко, другие к его качеству относятся несколько спокойнее, третьи вообще равнодушны. У одних знания языковых норм прочны, другие путаются в элементарных «ться» и «тся». Хотя, конечно, очень хотелось бы, чтобы каждый из нас постоял за честь языка и взял на себя труд знать и помнить его законы.
Почему так некрепки наши теоретические сведения о русском языке? Почему школьные знания не помогают поддерживать хотя бы элементарный уровень владения родным языком — правописание и произношение? Можно предположить, что «плохо учат в школе», что в преподавании родного языка не хватает убедительности и наглядности объяснения… Однако школа остаётся позади, вчерашние школьники — уже молодые и взрослые люди, ответственность перекладывать не на кого — надо за свою грамотность отвечать самому. Тем более что процедура получения элементарных знаний упростилась — один заход в Интернет, и ответ «как правильно» — перед твоими глазами (хотя бы на сайте «ГРАМОТА.РУ» со слоганом «Русский язык для всех»)! А между тем Интернет изобилует неграмотной речью. Почему? Плохое знание правил тут ни при чём, если готовый ответ можно получить и без знания правила.
В поисках ответа мне пришлось зайти на территорию, где обсуждаются такие понятия, как «менталитет», «типизация», «стереотип», «национальный характер». И ответ на вопрос о небрежении русским человеком своих речевых норм вписывается в общую черту русского менталитета — закононебрежение. Ведь для многих из нас словесная формула: Если нельзя, но очень хочется, то… заканчивается словом можно. Данная ёмкая формулировка отражает установку сознания, которое и определяет наши действия. Сложно удержаться и не процитировать великолепного современного лингвиста Владимира Викторовича КОЛЕСОВА: «Для русского человека неприятие всех форм нормализации (вопреки естественному закону) как раз и было всегда определяющей чертой поведения».
Я не знаю, насколько данная установка русская. И, конечно, не надо считать её абсолютной и обязательной для всех русских. Но то, что она и широко распространена во многих сферах нашей жизни, не нужно доказывать, настолько это очевидно. Так что сложности с нормативной стороной языка (как правильно говорить и писать) — всего лишь частное проявление общего, характерного для русского человека неприятия всех форм нормализации.
Конечно, только небрежением законов и правил нельзя объяснять неграмотность. Я хорошо представляю себе и другие причины плохого владения родным языком. Кроме лингвистических есть и психологические, и социальные. Но для меня важно, что объяснение частично кроется в данной ментальной установке. Правда, если крепко-накрепко усвоить, что Если нельзя, но очень хочется, то всё равно нельзя, тогда, возможно, с культурой не только речи, но и поведения будет заметно лучше.
Вопрос об отношении к языковой норме и правильной речи нельзя упрощать. Именно нарушение языковой нормы лежит в основе языковой игры. Но это нарушение, как это ни парадоксально для кого-то прозвучит, строится по своим законам (опять закон!), которые хорошо надо знать, чтобы создать что-то стОящее. Да и неграмотную речь языковой игрой не назовёшь.
Меняющаяся норма
При всей своей стабильности норма — явление не совсем устойчивое, то есть она может меняться. Медленно и незаметно или же достаточно быстро. Например, два века менялась норма употребления вариантов форм инфинитива некоторых глаголов на -нуть: достигнуть и достичь, застигнуть и застичь, постигнуть и постичь, настигнуть и настичь. На протяжении XIX-XX вв. эти формы были равноправными. По наблюдениям специалистов в наши дни бессуффиксный вариант побеждает, его предпочитают использовать современные носители языка.
Норма словоупотребления вариантов типа костюмер — костюмерша или специалист — специалистка поменялась за 30-40 лет: в середине XX века «женские» варианты были вытеснены «мужскими». Ещё более стремительное изменение нормы зафиксировали лингвисты в 90-х гг. XIX века: тогда входящие в широкий речевой оборот единицы электрических измерений, поколебавшись между нулевым окончанием (ватт, ампер, вольт) и окончанием -ов (ваттов, амперов, вольтов), закрепились в более короткой форме.
На наших глазах была скорректирована норма словоизменения русских географических названий на -о. Прежняя литературная норма предписывала склонять эти названия: в Назарове, Кемерове, Шарыпове. И лишь в профессиональном языке военных и топографов названия оставались в начальной форме, то есть не склонялись. Сегодня словарь отмечает как возможные и допустимые оба эти варианта — несклоняемый и склоняемый, причём склоняемый вариант приводится как дополнительный, хотя совсем недавно было наоборот.
Создавать единую нормативную базу произношения и грамматики из-за подвижности языковых процессов сложно. Одни просят и даже требуют «оставить всё как есть», «не трогать тот язык, к которому привыкли», «не отбирать язык, доставшийся нам от великого ПУШКИНА» (цитирую действительные ответы). Вряд ли тот, кто ссылается на Пушкина и других русских классиков, представляет себе реальный язык пушкинской эпохи: музы´ка, кладбúще, библиóтека, Погасло днéвное светило… Перечитайте басни КРЫЛОВА или вспомните совсем уж хрестоматийное: Когда в товарищах согласья нет, / На лад их дело не пойдёт. И вас удивит количество слов, произношение которых не совпадёт с сегодняшним. Язык меняется, не весь, лишь небольшая его часть: то, что было правильным раньше, сейчас выглядит как устаревшее, архаичное. Но в какой момент «правильное» сейчас произношение перестаёт быть таким и становится устаревшим? В языке не происходит это одномоментно как скачок. Изменения накапливаются постепенно в речи носителей языка, эти изменения вступают в отношения с другими аналогичными случаями, и совершается переход от одной нормы к другой.
Просьбы тех, кто просит «ничего не менять в языке», понятны — они хотят стабильности. В начале ХХ века прекрасный лингвист Лев Владимирович ЩЕРБА отметил, что в обывательском понимании язык изменяется до нас и будет изменяться в дальнейшем, но сейчас он неизменен. Однако языку необходимо меняться, и человек волей-неволей будет свидетелем современных изменений. Чтобы норма изменилась, ей как воздух необходим период варьирования. Варьирование не противоречит языковой системе, каждый из вариантов предусмотрен системой. Например, кофе — мужского рода, потому что по происхождению он кофий, по аналогии, кстати сказать, со словом чай. Но и среднего, потому что внешнее оформление этого слова в нашем языке аналогично словам среднего рода: пюре, безе, шоссе, кашне, пенсне. В «Орфоэпическом словаре русского языка» под редакцией Рубена Ивановича АВАНЕСОВА ещё в 1989 году приведены оба эти варианта как допустимые, однако период «кофейного» варьирования продолжается до сих пор.
Нельзя запретить языку меняться. Как и нельзя оставить человека без словарей. И надо понимать, что составление рекомендаций и предписаний — это труд, и он совершается не наобум, по лингвистическому хотению, а по трудно уловимому языковому велению. И поверьте мне, расслышать это веление в шуме наших дней могут только весьма подготовленные специалисты.
ДРУГОЕ МНЕНИЕ
С утверждением автора, что русскому человеку свойственно закононебрежение, редакция не может согласиться: ни с самим этим мифом, ни с тем, что от этого у нас наплевательское отношение к своей грамотности. Мы попросили высказать свой взгляд на данный вопрос Татьяну Васильевну ТАРАСЕНКО, кандидат филологических наук, СибГАУ:
— Существует и широко бытует культурный миф о русском национальном характере, который стал складываться в конце XVIII века, а лексическое оформление, по мнению Ирины ЛЕВОНТИНОЙ, получило оформление к 30-м годам XIX в. Далее этот культурный стереотип только обогащался благодаря русской литературе, особенно текстам Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО: сразу всплывает надрыв из «Братьев Карамазовых», который современные переводчики уже не переводят: автор нового немецкого перевода пояснила — если перестройка не переводится, то о надрыве что и говорить.
Одним из элементов мифологии о русском национальном характере является и закононепослушание. Надо признать, что российское общество с удовольствием подхватило эту установку на закононепослушание. К чему приводит такое согласие с «ментальными установками», можно проследить, анализируя визуальные представления западных журналистов, пишущих о нашей стране: «История России повторяется — огромный медведь (царский, коммунистический или путинский) терзает чихуахуа». Метафоры дают политикам и СМИ готовые решения, позволяют не замечать противоречия и ведут к мифологизации политики, моментально навязывая ассоциации — кровавая, варварская, отстающая в развитии страна.
Несоблюдение законов россиянином — миф, ссылаться на него как причину неграмотности — значит продолжать подпитывать его и дальше.
Теперь перейдём к причинам безграмотности. Здесь стоит обратить внимание на следующие факторы. Во-первых, мы живём в эпоху, которую Ирина Левонтина обозначила так: «сейчас все кричат кто во что горазд, и никто никого не слышит». Т.е. важнее сказать своё слово, чем услышать другого. Это усугубилось тем, что утрачены институты редактуры и корректуры. Современный человек перестал слышать ежедневно и ежечасно правильную нормативную речь: на телевидении и радио нет дикторов, речь которых служила когда-то образцом звучащей речи, в Интернете возник невиданный ранее гибрид — «письменная фиксация разговорной речи». Произошла демократизация института авторства: писать и говорить публично может любой. Школьный учитель, к сожалению, тоже перестал быть образцом нормы.
Во-вторых, общая культурная ситуация. В начале 90-х годов на филфаке Красноярского госуниверситета встала необходимость преподавания практикума по орфографии и пунктуации; абсурдность нововведения удивляла: ведь если человек поступил на филфак, то нормы правописания наверняка освоил. Кстати, в РГГУ у филологов и сейчас такой практикум есть. Будущие учёные тоже пишут с ошибками, я постоянно сталкиваюсь с ошибками в авторефератах, диссертациях, в отзывах докторов наук… Общество перестало реагировать на речь ньюсмейкеров, на их косноязычие и прочие речевые «безобразия», хотя можно вспомнить примеры, вошедшие в историю: речь М. ГОРБАЧЁВА и В. ЧЕРНОМЫРДИНА и реакция на них общественности.
Конечно, можно сослаться на некоторые образовательные сложности. Ведь чтобы применить правило постановки запятой, надо владеть терминологией и врождённым (а иначе никак!) чувством языка. Судите сами, легко ли применить такое правило: «Обособляются несогласованные определения, выраженные косвенными падежами имён существительных (чаще с предлогом), если подчёркивается выражаемое ими значение». Есть ли время думать над этим у журналиста или менеджера, для которых скорость создания текста — на первом месте? К тому же, как выяснилось, можно всегда всё оправдать русской ментальностью.
Таким образом, наблюдается замкнутый круг: увеличение числа авторов, не имеющих достаточной подготовки при отсутствии критического отношения со стороны воспринимающей аудитории. В школе продираемся через сложные правила, затем слушаем/читаем плохо написанные тексты, затем создаём свои… Система кодификации не работает, филологи утратили возможность влиять на принятие решений.
Игорь Григорьевич МИЛОСЛАВСКИЙ, автор книг и учебников по русской грамматике, рассуждая на эту тему, сказал: «Мы дожили до той поры, когда троечники стали учить двоечников». Гуманитарное образование сокращается, а филологи скоро перестанут существовать как класс, который стремится рассказать о норме, объяснить, как устроен текст, и многое другое. Нельзя сказать, что запроса от общественности нет, такие акции, как «Тотальный диктант», свидетельствуют как раз об обратном: люди хотят быть грамотными. В некоторых московских школах есть курс «Языкознание для всех», который объясняет школьникам основы языка, причины изменения в нём, показывает связь между «вчерашним» языком и «сегодняшним».
Думается, для перемены ситуации должны быть и внутренние причины: рефлексия о себе, о своей речи. Если не за горами — общество знания.