Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
ноябрь / 2015

Разговаривать через человеческие судьбы

Одной из центральных тем минувшей Красноярской ярмарки книжной культуры «Карта Родины. Художественное освоение пространства» стало «новое краеведение». Ему был посвящён и профессиональный семинар для библиотекарей и музейных сотрудников, эту тему гости ярмарки обсуждали на круглых столах и дискуссиях. Мы поговорили с Марией ШУБИНОЙ, директором Музейной программы Российского фонда культуры «Гений места. Новое краеведение», о том, отличается ли чем-то «новое» краеведение от «старого», почему сегодня важно смотреть на историю России в ХХ веке через человеческие судьбы и локальные сюжеты и почему краеведение — это наш гуманитарный капитал.

В Красноярске Мария ШУБИНА представляла Российский фонд культуры — некоммерческую организацию, которая ведёт программу «Гений места. Новое краеведение», состоящую из двух частей: Конкурса музейных проектов и Школы исследования и текста. Сейчас программа проходит на Дальнем Востоке, а в 2016-2017 годах будет реализовываться в Сибири. Программа и в музейной, и в исследовательско-текстовой части поддерживает проекты, связанные с частной памятью, с локальной историей.


— Ваша Программа называется «Гений места. Новое краеведение». Что вы вкладываете в понятие «новое» краеведение и означает ли это, что есть какое-то «старое»?

— Новое краеведение, которое заявлено в нашей программе, это не новый термин, а наша попытка обозначить поиск новых смыслов, новых способов разговора, нового языка. И мне очень лестно, что на КРЯКК во многих программах было использовано словосочетание «новое краеведение», а в профессиональной программе для библиотек и музейщиков оно было выведено в заглавие.

Для нас новое краеведение — это философия места, локальная история, о которой рассказывают в масштабе человека современным, актуальным языком, и для нас это важно. Этот язык предполагает в первую очередь внимание к человеческому масштабу, к индивидуальности личности, к людям, которые живут на какой-либо территории. Через человеческие судьбы мы стараемся разговаривать об истории, особенно об истории XX века, которая фактически не написана.

— Есть задача дать регионам голос, возможность по-новому осмыслить себя через новое краеведение?

— Я считаю, что голос у регионов, безусловно, есть. Вообще эта история про варягов из Москвы мне всегда кажется нечестной, именно поэтому мы второй год начинаем нашу программу с поездки по региону, куда она приходит. Нам кажется очень важным поговорить лицом к лицу с людьми, которые занимаются в регионе историей, краеведением, понять чаяния, надежды и желания людей. Совершенно не хочется выступать в качестве «Бременских музыкантов», которые «приехали на час». Поэтому ни я, ни мои коллеги-эксперты, ни руководители Российского фонда культуры не имеют в виду, что вот сейчас мы свалимся на регион — и регион наконец-то приобретёт голос.

МНЕНИЕ
Круглый стол «Новое краеведение и урбанистика: точки пересечения и пути сотрудничества». Сергей НИКИТИН, историк, культуролог, автор международных проектов «Вело-ночи», преподаватель русского консюмеризма в университете Вероны, Италия.

«Чем новое краеведение отличается от старого? Казалось бы, абсолютно ничем. За исключением одного. Наше классическое краеведение, на которое мы часто, может быть, грешим, это то краеведение, которое занималось, например, в Москве подсчётом храмов, то краеведение, которое занималось в Ленинграде в конце 1980-90-х годов изучением прежде всего дореволюционной истории. То есть это была попытка максимально уйти от того, что могло соприкасаться с реальностью советского времени, с политизированной историей. И когда мы сейчас говорим о том, что мы хотим новое краеведение, в котором будут 1930-40-50-е годы, 1980-е годы, нам очень сложно, потому что краеведы долго копали себе прекрасную норку, в которой можно было как-то обитать, что-то публиковать.

Интересы, конечно же, сильно меняются. Сегодня нам хочется пиццу, завтра нам захочется котлету, и то же самое происходит с теми запросами, которое общество отправляет краеведению, городской истории, устной истории. Поэтому я думаю, что мы можем и должны сейчас говорить о бесконечном обновлении горизонта исторических и краеведческих знаний, методов. Если никакого обновления не происходит, нет новых вопросов, это значит, что все умерли, и никому больше ничего не нужно. Сегодня появляется очень много интересных тем, которые оформляются и в движения, и в проекты, и связаны они как раз с исторической памятью, с собиранием из опыта ХХ века более-менее структурированной картины».

За счёт возможностей, которые мы можем дать как грантодатели, этот голос просто может быть больше услышан, в регионе могут появиться люди, которые, возможно, раньше занимались локальной историей не так много и плотно, но за счёт возможностей и навыков, полученных в Школе, захотят ею заниматься больше. Музейные проекты, благодаря грантам и экспертной поддержке, могут заговорить на темы, которых раньше не касались, и сделать это на современном музейном языке. Мы хотим дать новые возможности, через которые могут появиться новые смыслы. Нет амбиции, что благодаря нам появятся голоса, потому что они уже есть, и они разнообразные. Сибирь-то точно очень самостоятельный регион.

— Вы упоминали, что ваша программа 2016-2017 годов будет нацелена на Сибирь.

— Да, если уточнить, то на большой кусок Сибири, который так или иначе прилегает к Транссибирской магистрали. Для нас принципиально важно работать с той частью региона, где есть культурное напряжение, культурное единство. Например, первую программу 2015-2016 годов мы делали в Приморье и Приамурье, и сейчас в разных вариантах она продолжает работать дальше. Амурская область, Приморский край и Хабаровский край — это регионы, в каком-то смысле конкурирующие между собой, имеющие схожую историю освоения, но разные взаимоотношения с Китаем. Там много культурных напряжений, которые дают возможность говорить о некоем едином культурном пространстве.

Так же точно и с Сибирью. Например, Томская область. Если посмотреть на Томск, то физически — это не сам Транссиб. Но то, как Томская область не попала в Транссиб — тоже важная история магистрали, и мы имеем в виду этот регион, когда рисуем карту программы 2016-2017. В конкурсе могут участвовать проекты, связанные не только с железной дорогой, но и с любой страницей истории XX века, как и вся наша программа. В сибирской программе мы очень рассчитываем на университетские инициативы, на музейные инициативы, многие из которых очень сильные и есть уже сейчас. Например, в краеведческом музее Томска уже сделан проект про переселенцев «Сибиряки вольные и невольные».

— Когда вы приезжаете в новый регион и начинаете в нём работать, для вас это тоже возможность расширить взгляд на краеведение?

— Здесь очень тонкий момент, потому что мы приезжаем с коротким визитом и стараемся успеть максимально как отдать, так получить. Отдать — это рассказать о программе тем, кому она могла бы быть интересна. Получить — это услышать темы, которые важны в регионе. Здесь не вопрос в том, что мы получаем новый взгляд на краеведение.

У основателя нашего фонда Дмитрия Сергеевича ЛИХАЧЁВА есть прекрасная цитата: «Краеведение не только наука, но и деятельность».

Для нас деятельная часть краеведения является самой интересной. Мы — грантодатели и создаём поле и условия для того, чтобы люди занимались проектами в своём регионе. Поэтому для нас очень важен разговор с местным сообществом, он подсказывает, какие есть важные точки напряжения, актуальные темы, что волнует людей в регионах.

Так, например, интересно было увидеть, насколько в Омске и Иркутске по-разному относятся к фигуре КОЛЧАКА и как много оба города хотят об этой фигуре говорить. В Иркутске Колчак — это больше мифологическая фигура, фигура трагически погибшего героя, с которым связаны местные легенды. В Омске Колчак — это, скорее, фигура кровавого палача, потому что местные жители помнят рассказы о массовых порках крестьян, расстрелах и так далее. И это интересно, ведь со стороны кажется, что существует единая история колчаковского движения, колчаковского правительства, а на самом деле это гораздо более сложная и многослойная история. Узнать об этом разном отношении можно, только пообщавшись на одну и ту же тему с людьми в разных городах.

Или, приезжая в Омск, ты можешь узнать, что волнует урбанистов, которые сейчас чаще всего очень деятельные и важные участники культурной жизни города, в том числе важные для краеведения. И получилось, что они встретились с музейщиками только на мероприятии, которое мы организовали, так просто они не встречаются, каждый варится в своём соку, и это нормально. Смешать эти соки — это тоже одна из задач нашей программы.

На профессиональном семинаре в Красноярске нам удалось поговорить и с представителями крупных библиотек и музеев, и с руководителями школьных музеев, которые нам не менее интересны, чем маленькие. И ждём очень интересных заявок отсюда, из Красноярска и края.

— Сегодня краеведением по большей части занимаются взрослые люди. Молодым это может быть интересно?

— Возраст не имеет значения. Мы хотим стать интересными и молодым, и пожилым, потому что для нас важна актуальность высказывания, важно вести разговор с людьми, которым краеведение действительно нужно. Люди, которые устраивают какие-то активности в городе — лекции, программы, конечно, это наша аудитория. Одно из условий победы в конкурсе музейных проектов и поступления в «Школу текста»: проект или исследование, с которым вы приходите, должны быть общественно значимыми. Вы должны понимать, как они взаимодействуют с обществом и чем они интересны аудитории.

Почему нам важно узнать именно те темы, которые по-настоящему волнуют людей на территориях? Потому что если мы будем говорить об этих темах в человеческих масштабах, то это и будет актуальный, интересный и молодым, и взрослым разговор. В селе Лермонтовка в Хабаровском крае школьники собрали большой документальный материал о репрессированных жителях села для музейного проекта «Память сильнее времени». В Белогорске музейщики собрали, восстанавливают, оцифровывают кинохронику города 1960-1980-х годов про город и готовят кинопоказы в музее, которые интересны самым разным горожанам.

Музей в Находке победил в нашем конкурсе с проектом полного обновления экспозиции. В 90% случаев, как мы знаем, краеведческий музей устроен так: в нём есть чучела животных, исторический рассказ от палеолита до сегодняшнего дня, история быта… И всё это обычно связано так, что сложно что-то понять без экскурсовода. В музее Находки решили сделать иначе — изучить, как устроен город.

Оказалось, что Находка имеет историю чуть больше 100 лет, и за это время город менялся несколько раз. То это был город-тюрьма, то город-порт, максимально международный и активный, когда Владивосток закрыли. В музее каждая комната будет разным городом. Дальше работники музея стали устраивать общественные дискуссии, проверять, интересна ли концепция жителям, объявили открытый конкурс для дизайна экспозиции. Таким образом, обновление музея оказалось важной городской историей на годы вперёд.

СУЖДЕНИЕ
Круглый стол «Новая Карта Родины. Изобретение традиции». Леонид КОПЫЛОВ, эксперт конкурса Российского фонда культуры «Гений места. Новое краеведение»: «Если мы берёмся заполнять карту Родины важными культурными точками, нам нужно продумать, каким образом люди, которые выращивают идентичность на своём отдельном локальном месте, могут посмотреть на свою локальность? Они должны пробовать оценить её в более широком контексте. Опыт Европейского музейного форума отчётливо говорит: европейский музей — большой, маленький, любой — начинается в тот момент, когда он ставит точку на карте и говорит: «Мы по какой-то логике — центр Европы». Мне кажется, что карта Родины должна заполняться по такому принципу. Как ни странно, с этого начинается очень вдумчивая и серьёзная работа, вырастают очень интересные локальные проекты, экспозиции».

Или, скажем, Приморский музей имени АРСЕНЬЕВА во Владивостоке, где работает молодая интересная команда, собирается открыть залы, посвящённые мирному морю: торговому, рыболовецкому. И для своего проекта они собирают довольно большое количество интервью, вещей и предметов у жителей города. Получается, что, во-первых, краеведческим проектом занимаются одновременно и слушатели «Школы текста», и музейщики, а во-вторых, в него включены горожане. Вычислена тема, которая интересна городу, в некотором смысле и сами жители задействованы в сборе материалов, поэтому та экспозиция, которая получится в итоге, будет разговаривать на понятном для горожан языке, рассказывать об интересных им вещах. Вот этот выход к внешней среде, общественная значимость проектов, открытость аудитории — это важно для нас.

— На КРЯКК обсуждали много проектов, связанных с локальной, частной памятью. Почему это становится актуально? Или нет, иначе: почему только сейчас мы стали ставить в центр внимания простого человека с его биографией, памятью, историей?

— Это не изобретение велосипеда, просто сейчас это становится всё более и более актуально во всём мире. Если мы говорим о музеях, то, с одной стороны, по этой теме есть базовые работы, написанные ещё в 1970-е годы. А с другой стороны, есть турецкий писатель Орхан ПАМУК, который получил Нобелевскую премию в том числе за роман «Музей невинности», а настоящий «Музей невинности», который он открыл в Стамбуле, в 2014 году выиграл премию Европейского музейного форума как лучший европейский музей. Этот музей посвящён и героям романа, и самому роману, и 1950-м годам, и вообще второй половине XX века, и самым обычным людям, и даже выдуманным персонажам. Но что важно, у Орхана ПАМУКА есть написанный со страстью музейный манифест. Гуманизация общества, которая происходит большими темпами во второй половине ХХ века, постепенно приводит к тому, что изменяется масштаб в культуре в самых разных её областях. Это, во-первых. А во-вторых, это очень актуально именно для России, потому что история ХХ века не написана. В масштабе страны есть страницы истории, к которым в советское время относились одним образом, в 90-е и «нулевые» — другим образом, сейчас — третьим. Например, очень сибирская история декабристов сейчас может подаваться по-разному. В частности, сегодня часто говорят, что декабристы — это мятежники, которые выступили против царской власти, хотя мы привыкли считать их нежнейшими романтическими героями. Вопрос не в том, что нужно поменять общее знание и в очередной раз написать один-единственный, «правильный» учебник истории, а в том, чтобы через человеческие судьбы разговаривать о том, о чём совершенно невозможно разговаривать по-другому. Внутри одной судьбы могут переплетаться разные вещи, истина всегда сложна, человеческая память всегда сложна. Но каждый раз, когда ты сталкиваешься с человеческой судьбой, ты говоришь о том, как на самом деле была устроена жизнь в ХХ веке.

— А есть в вашей работе примеры, когда через одну жизнь можно проследить историю страны?

— Например, один из наших слушателей «Школы исследования текста» на Дальнем Востоке исследует историю жизни одного человека. Его герой, Иннокентий ДУХОВСКОЙ, — нанаец по происхождению, который был первым христианином и миссионером ещё в царское время, помогал имперской власти крестить своих односельчан. Он прожил большую жизнь — такую же, какую прожил XX век. Он был крепким крестьянином, который построил крепкий быт, а потом был раскулачен, потом оказался переселенцем внутри земли, куда приходили переселенцы. То есть фактически оказался сосланным внутри территории, где было уже много сосланных или добровольно переселившихся людей. И всё это — история большой страны, которая рассказана через одну биографию. И эмоционально это затрагивает тебя больше, чем сухая статистика о количестве крещёных или раскулаченных в XX веке.

— В одном из интервью писатель Ася КАЗАНЦЕВА сказала, что книги о краеведении важны, но не могут по значимости соперничать с книгами по естественным наукам просто потому, что естественные науки непосредственно влияют на нашу жизнь. Вам как человеку, который занимается популяризацией краеведения, есть что возразить?

МАНИФЕСТ
Орхан ПАМУК, «Мой скромный манифест для всех музеев», отрывок: «Музеи должны исследовать новый мир современного человека, его человеческую природу и рассказывать об этом… Надоели музеи, которые пытаются поведать историю какого-нибудь сообщества, организации, команды, общины, нации, государства, народа, фирмы или какого-нибудь предмета, объекта. Мы устали от них. И мы все сознаём, что истории обычных людей будут намного богаче, важнее и подарят нам больше радости, чем история всех народов, вместе взятых».

— Ася, конечно, говорила с позиции популяризатора естественных наук. Краеведение нам нужно потому, что нам нужна локальная история, философия и ощущение места. Место, где ты живёшь, больше, чем место, где ты просто ходишь на работу, ведёшь быт, оно имеет дополнительный символический смысл. Особенно сегодня, когда информационный и символический капитал играет огромную роль.

Мы понимаем, что весь мир живёт в ситуации, когда интеллект, разнообразие интересов и разнообразие возможностей стали гораздо более востребованы. Хорошо, что жизнь глобально стала легче, и люди могут ходить в музеи, читать в Интернете, пользоваться такими проектами, как «Арзамас» и Relikva, нашим сайтом museumrfk.ru, на котором, я надеюсь, в ближайшее время появятся тексты, связанные с локальной историей. Мне кажется, что краеведение востребовано вот в этом смысле.

Один из победителей премии «Просветитель» в номинации «Краеведение» — профессор Сергей ИВАНОВ с книгой «В поисках Константинополя. Путеводитель по византийскому Стамбулу и окрестностям». С этой книгой в руках я гуляла по Стамбулу, чтобы найти в нём Византию, и я знаю десятки людей, которые делали то же самое. Краеведческие книги, написанные современным языком, с которыми точно так же можно будет путешествовать по Сибири, могут быть ценны, как и блестящие научно-популярные книги Аси Казанцевой.

Анна ГРУЗДЕВА