Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
февраль / 2016 г.

Алексей Николов: «Красноярские студенты до обидного вежливы»

Спортивный журналист, ставший генеральным директором международного телеканала Russia Today, профессор кафедры журналистики и медиаобразования Московского государственного педагогического университета, академик Академии Российского телевидения, номинант (в составе творческих коллективов) премий «ТЭФИ», EMMY International, Golden Nymph, AIB Award, заядлый гольфист и член исполкома Ассоциации гольфа России — это всё об одном человеке.

Генеральный директор телеканала Russia Today Алексей НИКОЛОВ в Красноярск прилетел на КЭФ, но уже через день был вынужден вернуться в столицу. Правда, две лекции для студентов СФУ прочитать успел. Конечно, в первую очередь он рассказывал об RT, который в американской прессе часто называют «путинским пропагандистским каналом».

— Когда вы приехали, Алексей Львович?

— Вчера вечером.

— В красноярском гольф-клубе успели побывать?

— Нет, к сожалению. Да и не сезон сейчас.

— Чем вас привлёк этот вид спорта, не самый распространённый в России?

— Гольф как возможность активности ничуть не более элитарен, чем горные лыжи, которые в СССР были развиты и как большой, и как массовый вид спорта. Это огромный мир, которого мы в своё время совсем не знали. Например, по опросам APTN, в Америке самым популярным спортсменом десятилетия 1960-х был Арнольд Палмер. Не боксёр Мохаммед Али, не баскетболист Уилт Чемберлен, не кто-то из бейсбола или американского футбола, а гольфист Палмер. Он был суперзвездой, а мы даже его фамилии тогда не слышали.

Потом оказалось, что в этом мире мне многое нравится: то, что не принято жульничать, правильный стиль общения, система гандикапов, позволяющая людям разного уровня соревноваться на равных. К тому же гольф — один из редких видов спорта без возрастных ограничений: можно встретить играющих любителей в возрасте 90 лет и даже старше.

— Какие качества должны быть у хорошего гольфиста?

— Прежде всего — гибкость, координация, взрывная сила и психологическая устойчивость.

— Насколько они важны для человека, работающего с новостями?

— Психологическая устойчивость — совершенно точно помогает. А вот с гибкостью всё наоборот: если говорить метафорически, информационщик должен быть, скорее, жёстким. Гольф и новости — это мои параллельные жизни, и пересекаются они лишь формально: в моём рабочем кабинете стоит подарок друзей — автомат Калашникова…

— Настоящий, действующий?

— Настоящий, но с заваренным стволом и спиленным бойком. И чтобы уравновесить, он перекрещен с паттером — клюшкой для гольфа.

Для информационщика важно любить новости. Знаете, настоящий инженер — это не тот, у кого в столе диплом о соответствующем образовании, а человек, который не может выбросить работу из головы с завершением рабочего дня и дома продолжает изобретать. Как российский инженер Лев Термен, создавший терменвокс, 100-строчную развёртку телевизионного сигнала, и даже в шарашке придумавший знаменитое устройство для подслушивания, для копирования которого американцам понадобилось четыре года. В информационном вещании встречаются люди, которые честно трудятся до 18  часов, а потом до 10 утра по возможности стараются забыть о работе. Но настоящий информационщик в информации живёт круглосуточно. И если вдруг проснулся среди ночи, первый рефлекс — посмотреть новости.

— Что в таких случаях обычно смотрите?

— RT на английском и на русском, а дальше — в зависимости от того, насколько проснулся. Например, читаю The Huffington Post.

— Вы в Красноярске впервые?

— Да.

— Что ещё вас тут порадовало, кроме вкусной сибирской рыбы?

— Да, муксун был вкусный. А откуда вы об этом знаете?

— Из вашего ЖЖ.

— Впечатления мои мимолётны и поверхностны, честно говорю, в основном — из окна автомобиля. Вчера вечером, правда, прошёлся вокруг гостиницы километров пять. Зима у вас точно лучше, чем слякоть в Москве. В проездах между домами лёд не сколот, правда, но если его вовремя не поймать, то до оттепели уже не избавиться. Зато снег расчищен. При въезде во дворы стоят шлагбаумы. Машины запаркованы аккуратно. Немного непривычно только, что в 22.30 улицы уже пустые.

— Как вы попали на RT?

— Я пришёл в 2005 году руководить спортивной редакцией, поскольку мой основной бэкграунд — спортивная журналистика. Через год начал заниматься вещами, которые уже больше относились к новостям, и Маргарита (Симоньян — ред.) предложила стать заместителем главного редактора, а три года спустя стал генеральным директором.

— Сомнений не было, сразу приняли предложение?

— Спортивная редакция — самая неполитическая, какая только может быть. В советское время работа там была замечательной возможностью находиться как можно дальше от политики, что определённую роль для меня, конечно, сыграло при выборе специализации. Так сложилось, что у меня английский довольно хороший, плюс я знал те виды спорта, в которых в России мало кто разбирается — американский футбол, бейсбол, гольф. То, что в России не очень нужно, а для зрителя RT важно. Мне же это было интересно, всегда считал, что спортивный журналист должен иметь представление обо всех видах спорта и не может путать крокет и крикет. Я был одним из первых судей по бейсболу в Советском Союзе, на базовом уровне могу рассказать про лакросс, про пушбол и т.д.

— На момент приглашения вы были аполитичны?

— Нет, какой-то политический бэкграунд у меня, конечно, был. На «Эхо Москвы», когда оно только начиналось, я уже принципиально пришёл заниматься не спортивной журналистикой — делал обзоры печати, а во время августовских событий 1991-го помогал делать новости, вместе со всеми меня арестовывали и т.д.

— А в 2009-м вам пришлось возглавить канал…

— Нет, глава канала — главный редактор Маргарита Симоньян. Моя же должность звучит как «первый заместитель главного редактора — генеральный директор».

— Что входит в её компетенцию, а что — в вашу?

— В её — всё! А в компетенцию генерального директора — то, что случайно осталось.

— Хитро. И совершенно непонятно.

— Я занимаюсь в первую очередь хозяйственными делами. Но журналистское прошлое позволяет понимать специфику, работать эффективнее.

— На кого вы ориентировались, создавая спортивную редакцию?

— Конкурентами для нас были, конечно, не российские каналы, а зарубежные — те же BBC и CNN. Мы делали классические международные спортивные новости.

— Лекцию вы начали с того, что RT — чемпион по количеству шаблонов, стереотипов и вранья, распространяемых вокруг канала. Какие стереотипы вам удалось разрушить за годы работы?

— Прежде всего, что RT — канал, который никому не нужен, что у него не будет своей аудитории. Что мы не сможем стать авторитетным источником информации. Всё это у нас получилось, в том числе — и быть иногда чуть впереди других. Например, как в истории с Джереми Корбином, у которого ни один канал не хотел брать интервью, называя леваком и экстремистом, а мы, руководствуясь принципом «мы делаем то, чего не делают другие», приглашали его в эфир. В результате Корбин сегодня — лидер лейбористов. Или Берни Сандерс, ставший абсолютным сюрпризом нынешней президентской кампании в США — он тоже не случайно пришёл к нам на интервью. Это показатель того, что у канала есть аудитория, за которую стоит цепляться. По количеству цитирования мы в числе лидеров даже среди русскоязычных сайтов. Хотя наш сайт на русском языке делается, можно сказать, «по остаточному принципу», по версии «Медиалогии», он всегда в тройке. С 2012 года с нами работает легендарный Ларри Кинг, которого невозможно перекупить: он делает только то, что ему интересно.

— Чем же вам удалось его заинтересовать?

— Собственным подходом к теледебатам. В России федеральные каналы обязаны предоставлять кандидатам одинаковое количество эфирного времени, в США же теледебаты идут между двумя основными кандидатами — представителями демократов и республиканцев. Остальные прессе неинтересны, и рядовой американец часто лишь на избирательном участке с удивлением узнаёт, что кандидатов не два, а пять. Мы решили рассказывать обо всех кандидатах, Ларри Кинга эта идея увлекла, и его представитель вышел на нас с предложением сотрудничества.

— Какое отношение RT имеет к сериалу NewsTeam, заявленному как первый в мире документальный сериал о журналистах?

— Это наш сериал. Возникла идея сделать документальное реалити-шоу: наши корреспонденты 24 часа в сутки работают, снимают «в поле», а съёмочная группа NewsTeam под руководством увенчанного всевозможными премиями американского режиссёра-документалиста Джоша Силбермана показывает, как это происходит.

Не скажу сейчас с ходу, чья именно это была идея, но её поддержали, поскольку сразу стал понятен потенциал, и такого до нас никто не делал.

— У Russia Today довольно много проектов, которые вы придумали и запустили первыми. Откуда черпаете идеи? Регулярные брэйнстормы?

— Да, брэйнстормы, конечно, проходят. У нас работают интересные люди, сложилась атмосфера, в которой хочется генерировать идеи, это приветствуется и считается хорошим тоном.

— Как удалось её создать?

— По большому счёту, всё идёт от руководителя. Маргарита Симоньян — сама журналист, в разных обстоятельствах побывала, и с мест военных действий в Чечне и Абхазии вела репортажи, и из Беслана во время захвата школы. Она умеет слушать и слышать… Так, стоп, получается, что я подхалимски хвалю своего начальника…

— А вы ругайте.

— У нашего канала слишком много недоброжелателей, которые любую мелочь готовы раздуть до глобального конфликта. Если нужно будет ругать, я Маргарите всё скажу, не сомневайтесь — просто в личной беседе.

— Странная история с этими недоброжелателями, сегодня на лекциях вы их неоднократно упоминали. С одной стороны, у канала, вас лично и Маргариты Симоньян всё успешно, с другой — вы будто всё время обороняетесь.

— На лекциях я специально об этом рассказывал. Про наши успехи информации и так полно, желающие легко её найдут. Признаться, я-то рассчитывал на гораздо большее количество вопросов, в том числе провокационных. Но студенты были до обидного вежливы.

— Какой вопрос вы бы обязательно задали себе на месте студентов?

— Про бюджет.

— Так из каких источников финансируется RT?

— Мы продаём рекламу, особенно успешно — в Интернете, но основной источник финансирования — бюджетные субсидии, и это нормальная мировая практика. Ни один международный информационный канал сегодня не существует за счёт рекламы. BBC World, Deutsche Welle, France 24, китайский CCTV, японский NHK World, корейский Arirang TV, итальянский RAI, немецкий ZDF, иранский Press TV — все финансируются напрямую из бюджета либо с лицензионных сборов и налогов. Или, в случае с «Аль Джазира» — из кармана шейха, что по сути — тот же госбюджет. Единственное исключение — CNN, но при этом CNN International не открывают свой бюджет, и в отрасли все понимают, что их субсидирует холдинг Time Warner, в который этот канал входит. Мировых рейтингов у них нет, как и у всех глобальных телеканалов, а для профессионалов очевидно, что они работают в минус. Понятно, что для монстра Time Warner эти убытки незначительны в сравнении с потерей лица, которая случится, если они вдруг закроют канал. Повторю, ни один международный информационный канал не самоокупаем.

— А давайте посмотрим с точки зрения российского обывателя: в стране кризис, цены растут, зарплаты режут, за кредиты платить надо, правительство из светлых перспектив называет только «затянуть пояса». И при этом оказывается, что из моего кармана, на честно выплачиваемые мной налоги финансируется канал, который я даже не смотрю. Почему?

— Да, это вполне реальная ситуация. Я уважаю людей, у которых есть своя точка зрения, это замечательно и вызывает уважение, если они могут услышать оппонента. Но когда вопрос формулируется на уровне демагогии, когда человек заранее знает ответ, я не готов отвечать. Я могу ответить лично вам или любому человеку, способному слушать и слышать. А этот вопрос — из серии «А почему это я должен платить за парковку в Москве?».

— Хорошо, ответьте, пожалуйста, мне: для чего создавался RT? Почему он нужен России?

— С удовольствием отвечу: если максимально упростить — для того чтобы Россия имела в мире свой голос, могла высказывать своё мнение по поводу каких-то международных решений, которые затем будут прямо влиять на жизнь всех жителей России. И того самого обывателя — тоже.

Информация ведь имеет силу, которую мы иногда даже не способны оценить, она влияет на глобальные процессы. В известном смысле, не иметь такого канала, находясь в ситуации, в какой сегодня оказалась Россия, — это то же самое, что не иметь министерства обороны. Дай бог, для защиты рубежей наша армия нам не понадобится, однако же в России существует оборонная доктрина и целый комплекс вещей, которые, надеюсь, нам никогда не придётся использовать. Это — сравнимые вещи.


— RT трижды номинировали на «Эмми», новости ни одного отечественного канала не могут похвастать подобными достижениями. Это — безусловный показатель качества вашей работы. Так почему же вы с тем же профессионализмом не вещаете на Россию?

— Просто у нас задачи другие. Но есть журналисты, перешедшие с RT на другие российские каналы, и, уверен, они принесли с собой усвоенные у нас профессиональные ценности: сегодня на «России 24», например, работают Катя Грачева, Саша Коневская, Дима Щугарев. И мировые каналы тоже перекупают журналистов, выросших у нас. Многие из тех, кто именно на RT получил свой первый в жизни контракт, сегодня работают на BBC, Reuters, Sky и т.д. Мы умеем находить талантливых ребят.

— У вас нет ощущения девальвации информации из-за её увеличившегося объёма?

— Этот процесс происходит непрерывно и волнообразно. Сегодня, на мой взгляд, как раз обратная ситуация: люди начинают сортировать информацию, отделяя шелуху от реальных новостей. Вот лет пять-шесть назад, когда социальные сети стали вдруг восприниматься как источник информации — да. А сейчас повторяется ситуация 500-летней давности. Почему тогда первые газеты в Венеции пользовались спросом? Потому что информация, которая в них появлялась, была достоверной. И сегодня снова есть потребность в источниках, которым можно доверять — или как минимум можно воспринимать их всерьёз. Для ответственного, квалифицированного потребителя информации их не может быть 50, обычно — всего два-три.

— И как их найти? К когда-то общепризнанным каналам после определённых сюжетов теряется доверие; чего стоит распятый мальчик, ставший мемом.

— Не хочу комментировать работу коллег, но что касается распятого мальчика, давайте разберёмся. Это была обычная ошибка в эфире, которую затем огромными усилиями — целенаправленно — раздули до неимоверных размеров. И на самом деле журналист не говорил, что мальчика распяли. Было дано в эфир мнение «человека с улицы», притом с оговоркой, что информация эта непроверенная… Я не вступаюсь за коллег с Первого канала, они не нуждаются в моём заступничестве. А тем, кто оперирует мемом о распятом мальчике, хочется посоветовать для начала найти и посмотреть первоисточник.

— Вы считаете, что в эфир федерального канала допустимо давать непроверенную информацию?

— В идеале информация для любого канала, необязательно федерального, конечно, должна быть проверена. Но формально каждый раз, когда вы ссылаетесь на другой источник информации («по сообщениям такого-то…»), вы запускаете непроверенную информацию. А вообще — почему всё упирается в телевидение? Давно уже большинство ищет информацию в Интернете.

— Вы телевизор смотрите?

— Да, в основном конкурентов: BBC, CNN и прочих. А «для души» — французские кабельные каналы с классической музыкой Mezzo и Mezzo Live HD, плюс нашу «Культуру».

— Семья разделяет ваши вкусы?

— Жена — да, а сын относится к тому поколению, которое уже не смотрит телевизор. Новости он ищет в Интернете. Поэтому мне и кажется, что проблема качества работы федеральных каналов — искусственная, столь доступно сегодня вообще всё.

— Вы, наверное, удивитесь, но в Красноярском крае есть места, где нет не только Интернета, но и мобильная связь недоступна. А вот федеральные каналы вещают.

— Я понимаю, целевая программа интернетизации страны хоть и идёт очень активно, но, вероятно, не так быстро, как нам всем хотелось бы. Но если сравнить с ситуацией в мире, Россия очень прилично выглядит.

— Как на RT работает факт-чекинг?

— По сути, факт-чекинг «зашит» в самой структуре новостной службы RT и не сводится к какой-то простой схеме. Чтобы понять, как он работает, нужно какое-то время провести в нашем ньюсруме, продюсерском отделе. Это в чём-то даже ближе к искусству.

— Как вас изменила работа на RT?

— Состарила на 10 лет. Уже поэтому я не тот, что был десять с половиной лет назад. Внучка, которая тогда только родилась, сейчас по росту почти догнала меня, вторая должна на днях родиться. Если серьёзно — опыт работы в многонациональном коллективе уникален, немного есть мест, где его можно получить. Конечно, иногда возникают и проблемы, связанные с национальными различиями. Так что, с одной стороны, это постоянное напряжение, а с другой — страшно интересный опыт. В том числе и юридического взаимодействия с зарубежными компаниями и регуляторами. Никогда не думал, что буду заниматься строительством, разбираться в формах отчётности, строительных нормативах и т.д., но пришлось освоить и это, когда строили новый комплекс RT.

От чего я совершенно точно избавился — так это от иллюзий по поводу мэйнстримных СМИ. Ещё в советское время я работал переводчиком, много общался с иностранцами, имел возможность читать зарубежную прессу, выезжать за границу, сравнивать западное телевидение и советское. И тогда всё казалось очевидным. Но с тех пор всё изменилось. Сегодня некоторые компании на своих сайтах, в разделах «Наша миссия», претенциозно заявляют: «быть нейтральными, давать высказаться всем сторонам, быть хранителем интересов общества» и т.д. Так вот: это, мягко говоря, не совсем правда. И это разочаровывает. А раньше казалось, что нам просто надо сделать всё так, как у них, потому что у них-то всё замечательно…

Как журналист я сейчас, можно сказать, практически не работаю. Разве что редактирую российскую версию журнала Golf Digest и веду авторскую колонку о гольфе. Но на RT давно превратился в профессионально ориентированного бюрократа. Моя задача там — сделать всё, чтобы коллегам было удобно и легко работать.

— Что за эти десять лет стало самым большим достижением RT?

— Превращение канала в то, чем он является сегодня: друзья хвалят, враги ожесточённо ругают, но сказать, что RT не знают, точно нельзя. Это один из немногих успешных проектов, которые Россия не унаследовала от СССР, а создала с нуля. И он стал мировым явлением, мировым брендом.

— А поражения за это время были?

— Глобальных, пожалуй, не было. Ну а какие-то мелкие неудачи всё время происходят.

— Что вас удивляет до сих пор?

— Ложь в уважаемых СМИ — с традициями многолетними, репутацией. Это, наверное, немного наивно, но до сих пор иногда читаешь или смотришь такое СМИ и думаешь: «Ёлки-палки, ну ведь врут же!». Не понимаю, как у людей, которые так восторженно освещали вторжение в Ирак, не задав своему правительству ни единого вопроса, хватает… э-э-э, как бы сказать поделикатнее, смелости делать вид, что всё было нормально. И одна очень известная и уважаемая газета, из той самой страны, что вторглась в Ирак, потом рассказывает: ну да, мы совершаем ошибки, но у нас есть даже свой омбудсмен, который следит, чтобы мы не совершали ошибок, либо тут же приносили извинения. Например, мы ошиблись, написав, что Иванка Трамп купила 4000 лифчиков, а на самом деле она купила четыре дюжины лифчиков. Вот это, конечно, была серьёзная ошибка! Да, за неё мы очень, очень извиняемся! Ах, ну да, и ещё вот про Ирак мы тоже не совсем правы были...

— А что это за газета?

— Не буду говорить название, любопытствующие могут легко загуглить (мы эту газету нашли; оказалось, что это была New York Times — ред.).

— Каким станет телевидение через 10 лет?

— Экраны телевизоров увеличатся, появятся новые стандарты видео. Сегодня мы смотрим телевидение в формате HD или UHD, через десять лет это будет, скорее всего, уже 8К. Но такое качество различимо только на большом экране, и снимать это надо соответствующим оборудованием. Привозить целый комплекс такой аппаратуры для съёмок к месту боевых действий никто не станет, поэтому, думаю, информационное вещание в значительной степени уйдёт в Интернет.

На программируемом ТВ, на большом экране останутся кинопоказы, спорт и шоу, а новости переместятся в маленькие экраны смартфонов, которые у аудитории всегда с собой. Мы же хотим, чтобы они всё больше соответствовали принципам Блаженного Августина, которые он приписывает Богу — были вездесущи, всеведущи и всемогущи. Сегодняшнего качества «картинки» для новостей вполне достаточно, по крайней мере, до тех пор, пока мы не научимся снимать движущуюся голограмму. Значит, пока в новостях останутся съёмки оперативные, далеко не студийного качества. А зрители всё больше будут использовать два экрана: большой — для программируемого телевидения, и маленький — для новостей, параллельно и одновременно, дополняя картину реальности.

Не случайно мы в последние годы стали делать бегущую строку с использованием хэштэгов: это даёт возможность параллельно на маленьком экране смотреть в Интернете, что ещё происходит, не прерывая основную трансляцию. Для тех, кто привык к твиттерному мышлению, хэштэг — это то, что нужно ввести, чтобы посмотреть всю картину новостей по какой-то теме на втором экране. Странно, что до сих пор не так много телеканалов это используют. А ведь для того, чтобы делать такие новые вещи, нужно-то немного: на секунду остановить бесконечную гонку «сняли—смонтировали — выдали в эфир» и задуматься, а для кого мы это делаем? Что нужно нашему зрителю?

Александра КАЗАНЦЕВА