Может, потому что я гуманитарий, устойчивой ассоциацией к слову «память» для меня является «память поколений, традиция». Поэтому я нисколько не сомневалась, кто должен стать героем номера, посвящённого этой теме, — Елена Геннадьевна ВОПИЛОВА, преподаватель Дивногорской детской школы искусств, народный мастер (это звание), руководитель фольклорно-этнографических ансамблей «Тропинá», «Древо», «Енисеюшка», исполнительница и собирательница сибирского фольклора.
В Красноярске её можно застать по воскресеньям на школе традиционных технологий, где она учит взрослых тому, что умеет сама. Подробный перечень техник, в которых работает Елена Геннадьевна, займёт много места, но не сказать о них нельзя, поэтому перечислю чуть ли не конспективно: она шьёт, вышивает, вяжет, ткёт, занимается бисероплетением, валянием, пирографией (выжигает), росписью по дереву и ткани, точечной росписью по стеклу и керамике, декорированием сосудов, делает обережных кукол, создаёт украшения из холодного фарфора, работает с кожей (кожепластика), камнями, бумагой (пейп-арт и декупаж), моделирует костюмы на основе традиционных. Всё это я видела, была впечатлена. Но более всего меня за душу берёт пение Елены Геннадьевны.
Позже я её спросила, что для неё песня, и она ответила: «Песня — это возможность летать. Одному или всем вместе. Даже если человек не умеет петь, но умеет слышать, он имеет возможность летать с теми, кто поёт».
Однако разговор наш начался не с песен, а с воспоминаний Елены Геннадьевны об Индии. Там она представляла своё мастерство на 30-й Международной ярмарке ремёсел «Сураджкунд». Советник Посольства РФ в Индии письменно поблагодарил Елену Геннадьевну за её уникальные работы, которые «стали подлинным украшением фестиваля и познакомили тысячи индийских гостей с самобытными традициями народного творчества России». Елена Геннадьевна была полна впечатлениями и прежде всего от мастеров, работавших на фестивале:
— Я так благодарна, что увидела, что такое настоящий мастер. Это тот, который работает правильно, качественно, и все его за это уважают. Там были мастера из всех штатов Индии, те, кто тысячу или семьсот лет семьёй работает в той или иной технике. У меня до сих пор эти мастера перед глазами стоят: как люди умеют работать и как их за это правительство любит! Во-первых, обязательно поддерживается своя традиция. Во-вторых, поддерживается семейный институт: семья — это главное! Третье: поддерживается профессия. И какая разница, когда возвращаешься и видишь политику нашего государства.
Там, кстати, нет американской рекламы, нет кока-колы. «Макдональдс» — и тот индийский, со своими пряностями. Там все, даже самые простые люди — те, кто улицы метёт, кто бельё на речке стирает (стиральщики), кто красит (красильщики) — все выглядят достойно. Потому что они выполняют свою работу честно.
И ещё мне понравились их дети: умные, общительные, умеющие разговаривать на разных языках, открытые. У них ведь какая философия? Они знают, что вот мы встретились и больше никогда не увидимся, поэтому они максимально выкладываются. Они каждый день живут так, как будто он единственный. И тогда есть возможность жить самому и радовать всех окружающих.
— Елена Геннадьевна, вы для меня воплощаете живую мысль о том, что память — это не то, что хранится в сундуках, что ушло, а то, что живёт рядом с человеком. Вы сами эту память сохраняете, вы — хранитель русской материальной и духовной памяти. Что самое ценное вы хотели бы передать? Детям, которых вы учите вместе с коллегами — Ириной Викторовной ЧЕРКАСОВОЙ и Светланой Валерьевной РУМЯНЦЕВОЙ, и взрослым, для которых проводите мастер-классы по всей стране и за её рубежами. Вы ведь точно знаете, что нам надо сохранить из прошлого и что нельзя терять ни в коем случае!
— Надо хранить память о своих родственниках. О том, что они умели делать. И как они ко всему относились.
— Мои деревенские бабушки не умели ни вязать, ни шить, они никаких промыслов не знали, ничего этого не умели.
— Они умели вести хозяйство! Наш быт изменился, он стал городским. Нет деревенского хозяйства — коров, кур и прочего. Но дело ведь не в этом. Не изменилось главное — нужно и в городе вести дом, то есть держать семью в условиях, в которых она может полноценно функционировать как семья. Сейчас женщина уже не держит семью, чтоб семья себя чувствовала семьёй. Института семьи у нас не существует, семья не одобряется, к сожалению, у нас другие веяния пошли.
— Но может ли современный городской человек вести себя в соответствии с русской традиционной культурой? Это реально?
— Да, может. Для этого он должен сделать внутри себя усилие и ответить на вопрос: какой он видит традиционную семью нынче? Традиционную семью нынче трудно иметь и трудно содержать. Потому что мир идёт войной на традицию. Во всяком случае у нас. А без традиции народу некуда деваться. Только традиционная семья позволяет сохранить семью и вырастить поколение, которое сохранит память, материальную и нематериальную, и передаст дальше. Кроме семьи это никто не может сделать. Какую память может передать «шведская» семья или «кришнаитская», когда её создают русские? Это чужой продукт, который упал на подготовленную годами пропаганды почву.
— Да, почва была хорошо удобрена чужими идеями, которые не естественным путём развивали русские традиции, а действовали им наперекор, ломали, отменяли и предлагали своё. И вернуть невозможно.
— Если говорить о том, чтобы вернуть традицию, то надо начинать с образования и воспитания. Трудно сейчас наскоро говорить о том, что конкретно надо изменить в воспитании… Вот нет семьи, нет уважения к старшим. Если бы семья как таковая сохранялась, то дети уважали бы старших. Потому что традиционная семья связывает поколения. Поколения в такой семье между собой общаются, и старшие могут дать внукам понятия о правильном.
На фото (и далее) выполненные в разных техниках работы Елены Геннадьевны Вопиловой
— Мне кажется, бабушки слишком молодые, максимум 40-х годов рождения, их понятия о правильном формировалось в трудное для страны время.
— Да, традицию помнит только то поколение, которое родилось в 20-30-е годы. Эти люди, те из них, которые живы, осуществляют эту функцию — жить в традиции. Я знаю их семьи, и в их семьях устроено всё правильно.
А те люди, которые не успели на себя поработать, не успели увидеть свою семью благополучной и в достатке, они уже ничего не могут передать, потому что передать-то нечего. У них была коллективизация, всё отобрали, есть было нечего, одни колышки-палочки за трудодни, пáспорта нет, уехать они не могли.
После войны мужиков повыбили. Традиционную мужскую культуру некому стало поддерживать.
— Это грустная сторона истории. Но есть ведь и светлая. Есть фольклорные ансамбли в нашем крае, которые занимаются русской традиционной культурой. Большинство из них, правда, фольклорными назвать нельзя, это ансамбли народной песни, они не воспроизводят народную традицию.
— Они не передают, потому что не находятся внутри процесса. На каком-то конкурсе подошла ко мне тётенька, не знаю, откуда она — не представилась, и сказала: «Как дети у вас красиво поют. Вы по каким нотам это разучивали? Какую делали аранжировку?». Я говорю: «Мы не делали. Дети поют от носителей традиции. Бабушки поют, а дети слушают и делают, как бабушки». А тётенька: «Нет, это неправильно. Мы когда колядку разучиваем, я делаю аранжировку и расписываю на голоса». Я в недоумении: как это — колядку на голоса?
Поэтому ансамблей, которые традиционно поют, у нас в крае не больше двух десятков. Традицию ведь надо правильно воспроизвести. Мы детей в ансамбле сначала воспитываем, а потом учим. Причём вместе с родителями, то есть и родителей, а иногда и бабушек воспитываем, которые как раз вот из этого поколения, которое ничего традиционного не помнит и росло на советских песнях.
И когда дети понимают, что до них было целое пространство, в котором были сказки, песни, роспись, куклы и костюмы, то многие думают, что они в волшебный мир попали. К нам приходят маленькие и ахают — как красиво! Они слышат, как поют бабушки и спрашивают: «А кто это так хорошо поёт?». И я вижу, что у детей этого возраста, 4-5 лет, ещё всё в порядке, их можно традицией зацепить, потому что им не успели средства массовой информации объяснить, что народный голос — это неприлично. И дети у нас с такого возраста участвуют в традиционных праздниках, учатся готовить традиционную еду дома вместе с родителями, изучают традиционные ремёсла.
Ну и, естественно, у них общение между собой совершенно другое, не как в детском саду или в общеобразовательной школе. Они понимают, что они в ансамбле, они не просто пришли и ушли, а мы должны здесь дружить, потому что мы спеть не сможем хорошо. А петь хорошо можно тогда, когда все сдружились.
Пришли новые дети и петь не могут. Почему? Потому что друг к другу не притёрлись и плохо слышат друг друга. И самого себя плохо ребёнок слышит. Только к концу года появляется ощущение ансамбля. Вот они к концу года запели чисто и в унисон, и вдруг лампочка, которая не горела пять лет, загорелась. Все ахнули, а я говорю: «Так это физическое явление, резонанс случился, и она загорелась». И они были такие гордые. И поняли, что они это все вместе могут! Вот воспитание и получается.
А к воспитанию добавляется и обучение. Через интерес и игру. Не так, как занудная училка. Все учителя делятся на две категории: учителя и училки. Учительница может и пальчиком погрозить, и обнять, и перед всеми сказать «Какой ты молодец!», и поставить пять с плюсом. А училка никогда! Она скажет: «Так, ты себя плохо ведёшь, ставлю тебе два». А разве можно ставить два, если ребёнок не туда сел? В традиционной культуре нет понятия «поставлю тебе два, ты ведёшь себя плохо».
— Вы не ругаете своих детей?
— Ругаем.
— Как?
— (вздыхает) Да ругать приходится сказочным образом. Или притчей.
— Больше ругаете или хвалите?
— (не задумываясь) Конечно, хвалю. По-всякому. Пишу большими буквами в дневник «МОЛОДЕЦ», ставлю восклицательный знак, ставлю пять с плюсом, ставлю две пятёрки. Когда человек запел чистенько, хвалю перед всеми: «Посмотрите, как у нас Полина запела! Какой у неё изумительный голос». И Полина расцвела. Или говорю: «Какая у нас Алина красивая, когда она улыбается и поёт с улыбкой!». И Алина забывает, что она всё время стояла с мрачным выражением лица. Надо так похвалить, чтобы он делать захотел то, чего не мог или что у него не получалось.
— Как вы сами пришли к традиционной культуре?
— Пришла очень просто — бытовым путём. У меня дедушка с бабушкой, мамины родители, были исключительно рукодельные. Я помню хорошо себя в три года, я носила за дедом ящик с инструментами, потому что мы строили с ним баню, дровяник и сарай для коровы. Бабушка всё умела руками: и шила, и вязала, никогда не сидела просто так. Когда соседка приходила поболтать, бабушка брала в руки вязание. Мама
с папой исключительно трудолюбивые люди. И мне всегда тоже хотелось это делать: вязать, как бабушка, хотела деревяшки строгать и картины рисовать, как дедушка.
Я окончила музыкальную школу и стала работать в Дивногорске в музыкальном училище. А потом вышла замуж за Вопилова. А бабка мне говорила: «Вот какую фамилию получишь, так и жить будешь». И я думала: как это? А потом вдруг поняла, что вот я вышла замуж за Вопилова, и мне страшно захотелось петь. И я стала петь народные песни.
— А откуда вы эти песни брали?
— Вы не поверите — из учебника. Был такой учебник, очень толстый, который назывался «Песни для начальной школы с 1 по 4 класс». И три четверти в нём были народные песни. Их пели и знали все. И мы их пели, все они хорошо известны, это самые популярные русские песни — «Ах, вы сени», «Вставала я ранёшенько», «Во кузнице», про комара. В Дивногорске я стала собирать ребятишек в фольклорный ансамбль. 2 октября 1988 года пришло 20 человек. И начали мы с тех же песен.
Но мне очень повезло, что в городе был ансамбль бабушек «Сибирячки». Это бабушки тех годов рождения, о которых я говорила, с двадцать девятого по тридцать второй. Они сами организовались в коллектив и пели свои традиционные песни — они приехали из разных районов края, в основном из тех районов, которые попали под затопление ГЭС. Они пели свою традицию. Они пришли к нам в музыкальную школу, потому что им кто-то сказал, что там дети поют народную песню. Они стали к нам приходить, и дети сразу запели на голоса, потому что это были живые исполнители. Дети прислушивались к тем исполнителям, голоса которых им были ближе, разбирали голоса и пели. Нас услышал тогдашний директор Государственного Центра народного творчества Владимир Михайлович КОВАЛЬЧУК и пригласил поучаствовать в фольклорном фестивале и организовал обучение, которое назвал потом «Школа фольклора».
— Ваши «фольклорные» дети, как и вы сами, не только поют, они и руками многое умеют делать.
— Да, потому что я заметила, что нельзя просто петь по нотам и считать, что ты поддерживаешь народную традиционную культуру. Что если ты эту культуру соблюдаешь, то надо знать, в чём люди ходили, как одежду носили, чем подпоясывались. Поэтому когда мы с мужем и всей семьёй стали ездить в экспедиции, мы сразу этим интересовались. Мы помогали хозяйкам поправить забор, прополоть огород, поправить печку, интересовались, какая у них утварь. После этого они понимали, что люди в хозяйстве соображают, тогда уж они нам песни петь начинали.
Поэтому и наши дети в Школе фольклора учились что-то делать руками, и наша вторая специализация, ремесленная, на этом основана. Они делают руками, участвуют в народном театре и к выпуску все поют, овладев традицией совершенно спокойно и естественно. Потому что нематериальное наследие не может быть отдельно он материального, это одно и то же — это жизнь.
— Хочу разобраться в точке пересечения современного, нынешнего, сиюминутного и традиционного, давно существующего. Зачем нам тот прежний опыт, если всё так изменилось? Нам не надо самим ткать, делать посуду. Можно ли жить в традиции, как вы выражаетесь, живя при этом привычной городской жизнью? Где эта традиция в современной нашей жизни?
— Наши дети, которые прошли Школу фольклора, сейчас уже взрослые, детные, но вспоминая всех их, можно сказать о том, что у них общее. Во-первых, они слышат другого, того, кто находится рядом. Они умеют разговаривать и со старыми и с малыми, умеют находить общий язык. Во-вторых, они знают, что надо всегда трудиться, ниоткуда не упадёт на тебя манна небесная. Они знают, что каждому даётся по трудам его. А это часть традиции. И эти заповеди не выражаются словами, они даются в трудовом обучении.
Когда трудовое обучение уходит из школ, на этом как раз и заканчивается традиция. Потому что не учат ручному труду, а вместе с ним и тому, что делать надо не для того, чтобы другие посмотрели, а для того, чтобы чувствовать себя тем человеком, который ты есть, мастером. Все мальчики, которые занимались у нас, хорошие отцы, они хорошо понимают своего ребёнка. Они знают, как можно пестовать ребёнка, как с ним заниматься, что ему говорить. Это тоже результат воспитания в традиции. Они умеют собрать людей на праздник и устроить этот праздник. Они уважают старших. Они очень благодарные. В этом смысле традиция даёт понятие, что взрослые — это мудрость, что молодость — это деятельность, что детство — это обучение. Всё выстраивается в одну цепочку. Причём одним только нематериальным эту цепочку не выстроишь.
— Горожан можно вовлечь в традиционную культуру?
— Можно, если привести ребёнка в фольклорный ансамбль. Тогда можно будет восстановить разорвавшуюся связь с прежней культурой, которая никуда не делась, просто её не знают. Можно вот так самостоятельно связать эту ниточку, получится узелок, и надо двигаться дальше, интересоваться.
— А ваши «фольклорные» дети могут поддерживать традицию в дальнейшей жизни? Ведь однокурсники порой даже не знают, что их друзья или подруги занимаются традиционной русской культурой.
— А вы скажите, наше общество соблюдает сейчас традиции? Наше общество, в той части, где мы должны считать себя русскими, стыдится этого. В таком обществе разве можно носить традиционную одежду, гордиться народными песнями? Нас призывают толерантно относиться к другим культурам, а свой традиционный костюм мы не знаем, не любим его. Где можно купить выполненный в традиционной технике костюм? Наша власть не считает, что у нас есть русская традиция.
За годы советской власти было уничтожено ощущение традиционной почвы под ногами. В послевоенные годы ещё плясали кадрили, собирались на гулянье на большие праздники. Даже в 60-е годы, это я прекрасно помню, на каждом школьном празднике танцевали кадрили, играли в «Гори-гори ясно». Я не помню ни одного праздника, чтобы этого не было.
А потом, когда решили пойти в сторону западных веяний, забыли, что с водой можно выплеснуть и ребёнка. Когда приезжаешь в любую страну, даже в европейскую, там на праздник люди совершенно спокойно идут в традиционном костюме. Для них это нормально, им никто не говорил, что этого нельзя делать, им никто этого не запрещал. И начинаешь чувствовать себя ущербным человеком, потому что в нашем государстве носить традиционный костюм было нельзя. Это было запрещено указом Совета министров в конце 20-х годов.
Также было запрещено петь народные песни. И всех руководителей крестьянских народных хоров, которые тогда существовали, сослали на Колыму, в Магадан, на лесоповал. То есть убрали и религию, и традицию. А вместо этого — надо же было заместить чем-то другим! — срочно появились композиторские песни, псевдорусские, на которых и выросло то поколение, которое чуть постарше меня.
— Но были и хорошие авторские песни.
— Были. Но народную традицию запретили! Причём прямо сверху! Планомерно. Точно так же, как постепенно стали убирать традиционную крестьянскую одежду. В конце 20-х годов уже считалось неприличным носить традиционный костюм — таковы были установки сверху. И мы наступили в очередной раз на грабли: народ, не знающий своих корней, это уже не народ, а масса. И для управления это очень удобная масса…
***
Наступает недолгое молчание. Мы думаем то ли каждая о своём, то ли об одном и том же. Внезапно фиксирую необычную сочетаемость, естественную в речах Елены Геннадьевны и её коллег: «петь традицию», «жить в традиции». Спрашиваю, что такое «традиция» и получаю ответ: «Традиция — это уклад жизни. Это образ жизни, в котором всё выстроено правильно».
Нашу беседу прерывает Иван ПЕТЕЛИН, руководитель фольклорного ансамбля из Бородино. Он принёс сделанные по заказу Елены Геннадьевны гусли, и начинается разговор двух профессионалов о колёсной лире, которую необходимо изготовить для юного Саши ПОНОМАРЁВА, который умеет петь традицию и живёт в традиции.
Пока мне больше добавить нечего. Русская традиция всё ещё существует. И эту мудрость поколений сохраняют люди, которые рядом.
Алевтина СПЕРАНСКАЯ