Аэропорт Симферополя с бесконечной взлётно-посадочной полосой — после приземления только ленивый не пошутит, что, дескать, ещё немного, и докатимся до самой Ялты — напоминает глубоко провинциальный вокзал: шумно и многолюдно, но чрезвычайно лениво. В вечернем зное пассажиров подкарауливают несколько усатых таксистов.
— Мне бы в Ялту, — говорю. — Сколько возьмёте?
— Три с половиной, — не моргая, отвечает он.
Три с половиной тысячи рублей стоит билет из Симферополя в Москву на Ту-204, если вы отмолили все грехи и готовы доверить себя отечественному авиапрому. Это примерно 1200 километров. От Симферополя до Ялты — чуть больше восьмидесяти. Нет, дешевизна крымского отдыха — не миф, просто местные жители не вполне приноровились к ценам новой родины.
— Вы это мне в валюте предлагаете? — ёрничаю я, вспоминая рассказы знакомых о том, что в украинские времена на полуострове предпочитали подсчитывать всё в долларах.
— Ты не русский, что ли? — подозрительно щурится таксист. — А мы тут теперь все русские, так что только рубли.
— Я лучше по-советски, на троллейбусе.
Еду в Ялту по легендарному, самому длинному в мире междугородному троллейбусному маршруту почти три часа, любуясь сумеречными видами заоконья, не успеваю на автобус до Севастополя и всё равно вынужден переплатить довольному таксисту. Не тому ли самому?
***
Я поселяюсь в пансионате на берегу моря, недалеко от Симеиза. Конец июня, ещё не сезон, поэтому на пляже кроме меня десять человек и несколько котиков. Говорят, вчера в море видели дельфина. Вечером отправляюсь в единственный работающий в округе ресторанчик, где за стойкой пылится официант Володя.
Володя — пример хрестоматийный: у него двухкомнатная квартира в Ялте, которую он сдаёт отдыхающим за сорок тысяч в месяц, а сам живёт на втором этаже небольшого сарайчика в пляжной зоне. Холодное пиво он разносит скорее от скуки, днём смотрит сериалы и спит, поэтому немного похож на испанца во время вечной сиесты.
Володя спрашивает, откуда я. Отвечаю, что из Сибири.
— То есть русский? — переспрашивает он.
— Слушай, — настораживаюсь я. — У вас тут какие-то проблемы с идентификацией? Ты мне скажи, а то я в Крыму первый раз. Может, нужно ходить, завернувшись в триколор, и тогда скидки и уважение обеспечены?
— Это тебе надо было в Севас ехать год назад, тогда могло прокатить, — добродушно смеётся Володя. Севас — это Севастополь. — А теперь нам как-то без разницы. Если бы ты украинцем был, я бы тебе что, пива не налил? Мы, крымчане, всех уважаем.
Сам Володя больше всех уважает Владимира ПУТИНА и признаётся в этом с нескрываемой гордостью. В Крыму культ Путина посильнее, чем в любом сибирском госучреждении, но при этом абсолютно искренний, народный. Два дня спустя я буду покупать в Ялте местную прессу и из любопытства поинтересуюсь, нет ли постера с президентом. Продавщица выудит из-под прилавка целую охапку плакатов.
— Путина берёшь? Правильно, — одобрит бабушка, которая ждёт на остановке автобус. — У нас в каждом углу в комнате его фотография.
***
По данным ВЦИОМ, через два года после известных событий 95% жителей Крыма вполне довольны нынешним положением дел. Трудно поверить в такое единодушие, и поэтому в перерывах между морскими и горными процедурами я жадно впитываю каждое словечко по этому поводу.
Никто из местных жителей себя к украинцам не причисляет. Говорят: или крымчане, или севастопольцы, или русские. Приезжих делят на русских и москвичей, причём последних потихоньку привыкают не слишком уважать, и это важное свидетельство того, что регион приживается к России-матушке. Крым при Украине — это дешёвые цены, плохие дороги и низкие пенсии, твердят местные. После референдума пенсии взлетели так, что пожилым людям вопросы про присоединение можно не задавать. Но у тех, кто, например, занимается бизнесом, восторгов нет. Необходимость привыкать к российскому законодательству — повод поворчать.
Ещё недовольны крымские татары, которые всегда настаивали на большей автономии. Правда, на бытовом уровне это недовольство не кажется каким-то национально окрашенным. В Бахчисарае, бывшей резиденции грозных крымских ханов, а ныне — весьма невзрачном, за вычетом достопримечательностей, городке, коротаю время за беседой с Фатихом, который занимается строительством. Он не рад тому, что в Крым пришли «москвичи», потому что цены на строительные материалы выросли, ведь доставка сильно подорожала. Ещё у него были какие-то захваченные земли под Симферополем, с самостроем, но по российским законам их придётся отдать.
— Зачем вы мне тут нужны? — тоскливо вопрошает он.
***
Одна из достопримечательностей Крыма — это теневые остановки. Междугородные автобусы маленькие, в какой-то момент ты обязательно не успеешь купить билет, подойдёшь к водителю и спросишь, нельзя ли проехаться с ним вон до той точки на карте в строго вертикальном положении. Водитель отправит тебя искать первый угол после официального остановочного пункта — и там ты обнаружишь толпу таких же безбилетных, но деятельных граждан.
Крымчане кажутся вечно хмурым россиянам удивительно вежливыми людьми. Расплачиваясь, каждый благодарит водителя за дорогу. Люди не толкаются, помогают пожилым выбираться из общественного транспорта. Много улыбаются.
На Южнобережном шоссе теневых остановок нет, и тени нет тоже. Когда ждать автобус под палящим солнцем становится невыносимо, на помощь приходят попутки.
— Вы, русские, злой народ, — внезапно говорит подобравший меня на трассе Алексей.
Я с любопытством смотрю на него.
— Злые — это не в смысле плохие, — объясняет он. — Вы склочные, нервные, легко идёте на конфликт, даже будто бы ищете его. У вас мозги промыты телевидением, по которому каждый день твердят, что вокруг враги, и внутри страны тоже враги, и кого-то обязательно нужно ненавидеть. Мы, крымчане, всё-таки реагируем проще.
Я стараюсь отреагировать проще — улыбаюсь.
— Я тебе сейчас пример приведу, — не успокаивается водитель. — У меня небольшой бизнес, лозоплетение. Пишет мне в Фейсбуке предпринимательница из России: мол, хочу инвестировать в производство, мастерскую у вас сделать, набрать местных. Знаю, что у вас с работой сложно, платить буду хорошо — десять тысяч в месяц. А стоило мне ей сказать, что за гроши никто вкалывать не будет, так она такой скандал подняла! Пошла-поехала писать, что вы, крымчане, ленивые, работать тут никто не хочет, одни нахлебники. Видно, что она прямо этой злостью наполнена. А мы совсем не такие.
Я вспоминаю историю, которую слышал уже несколько раз: девочка пришла в одну из севастопольских гимназий с сине-жёлтым браслетом на руке, и учительница публично заставила её этот браслет снять.
***
Воспитанный на книгах Владислава КРАПИВИНА, я люблю Севастополь всем сердцем, ещё даже не увидев его. Как говорит подруга Мария, социолог по профессии, здесь исторически сложилась другая культура поведения, которую можно отождествить с петербургской. При этом Севастополь всегда был российским чуть ли не демонстративно. Новый год встречали по московскому времени — с салютами, шампанским и президентом РФ по телевизору. А киевский, который на час позже, — уже по инерции.
— Дядя живёт в Севастополе, но на праздники поехал в приморский посёлок, к бабушке на юбилей, — рассказывает Мария. — А у неё нет кабельного телевидения, только украинский телеканал. На Путина, естественно, не посмотреть. Когда дядя узнал, что не увидит новогоднее послание президента, обошёл всех соседей, и всем вынес мозги, пока не раздобыл радиоприёмник. Иначе, говорил, не встретить правильно.
В Севастополе живут мои давние друзья. Они переехали сюда четыре года назад — махнули прямиком из Красноярска на старенькой «десятке», которая, как я вскоре убеждаюсь, по-прежнему лихо скачет по местным холмам. Он — артиллерист, закончил военную кафедру в Сибирском федеральном университете и поехал служить по контракту. В прошлом году уволился из армии — после референдума российским военным платить стали существенно меньше.
Оба они сейчас работают в местном отделении федерации лучного спорта. Никакого отделения до их приезда здесь не было — это они его организовали. Говорят, что дети охотно занимаются, а вот сибирякам в сорокаградусную жару приходится тяжко, все мысли только об инфаркте.
***
По руинам древнего Херсонеса бродят туристы и украдкой прячут по карманам осколки мраморных булыжников.
— А давайте я вас на фоне прибоя сфотографирую? — предлагает мне весёлая девушка в футболке с надписью «Севастополь — город русских моряков».
— А давайте, — соглашаюсь я. Потешно выплясываю на прибрежных камнях, пока волны пытаются ухватить меня за кеды, а она подбирает удачный ракурс. За моей спиной — небольшая бухточка. Там, прямо под табличкой «Купаться запрещено», плещутся местные жители. Кажется, это ещё и границы музея, но народ ничуть не напрягается.
— Это для вас достопримечательность, а для нас просто вид за окном, — смеётся она. А потом доверительно добавляет. — Я, правда, иногда думаю: вот приедут к нам немцы какие-нибудь или бельгийцы, придут посмотреть на древнегреческие развалины, а здесь полуголые бабушки. Как-то не по-европейски, что ли.
Мы идем гулять. Серые пятиэтажки сменяются высокими зданиями из инкерманского камня, на Приморском бульваре торгуют бутафорскими тельняшками, через Артиллерийскую бухту скользит паром, над трубой полощется на ветру триколор, но рядом стоит подросток в наушниках, и из них громко играет украинское радио.
Евгений МЕЛЬНИКОВ