Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
ноябрь / 2016 г.

Жизнь и приключения постдока Жозефа в Сибири

«Если верить нашим чешским газетам, да и англоязычным тоже, то в России просто черти какие-то живут, а не люди», — в духе бравого солдата Швейка, своего соотечественника, признаётся постдок Института экологии и географии Сибирского федерального университета ЖОЗЕФ УРБАН. Судя по тому, что в начале этого лета он приехал к нам в Красноярск, верить СМИ наш гость совсем не склонен. Впрочем, как и многие здравомыслящие люди.

Сибирские апельсины, славянские корни и «сто грамм»

Жозеф, заявив родителям, что у него есть возможность поехать в Сибирь, услышал в ответ от мамы следующее: «Поезжай. Там всё хорошо. Мы в школе учили». Правда, отец, побывавший в Москве в самые тяжёлые перестроечные времена, к словам школьницы времён социалистической Чехословакии добавил: «Ну, не всё там и хорошо. Но поезжай. Сам посмотри».

Собственные же познания Жозефа о Сибири в основном тоже были получены в начальных классах средней школы: «Я знал, что зимой здесь очень холодно, а летом очень жарко. Настолько жарко, что даже апельсины можно выращивать. Правда, приехав сюда, так и не понял, где же эти апельсины растут».

Что касается знания языка, то оно тоже, как говорится, оставляло желать. Жозеф изучал русский в университете десять лет назад и запомнил только одно, зато весьма полезное для межнационального общения словосочетание — «сто грамм». Дело в том, что преподаватель русского был большим любителем выпить и во время занятий, как видно, частенько озвучивал студентам свои спонтанно возникающие желания.

Тем не менее, несмотря на такие специфические базовые знания, особых проблем в общении у Жозефа не возникает. Но это и не удивительно — в чешском и русском, как и положено родственным языкам, довольно много схожих слов. Но если говорить о двух наших странах, то здесь картина иная.

На Первом Столбе  (фото научного руководителя Алексея Рубцова)

На Первом Столбе (фото научного руководителя Алексея Рубцова)

Жозеф родился и вырос в деревне. И это была совсем другая деревня, не похожая на нашу. Скорее маленький, состоящий из кирпичных домиков городок с двумя тысячами жителей. Школа, больница, несколько магазинов. А вокруг, на расстоянии двух-трёх километров — деревеньки поменьше с населением в 300-400 человек. Чуть дальше, километров в двенадцати-пятнадцати, три города, в каждом из которых тысяч двадцать-тридцать жителей.

Таких городов в Чехии много. Конечно, много и дорог. И вообще, с транспортными коммуникациями у чехов полный порядок. Разумеется, там совсем нет таких мест, о которых Жозеф с удивлением узнал, посмотрев фильм «Счастливые люди», — о таёжном посёлке Бахта в Туруханском районе нашего необъятного края. Туда, оказывается, можно добраться либо по реке, либо на вертолёте. А в его Чехии до любой точки можно легко и быстро доехать на автомобиле. Тем не менее удовлетворённость жителей Бахты своей жизнью Жозефу вполне понятна, так как он человек скорее лесной, чем городской.

Городок, где вырос Жозеф, окружён лесом. Когда Жозеф родился, его отец работал в лесничестве — пилил деревья, отбракованные лесниками. Однако таскание бензопилы не пошло на пользу отцовской спине, что заставило его переквалифицироваться в столяры. Так что сильный эпический оборот «сын пошёл по стопам своего отца» здесь будет не совсем верен. На выбор, скорее, повлияла мама, которая работает медсестрой в больнице. Она так хотела, чтобы её сын стал доктором, и так много говорила об этом, что Жозеф, как всякий нормальный ребёнок, твёрдо решил: «Стану кем угодно, но только не врачом».

И совсем об этом не жалеет. Даже к «чертям» не побоялся поехать, чтобы посмотреть на дикие, как он выразился, леса.

«Когда мы учились в школе, — вспоминает Жозеф, — нам рассказывали о диких лесах России. Такая красота, такая романтика… Я очень хотел когда-нибудь это увидеть. Но только не как турист, за две недели. Мне хотелось узнать, какие здесь люди, чем они живут. И когда мой руководитель сказал, что Сибирский федеральный университет ищет по моей теме постдоков, я немного подумал и согласился».

Немного о лесах «огородных» и лесах диких, правильных

Постдок Жозеф Урбан — экофизиолог. То есть, по его словам, такой физиолог, который «чуть-чуть понимает физиологию и чуть-чуть экологию». Образование он получил по специальности «Лесоводство и физиология растений» в одном из старейших учебных заведений Чехии в области лесного и сельского хозяйства — университете Менделя в Брно. И сегодня изучает, как влияют на растения экологические изменения и климатические условия.

Но насколько это актуально для Чехии? В нашем представлении там и лесов-то нет. Ну, может, где-нибудь в Татрах? Однако эти горы после бракоразводного процесса Чехии и Словакии остались в Словакии, где леса покрывают процентов сорок территории. Но и в Чехии, оказывается, леса занимают более тридцати процентов, что совсем неплохо для Европы.

Конечно, это не Финляндия. Но уже и не Испания, Италия или Польша. Правда, здесь есть другое, довольно существенное «но» — девяносто пять процентов лесов Чехии выращены искусственно. Как выразился Жозеф, чешские леса выращиваются в огородах. В основном в этих «огородах» растёт ель, которую чехи очень любят. Да и как её не любить, когда из неё, по словам Жозефа, можно делать и шкАфы, и дОмы. Так что ёлка уже занимает треть территории чешских лесов, оставляя по двадцать процентов сосне, буку и дубу. Ну, и берёзе немного.

Естественные же леса сохраняются лишь в заповедниках и народных парках, которые по нашим меркам совсем небольшие. Но надо признать, что для такой страны, как Чехия, их количество довольно велико. К тому же в лесах и живность кое-какая присутствует: несколько видов оленей, кабаны. «И ещё какие-то с Корсики, — добавляет Йозеф, — не знаю, как по-русски. С рогами такими закрученными. И есть птица, похожая на курицу. Очень вкусная». Ну, с птицей сразу удалось разобраться — фазан и в Чехии фазан. А «какие-то с рогами» оказались европейскими муфлонами, то есть баранами.

А вот с хищниками в Чехии проблема — всех медведей и волков перебили ещё в XIX веке. Так что за стремительно плодящимися кабанами приходится следить охотникам. При нападении на поля диких свиней крестьяне на охотников могут даже в суд подать. За невыполнение взятых на себя обязательств. И судя по количеству судебных процессов, возбуждённых за съеденную зверем кукурузу, пока перевес сил на стороне кабанов.

Правда, в последние годы в Чехии стали появляться волки и даже, как это нам ни покажется странным, медведи, пришедшие с горных лесов Словакии. Но это совсем не значит, что охотники в Чехии смогут вздохнуть спокойно — у любителей судиться не только кукуруза, но и коровы, и овцы имеются.

Так что нормальная жизнь чешских лесов, несмотря ни на что, идёт своим чередом, в строгом соответствии со сценарием «кто кого». И задача человека свести к минимуму своё влияние на этот сценарий, помогая природе вовремя среагировать на искусственно созданную, а значит, неподконтрольную ей ситуацию. А потому исследования, которыми занимается постдок Урбан, для Чехии весьма актуальны.

Исследования эти, например, посвящены влиянию на леса засухи, которая случается в последнее время всё чаще как в Европе, так и у нас. И влияние это довольно значительно. Скажем, в Чехии засуха способствует распространению небольшого жука, напоминающего нашего уссурийского полиграфа. Это крошечное насекомое живёт под корой хвойных деревьев и способно угробить растение буквально за один год. Положение усугубляется тем, что этот жук переносит фитопатогенный грибок, способный прорастать в древесину и блокировать ток воды.

В Чехии от этого вредителя спасаются тем, что лесники осматривают каждое дерево и в случае заражения немедленно пускают его в дело — на доски. Или же обрабатывают фунгицидом. Конечно, замечает Жозеф, в «огороде» это возможно, а вот в лесах России, как он узнал, уссурийского полиграфа заметили лишь тогда, когда он сожрал лес на трёх тысячах гектарах. И это при том, что наша пихта (а именно её предпочитает полиграф), по словам Жозефа, обладает исключительной жизнестойкостью. Если в Чехии жуку хватает одного года для завершения своего чёрного дела, то у нас он вынужден держать осаду три года. В первые два смола сильных здоровых растений его просто забивает, и только на третий год дерево погибает.

Конечно, условия жизни растений в искусственных и естественных лесах не могут быть одинаковы. Тем более что и экологическая ситуация, как правило, разная. Одно дело сибирская тайга где-нибудь за тысячу километров от промышленных центров, а другое — лес в густонаселённой Европе.

С коллегой — заместителем директора заповедника «Столбы» Еленой Тропиной на Кутурчинском Белогорье. В руках Жозефа — прибор для измерения сокодвижения растений (фото Петра Урозаева)

С коллегой — заместителем директора заповедника «Столбы» Еленой Тропиной на Кутурчинском Белогорье. В руках Жозефа — прибор для измерения сокодвижения растений (фото Петра Урозаева)

Примером может служить территория, где сходятся Чехия, Польша и Германия. Так как исторически она давно была сугубо промышленной, на ней сжигалось огромное количество каменного угля. Высокое содержание в нём серы провоцировало кислотные дожди, которые разрушали покрывающий хвою воск.

Хвоя со временем осыпалась, и леса погибли. В результате пришлось завозить из Северной Америки определённый вид ели, который только и мог выжить в таких условиях. Но древесина этих американок не шла ни в какое сравнение с той, что была у местных. И сейчас, когда сжигание угля прекратилось, чехи надеются восстановить леса уже со своими, родными ёлками.

Конечно, это будут опять же искусственные леса, а не те дикие, которые так нравятся Жозефу и которые он называет правильными. Однако и «правильные» леса не застрахованы от проблем. Этой осенью Жозеф ненадолго летал в Туру. У нас в Эвенкии, оказывается, неизвестно почему у лиственниц сначала сохнут верхушки, а потом они и вовсе погибают. Конечно, там сейчас стало несколько суше, чем было прежде. Тем не менее никаких паразитов не обнаружено. Никаких вирусов, никаких грибов — ничего.

Нечто похожее и тоже в последние двадцать-тридцать лет происходит и в Чехии, где таким же образом стала погибать ель. Да, гриб есть. Но не больше, чем бывает обычно. Столкнулись с подобным явлением и в Норвегии. Сначала думали, что просто для этих искусственно выращенных лесов изначально было выбрано неправильное место. Но у нас леса «правильные». Видимо, всё же виной всему климатические изменения.

Возможно, в Эвенкии деревья привыкли, что влага, благодаря вечной мерзлоте, всегда рядом с поверхностью. Но мерзлота тает, и вода уходит ниже. И корни, у которых раньше не было нужды, да и возможности расти вглубь, теперь до неё не достают. А это значит, деревьям придётся либо погибнуть, либо как-то адаптироваться, отращивая корни.

«Здесь лучше, чем я думал», или Постдоков по весне считают

Конечно, у молодых растений больше шансов преуспеть в адаптации. Здесь всё как у людей — ребёнок к новому привыкнет с лёгкостью, а старика оно может и доконать. Вот и у Жозефа как человека молодого были все возможности адаптироваться в Сибири быстро и безболезненно, что он без особых усилий и сделал.

Конечно, в этом ему очень помогла привычка к путешествиям и способность позитивно воспринимать окружающее. До России он полгода жил в Шотландии, где любовался вереском и пустынными островами, потом полгода в Соединённых Штатах. Побывал в командировке в Африке, где ему тоже понравилось. «Мне везде нравится, потому что интересно, — признаётся Жозеф. — Но в Африке я бы не хотел жить. Вот в России жить можно. А в Японии только путешествовать хорошо. Понравилось, но жить бы там я не смог — кругом порядок и никакой импровизации. Мне двух недель хватило. И вообще, они нам не друзья. Другое дело русские. Мы с вами очень похожи».

Непоседливый Жозеф в первые же недели в Красноярске успел обойти все окрестности. Много раз бывал на Столбах, где забирался на Деда (наполовину, конечно). Бродил по Торгашинскому хребту, где рвался осмотреть пещеру, но был предусмотрительно остановлен русскими коллегами. Побывал и на Кутурчинском Белогорье — на так называемых Манских столбах. Бывал в Бобровом логу, на острове Татышев и, конечно, на сопках в районе Академии биатлона. Побывал у Караульной пещеры, в посёлке Известковый (где этим августом и был встречен автором на дороге, по которой молодой Астафьев когда-то добирался до переправы в Овсянку). Успел съездить и в Ергаки. А в планах у него посетить Байкал, Хакасию и наш север.

Культурная программа тоже оказалась довольно плотной. Только в БКЗ Жозеф был три раза — посмотрел концерт Красноярского ансамбля танца Сибири, послушал Уральский народный хор и хор Турецкого. В сентябре посетил выставку Андрея ПОЗДЕЕВА, посвящённую его девяностолетию. И вообще, успел побродить по городу, составив о нём довольно оригинальное, на взгляд красноярцев, но вполне обычное для иностранных гостей впечатление.

Дословно им было сказано следующее: «Что мне нравится в Красноярске, так это деревянные домики. Когда к часовне идёшь, там их целая улица. Они старые и уже некрасивые, но мне они очень нравятся. Думаю, как это было хорошо, когда они были новые, красивые. И рядом с органным залом очень красивые дома».

Но вот что у него восторга не вызвало, так это экология. Признался, что несколько раз со Столбов смотрел и не видел Красноярска — такой плотный смог его закрывал. А потому гулять он всё же предпочитает по лесу и по берегу Енисея в Академгородке. Спускался и к Свято-Успенскому мужскому монастырю, где ему тоже очень понравилось.

Итак, в отличие от многих красноярцев, наш гость из Чехии уже практически везде побывал и много что увидел. А потому на вопрос, легко ли ему было вживаться в новые для него условия, ответил утвердительно, признавшись, что даже и не ожидал, что всё будет так легко и просто. «Когда я приехал, — вспоминает Жозеф, — мой руководитель Алексей Васильевич РУБЦОВ ждал меня на машине и привёз в университет. Правда, в университете надо было заполнить сначала одни бумажки, потом другие бумажки, а потом ещё бумажки… Столько бумажек! Нигде не видел столько бумажек, сколько их надо написать в России. Но университет сделал всё, чтобы мы с другими прибывшими с этим справились. Несколько человек нам помогали! Они с нами несколько раз и в город съездили, чтобы везде нас зарегистрировать. Так что в основном сложности создавали бумаги. А так всё хорошо. Есть кабинет в институте, есть хорошая комната в общежитии. Условия очень хорошие. Вообще, здесь лучше, чем я думал».

Конечно, славянину Жозефу освоиться у нас было значительно легче, чем тем же испанцам или индусам. Коллеге из Испании Альберто пришлось целый год учить русский дома. А индусы, как приехали в начале лета, так тут же стали напряжённо ждать зиму. И уже в августе решили, что дождались: «Вот, уже холодно».

Им и с людьми общаться сложно. «Индусы вообще не понимают по-русски, — говорит Жозеф. — Они ходят на специальные курсы в университете. Я на эти курсы никогда не ходил, потому что в магазине или ещё где, меня и так все понимают. А индусам грустно. Они одни и мало с кем могут общаться, только с теми, кто говорит по-английски. Индусы любят ходить в бар. Каждую пятницу и субботу ходят и сидят там весь вечер».

Тем не менее никто из молодых учёных, приехавших в Сибирь в этом году, включая индусов, не унывает. На вопрос, нет ли у кого сожалений о приезде в Россию, в Сибирь, Жозеф с твёрдостью отвечает: «Нет. Вообще нет. Всем очень интересно. Тем более что с работой всё хорошо. Здесь вообще хорошо».

Что ж, пусть переживут зиму, а по весне посмотрим.

Галина ДМИТРИЕВА